class="p1">Он смотрит мгновение на меня, но я не могу прочесть, что скрыто за этим взглядом. Затем он шагает к стене и исчезает в тени.
Вдруг меня вновь осеняет: а ведь эти «скорпионы» умеют делать вещи, которые, как я думала, умею делать лишь я.
Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но ко мне шагает Череп, и я думаю, что эта комната – не лучшее место. Я получу ответы, но прямо сейчас нам нужно уходить. Скорпиус хочет надежно меня спрятать в их шатре. Видимо, ему нужно держать меня поблизости на случай, если что-то изменится, и они решат, что мне нужно умереть.
Ага, этому не бывать.
Но мне нужно безопасное место, чтобы понять, что Тиллео собирается делать дальше. Гартокс мертв, как он и хотел. Торги, если взглянуть снаружи, на удивление, не пострадали, но надеяться, что все продолжит идти своим чередом, просто глупо. Рабовладельцы и убийцы не любят неоконченных историй. Как сказал Скорпиус, они не могут спасти всех.
Череп протягивает руку, словно собираясь взять меня за плечо, но я опережаю его и отступаю в ту же тень, в которой исчез Скорпиус. Я слышу, как Кость выкрикивает проклятие мне вслед, и тут же тени комнаты Гартокса уступают место теням в женской купальне.
Я в напряжении жду, что Череп и Кость последуют за мной – они ведь тоже могут ходить в тенях, но я не знаю, насколько сложно кого-то в них выследить. Я даже не знаю, как я перепрыгиваю через тени на большие расстояния. Раньше я могла лишь проходить из комнаты в комнату.
Черт, такое умение пригодилось бы мне раньше – может, я смогла бы придумать способ, как выбраться из Приюта в тенях. Не то, чтобы мне было куда идти, если бы мне в итоге удалось вырваться из этого места.
Безмятежная тишина раннего утра окутывает меня, словно теплый плащ, и я глубоко вздыхаю. Последние силы, что я берегла для борьбы, покидают меня.
Я стою в темной купальне и чувствую себя опустошенной. В стенах, что я возвела вокруг себя, больше дыр, чем в жестяных старых ваннах вокруг.
Я выхожу из тени, в которую только что сбежала, и провожу ладонью по лицу. Усталость просачивается в самые потаенные уголки моих души и тела, я чувствую себя использованной, изношенной тряпкой.
Я выбираю ванну, стоящую под лучами лунного света у дальнего окна и начинаю набирать ее. Механически распускаю косы, заплетенные Вилик, массирую кожу головы, из которой Гартокс так отчаянно пытался вырвать пару клочьев. К тому времени, когда я выберусь из ванной, уходящая ночь залечит все мои синяки. Я снимаю с себя окровавленную одежду: из-за нагрудной пластины выпадает нож, и я понимаю, что забыла, как прятала его между лопатками.
Я разочарованно качаю головой, вспоминая все, что пошло сегодня не так. Я позволила застать себя врасплох, прижать к стене – но хуже всего, что я забыла, какое у меня было оружие. А ведь я могла использовать его, чтобы покончить с этим гребаным монстром. Может быть, если бы я вспомнила, я могла бы спасти Сеннет.
Эта мысль плывет в моем сознании, как отражение луны в моей медленно наполняющейся ванне. Я рассеянно разглядываю пятна засохшей крови на штанах, оставшиеся после порки, а затем перевожу взгляд на потеки крови на груди, не в силах определить, какая ее часть моя, а какая – Гартокса.
Я абсолютно опустошена – приходится прокручивать в голове каждую секунду этого дня снова и снова, чтобы попытаться переварить все, что произошло. Моя жизнь полностью изменилась, и все же я здесь, в купальне Приюта, где все по-прежнему. Я все еще здесь, я – все еще рабыня. Мое будущее по-прежнему туманно. И все в моем мире перестало значить то, что значило до Торгов.
Истертая до дыр тряпка в одной руке, мыло и шампунь – в другой. Я шагаю в теплую ванну. Вода выплескивается за жестяные края, я погружаюсь в остывающую жидкость и надеюсь, что она смоет ужас этого дня. Я яростно скребу свое тело, не трачу ни секунды, смывая липкие остатки смерти и насилия с кожи. Кровь и грязь стекают с меня, в носу и глазах жжет и пощипывает, и второй раз за сегодня я чувствую, что вот-вот сломаюсь.
Не знаю, может, это потому что я чувствую вину за то, что я не смогла помочь Сеннет и Тарии, или из-за жестокости и трагизма их смерти. Или, может, это облегчение от того, что моя жизнь не окончится так, как я полагала. Но я знаю, что не должна сейчас сидеть в этой ванне, пытаясь понять, что делать дальше. Но я все же здесь.
Я здесь, а Сеннет и Тария – нет.
Слезы стекают по моим щекам и беззвучно падают в грязную воду, как будто моя боль поможет очистить ее от крови и страданий. Я кусаю чистую тряпку, чтобы заглушить рыдания – сегодня я не могу проглотить или отмахнуться от них.
Я открываю в своем сознании двери и впускаю ужас того, что случилось с этими рабынями. Что случилось со мной, с другими, что приходили и уходили на протяжении всего моего пребывания в Приюте.
Зловещее лицо Гартокса мелькает в моем сознании, его слова, полные злобы, звучат в голове, и меня трясет. На моей душе появляются новые и новые раны – а она и так уже изранена настолько, что я не представляю, как исцелиться. Я позволила «скорпионам» взглянуть на них одним глазком и даже не знаю почему.
Как только я упомянула, что сделал со мной Тиллео, я открыла дверь в склеп, в который не следовало заходить. И теперь я пытаюсь запихнуть все воспоминания и эмоции, вырвавшиеся на свободу, обратно внутрь, но они не хотят уходить. Наверное, мне не стоит их винить; кто хочет провести всю свою жизнь в клетке?
Впервые за долгое время я пытаюсь пробиться сквозь стену в моем сознании, которая не давала мне пройти дальше той ночи, когда я проснулась в комнате с клетками.
Может быть, это осознание того, что «скорпионы» помнят меня, придает мне сил?
Я тоже хочу вспомнить. Но все тщетно – я не могу вспомнить ничего нового. Как и всегда: все, что было до той ночи, исчезло. Вот она я, и, как бы мне ни хотелось иного, это все, что есть.
Я вытираю глаза, сливаю воду из ванны и снова набираю ее. Я пытаюсь найти утешение в обычных делах, вроде мытья волос и тела. Я буду мыть их