Я помнила удушающую жару. Держание за руки в грузовике с Саймоном. Мои ноги бегущие через пустыню. Кровь Саймона на моих руках. Стены комнаты давили меня. Я побежала к окну в дальнем конце комнаты.
Мои руки прижались к холодному стеклу, и я выдыхала облачка пара на поверхность окна. Мое затрудненное дыхание сделало город Чикаго расплывчатым. Я закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу. Сзади послышались шаги.
— Ты в порядке? — спросила Лани. Она положила свою маленькую ручку мне на плечо.
Мне удалось улыбнуться. — Да. Знаешь, тяжело видеть это снова, — я оставила их справляться с этим в одиночку. Я сделала глубокий вдох и повернула голову к ним, прижавшимся друг к дружке. — Давай посмотрим, как дела у других.
Лани взяла меня за руку и повела к остальным. Изменившиеся справлялись лучше, чем я, и вскоре потеряли интерес к новостям в пользу пиццы. Как только фотографии начали снова показывать, я заметила копну рыжих волос. Если Моллой был все еще жив, он определенно планировал мое убийство несколькими болезненными способами.
В новостях Мария призывала к расследованию, и я могла понять, почему федералам придется закрыть лагерь. Они могли держать опасных джекеров в тюрьме, но не было причин для задержания детей-джекеров.
После полудня фотограф Марии вернулся в лагерь, но он был пуст. Федералы перевезли всех заключенных, но не было и слова об освобождении кого-либо из них. По правде говоря, о лагере вообще не было слова.
Мария предоставила снимки пустого лагеря, окруженного колючей проволокой и сеткой, но федералы отрицали, что это был лагерь для военнопленных. Я не понимала, как тайный лагерь в пустыне можно было объяснить, но они утверждали, что фотографии были фальсифицированы.
В тот же день флот устроил целое шоу, открывая подвал больницы, только чтобы найти склад с медикаментами. Они открывали каждую ячейку и показывали коробки с перчатками и шприцами, и это разозлило меня так, что пришлось побыть одной в комнате. Конечно, правительство будет скрывать то, что они сделали. Это заставило меня сжать кулаки и пнуть ковер.
У меня все еще был пузырек Кестреля с жидкостью и моим именем на нем, но я не могла придумать, как использовать его, чтобы доказать, что эксперименты на самом деле были. Кестрель либо взял мою ДНК, вводя ее всем детям, прошедшим через больницу, или он уже начал экспериментировать на мне? Был только пузырек с моей ДНК или какая-то сыворотка, которую он уже вводил мне, и это послужило причиной, почему я отличалась от других?
Нет. Я отличалась от других джекеров, но у меня был непроницаемый разум и до встречи с Кестрелем.
Мое видео из подвала и пузырек не были доказательством, что были какие-то эксперименты. Была только лаборатория и пузырек с жидкостью.
Без доказательств дети-джекеры, которых я бросила в лагере, застряли в новой тюрьме федералов. Никто не будет их искать, потому что никто не верит, что они существуют. У меня был шанс освободить их, но я не воспользовалась им. Я спасла несколько читающих, живущих в Рок-Поинт, штат Аризона, но это не было достаточным утешением, когда я представляла, какие ужасы терпели изменившиеся.
Кестрель, казалось, исчез. Не смотря на обвинения джекеров и агентов в больнице, федералы отрицали, что агент Кестрель вообще существовал. Когда группа Марии приехала к нему на квартиру, она была вычищена, словно там никто и не жил. Я не знала, сбежал ли он, или федералы укрывали его, что делало его официально свободным, чтобы он мог продолжать свои отвратительные эксперименты.
В любом случае, Кестрель знал, что я освободила изменившихся и должен был понять, кто стрелял в него дротиками и украл брелок и машину. Он не простит меня только потому, что я оставила его машину в целости и сохранности на парковке больницы. И если он все еще проводил свои эксперименты, он хотел задействовать в них меня.
Я хотела бы уничтожить все настоящие воспоминания Кестреля обо мне, когда у меня был шанс.
По крайней мере, моя семья была в безопасности. Я попросила Марию проверить их, и она сказала, что агенты больше не следят за моим домой. Моя семья также спрашивала обо мне, желая, чтобы я вернулась домой.
Я не была уверена хорошая ли это идея. Даже если федералы открыто не преследовали мою семья, отец, возможно, был не доволен, что я раскрыла семейный секрет на телевиденье.
Было много тех, кого рассердит это.
К вечеру начались протесты. Недовольные читающие собрались у входа в «Триб-Тауэр» и протестовали против опасных фриков, способных контролировать мысли, которых держат на десятом этаже.
У меня были серьезные сомнения относительно движения общественности, пока не начали приходить родители изменившихся. Большинство из них заставили верить, что их дети сбежали, или что они были украдены. Они были взволнованы их возвращением. Изменившиеся не могли притворяться нулями или читающими, но они могли пойти домой. Федералы, казалось, больше волновались об отрицании своей причастности к лагерям и скандальным экспериментам, чем преследованием детей.
Мария разговаривала с родителями, принимая меры, чтобы они забрали своих детей. Всё было хорошо, пока мама Ксандера не выхватила пятнадцать минут славы, заявив, что не хочет его возвращать. Когда Ксандер изменился, он вырубил своего отчима. Вскоре после этого камеры засняли, как Ксандер контролирует продавца, заставляя дать ему мороженое. Поэтому и федералы забрали его. Ему было всего двенадцать, и его мама была бесполезной, яростной алкоголичкой. После ее заявления Ксандер стал ребенком, которому опасно находиться с другими детьми. Протестующие хотели, чтобы его заперли. Кража мороженного сделала его опасным для общества.
Я сказала Ксандеру, что он может остаться со мной.
Когда наступила ночь, изменившиеся были возбуждены тем, какую реакцию вызвали новости и были заперты в комнате. Я старалась занять их, развивая их навыки контроля. У них не было большого опыта, и я должна была постоянно за ними следить.
— Очередь Ксандера, — крикнула я, прерывая спор, возникший среди девушек. Лани шикнула на них, поэтому мне не пришлось влезать в их разумы, чтобы привлечь их внимание. Я этого не делала, даже если это было необходимо, пытаясь, подать хороший пример. По группе пронеслось ворчание, но они дали свое разрешение.
— Помни, — сказала я Ксандеру. — Просто проникни в их мысли.
Ксандер проник во все семь разумов и попытался послать вопрос: «Кто хочет пиццу на десерт?»Его слова отозвались эхом и вернулись обратно. «Пицца! Пиица на десерт!»
У нас уже была пицца на обед и ужин, так что это бесплатно не обойдется. Я влезла в мысли Ксандера. «Полегче, изменившийся. Если бы они были читающими, они бы уже угнали ближайший фургон доставки пиццы».
