Девушка учтиво поклонилась и покинула залу.
Я провела в гостиной всё время до сна. Бездумно смотрела на то, как удлиняются тени, а яркий дневной свет розовеет к закату.
Слёз не было, будто та часть души, что должна была истекать кровью, рухнула куда-то в пропасть. Но я слишком хорошо знала, что это омертвение и усталость лишь временное затишье перед раздирающей болью.
Я знала, что виновата в том, что случилось. Слишком торопила его, слишком много ждала, слишком жаждала получить его здесь и сейчас, опьянённая силой первых чувств и надеждой.
Могла ли я просто великодушно любить его и ничего не требовать взамен? Ждать из года в год, пока его сердце не оттает?
Не знаю, как эльфы, но я не верила, что хотя бы один человек способен на такую бескорыстную любовь. Все мы чего-то ждём, а если ожидания идут прахом, любовь легко превращается в ненависть.
Я не хотела ненавидеть Альвэйра.
Не знаю, зачем я осталась на ночь именно в этом доме. Доме, который должен был стать моим одиноким приютом на долгие века. Я не надеялась, что эльф передумает и вернётся. Просто отчего-то казалось важным, чтобы первая моя ночь в ущелье и последняя прошли под одной и той же крышей.
Чтобы круг замкнулся.
Значительная часть моей одежды осталась на месте, потому, приняв ванну, я без труда нашла чистую сорочку и отправилась в постель.
Я ждала, что сна не будет, но утомление сыграло свою роль. Беспокойная дрёма опустилась на меня под шёпот дикой магии. Теперь в нём читалось удовлетворение — сила полностью одобряла задуманное, а потому больше не изводила меня.
Проснулась я ещё ночью. Весенний сад тонул в ночной прохладе, высоко в небе застыла почти полная луна.
Оставалось ровно восемь дней до последнего дня весны. Почти ровно год пройден.
Поднявшись, я пару мгновений размышляла, стоит ли мне умыться, причесать волосы и переодеться?
Стоит ли написать пару прощальных строк Кэлеану или даже Альвэйру?
Но мысли эти упорхнули призрачными птицами. Лишь воспоминание о леди Бризелль заставило почувствовать укол совести. Она так и не исцелилась до конца.
Но полно.
Если появится такая возможность, если это всё ещё будет важно для меня, я вернусь и завершу начатое.
Тенью выскользнула из комнаты и направилась к лестнице, ведущей под крышу. Символы на коже засветились, магия тихо загудела вокруг, растворяя моё присутствие в темноте коридора.
Босые ноги ступали неслышно. Даже тонкий эльфийский слух не уловил бы и единого шороха.
Подниматься на крышу не было обязательным, но я опасалась, что дикая магия коснётся не только меня, но и слуг, мирно спящих в этот час. А в саду, куда я могла бы выйти, меня могли заметить стражи Дома вереска.
Ночное небо встретило холодом, светом ясных звёзд и луны. Взгляд мой устремился к тёмным очертаниям дворца Альвэйра, застывшего на горных склонах. Мне почудился свет в одной из башен, будто лорд тоже не спал в эту пору.
Я живо представила его бледное лицо, мрачно сжатые губы и прекрасные волосы, что эльф так беспощадно убирал в хвост или косу. Вся тяжесть потери нахлынула на меня с новой силой. Родник боли пробился наружу. Но я больше не желала пить из него.
Забыть.
Стать свободной.
С губ сорвался крик. Магия, вторя моему желанию, ожила. Я ощутила, как связь, что была между мной и Альвэйром задрожала.
Тонкая ниточка, которую я лелеяла все эти месяцы, как самую большую ценность, лопнула с надрывным всхлипом, разводя в стороны наши судьбы.
Больше не жена.
Слёзы покатились по моим щекам, а из груди в противовес тому вырвался смех. Магия полилась из меня, оплавляя кожу, будто горнило металл. Ослепляющая боль застила глаза, но ещё несколько томительных мгновений я помнила себя. Своё имя и его.
А затем меня не стало.
***
Покинув Эльрис в раздрае чувств, эльф отправился искать отца своей матери. Он не совсем понимал зачем, но сожаление от сказанных слов раздирало его всё сильнее с каждой секундой, будто он перешёл ту черту, за которую ступать не следовало.
Мужчина не знал, что делать. Как упорядочить всю ту сумятицу, что творилась в его душе, а потому он искал того единственного, с кем мог поговорить начистоту.
Альвэйр не нашёл Кэлеана дома, что было неудивительно, обязанности жреца заставляли эльфа почти непрерывно путешествовать по ущелью, поэтому лорд оставил сообщение для родича, а сам убрался восвояси.
В пустой и холодный замок, что ещё хранил воспоминания об Эльрис. Её мягких шагах, тёплых руках и негромком голосе.
Ноги сами понесли эльфа в его башню. Он не жил там, с той самой ночи, прячась от воспоминаний, будто загнанный зверь.
Усилия его были напрасны. И здесь в замке, и в промозглом лагере в лесу. И при свете дня, и в ночи. Ощущение тепла её шелковистой кожи, её запах и звуки её дыхания преследовали его, словно мстительные призраки. Словно в ту ночь она заклеймила его раскалённым железом, обрекла на вечные страдания по тому, что он не мог позволить себе получить…
— Ну и ну, впервые за сотни лет упрямый Альвэйр ищет меня, чтобы получить совет, — насмешливый голос Кэлеана прорезал тишину комнаты, в которой уже много часов неподвижно сидел Альвэйр.
Темноволосый эльф мрачно посмотрел на родича, не в силах произнести ни слова.
— Что ты натворил?
— Не знаю, — с трудом, произнёс мужчина. — Возможно, величайшую глупость в своей жизни.
Он ощущал себя больным и огорошенным. Но не мог не отметить, что при всём этом живым, не таким, каким он был до встречи с Эльрис.
— Я расскажу тебе, — его глухой голос утонул в полумраке комнаты. Альвэйр не знал, зачем ему нужна эта исповедь. Жрец говорил ему много мудрых вещей все эти века, но ни к одной из них он так и не прислушался.
Что же изменилось сейчас?
Кэлеан слушал его, не перебивая, хотя не единожды его спокойное лицо искажалось то ли нетерпением, то ли гневом.
— Возможно, я ошибся, и не так уж сильно ты и любишь Эльрис, — только и сказал он, когда голос лорда замолк.
Отчего-то эти холодные, почти уничижительные слова вспыхнули в груди Альвэйра гневом. Хотя он никогда, даже наедине с собой не признавал своих чувств, отрицание их кем-то другим было невыносимо. Будто оно оскорбляло то запретное, но от того не менее сокровенное, что возникло между ним и девушкой.
— Я считал, что в такой ситуации, выбирая между её счастьем и своими муками совести, ты выберешь Эльрис. Но, похоже, я переоценил тебя.
Жрец не собирался щадить его чувств, хотя прекрасно понимал, что Альвэйр и сам изранен не меньше девушки. Но методы убеждения Кэлеана никогда не были мягкими. Он покачал головой, понимая, что его потомок, несмотря на тысячелетия жизни и отношения за спиной, уступал менталисту-Эльрис в понимании чужих душ.
— Муки совести?! — гневный голос Альвэйра разнёсся по пустым коридорам. — А как же Олиэ?
— А что Олиэ? — сухо отозвался Кэлеан. — Она мертва. Как и твоя мать, как и моя жена, как и мой сын, как и твой ребёнок. И этого не изменить никогда. Однако, мёртвые не страдают, Альвэйр, это удел живых. Это наше сердце истекает кровью по ним. А они упокаиваются в мире, если, конечно, не превращаются в мстительных духов. Подобно твоему другу-дракону, которого ты скрывал от меня тысячелетия.
Альвэйр закрыл глаза, уже жалея, что несколько месяцев назад рассказал родичу величайшую свою тайну. Но это было такой малостью, в сравнении с тем, что мучило эльфа сейчас.
Выходит, эти века боли были нужны лишь ему одному? Он сам цеплялся за них, ища в самоуничтожении… что?
— Про Олиэ я могу сказать лишь одно, — не ведая, какие мысли блуждают в голове его потомка, Кэлеан, тем не менее, бил точно в цель. — Она была достаточно мудра и великодушна, чтобы не цепляться за боль и ненависть. Иначе её душа всё ещё блуждала бы среди Серых равнин. А ты… испытываешь вину. За то, что остался в живых. Что не умер вместе с ними. Ты вцепился в боль, будто гончая в добычу, и не хочешь получить исцеление.
