Александр едва заметно скривился от моей формулировки, но это и то было облегчением: наконец-то, хоть какое-то проявление эмоций из-под капитанской маски.
— Что-то вроде. Можешь называть так.
— Нет, так не пойдет, — возмутилась я. — Ну а ты? Разве ты не можешь бросить Лондор? Отправиться со мной на Землю? А?
У Тайлера дернулся уголок губ, как будто он хотел рассмеяться, но так и не рассмеялся.
— И что меня там ждет?
Он больше ничего не сказал, но этого и не требовалось. «Все лондорцы — враги» — было не только моим личным девизом, но и убеждением всей моей планеты. Я ведь прекрасно помнила ситуацию на Одине-III, когда ко мне прицепились земляне, думая, что я лондорка. Если бы Александр оказался настолько глуп (или ослеплен любовью, не знаю) и принял бы мое предложение, что бы ждало его на Земле? Вечная опала? Никакой работы? Вся его жизненная энергия, талант — куда все это? Спустить все это в трубу? Ради чего? Ради меня? Он прав, это даже не смешно.
А ведь Александр не предлагал мне зеркальной ситуации. Он предлагал мне продолжение той жизни, которой я действительно наслаждалась в последние месяцы, предлагал мне службу на «Прометее», полеты и… себя.
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Опустила глаза.
— Прости, — прошептала я, испытывая жгучий стыд.
— Морган, Морган, что же мне с тобой делать, — пробормотал Александр, но, к моему удивлению, весело, а не обиженно.
Я с опаской подняла глаза и посмотрела на него: нет, совершенно точно, не обиделся и не разозлился.
— Ладно, нет, так нет, — бодро подвел итог Тайлер. — Давить на тебя в этом вопросе точно не собираюсь.
— А если по истечении двадцати шести дней я все же решу уйти? — сама не знаю, зачем я это спросила, наверное, всему виной мое природное упрямство.
Александр криво улыбнулся:
— Прикую тебя к койке в своей каюте, — потом все же посерьезнел: — Куда я денусь? Естественно, я тебя отпущу.
Как отпустил свою бывшую жену… Как он сказал тогда в пустыне: «Когда видишь в глазах любимого человека непоколебимое желание уйти, объяснения и долгие разговоры уже ничего не изменят». Почему-то эта фраза отчетливо въелась в память. Отпустит, в этом я не сомневалась. И я стану еще одной бездушной женщиной, разбившей ему сердце. Вот только, в отличие от меня, Элизабет, его не любила.
Я встала, обошла стол и без зазрения совести устроилась у него на коленях, а потом крепко обняла.
— Мне плевать на репутацию, — сказала я, нарушая повисшее молчание, — я всегда была изгоем, мне не привыкать. Но я очень тебя прошу, дай мне эти двадцать шесть дней, которые у нас остались. Не хочу и не могу сейчас ничего решать.
Как странно, до этого разговора мне казалось, что я абсолютно уверена в своем намерении уйти, а сейчас, когда я вдруг осознала реальность и последствия этого решения, я поняла, что на самом деле ничего еще не решено. Но переступить через пятнадцатилетнюю ненависть, живущую в моем сердце, и принять Лондор? Смогу ли я? Даже ради Александра?
— Хорошо, — пообещал Тайлер, — В таком случае, мы отправимся на задание, а с последствиями будем разбираться потом.
— Хорошо, — эхом повторила я. Эти двадцать шесть дней нужны были мне как воздух.
* * *
Не знаю, сколько мы так просидели, молча и просто обнявшись, а потом я, как всегда все испортила.
— Почему так, — задала я, как мне казалось, риторический вопрос, — в «Тринадцатилетней войне» погибло множество людей с обеих сторон, но лондорцы по-прежнему лояльны к землянам, а земляне ненавидят лондорцев?
Я почувствовала, как руки Александра напряглись на моей спине. Что я такого сказала?
— Не стоит об этом.
— Не поняла, — я подняла голову, чтобы встретить взгляд человека, знающего больше меня и явно не желающего делиться этой информацией со мной. — Объясни.
Тайлер закатил глаза, делая вид, что я превращаю муху в слона.
— Ерунда, забудь.
Ну уж нет, в этот раз я так легко не сдамся.
— Каждый раз, когда разговор заходит о «Тринадцатилетней войне», ты бросаешь фразы, значение которых я не понимаю, а объяснять отказываешься, то переводя тему, то сводя все в шутку. Ты, правда, думаешь, я не замечаю? — я говорила спокойно, но прожигала его взглядом. Эти недомолвки уже порядком затянулись, и я нуждалась в ответах.
Кажется, Александр понял, что я не шучу.
— Дело не в самих землянах, — сказал он, уверена, тщательно подбирая слова, — дело в вашем правительстве. Политика.
Я нахмурилась:
— Все еще не понимаю.
Взгляд Александра пробежал по кабинету, словно пытался за что-то «зацепиться» и в очередной раз перевести тему, чтобы уйти от ответа. Я терпеливо ждала, когда же до него дойдет, что я абсолютно серьезна.
Кажется, понял.
— Эту политику Земля начала еще в шестисотом году, — год начала «Тринадцатилетней войны», — и продолжает ее до сих пор. Поддерживает ваш патриотизм, так сказать.
Я моргнула. О чем он? Как может лондорец знать о политике моей планеты больше меня?
— И что же наше правительство от нас скрывает? — со скептицизмом в голосе поинтересовалась я.
Александр смерил меня взглядом и спокойно констатировал:
— Мы поссоримся.
— Почему?
— Потому что ты мне не поверишь.
Еще загадочнее. До сих пор Тайлер был единственным, кому я верила безоговорочно. Что такое он мог сказать, чтобы я решила, что он лжет?
— Позволь мне самой решать, — твердо ответила я.
Я слезла с его колен, отошла и уселась на краю стола, чтобы лучше его видеть. Александр тоже встал, прошелся по кабинету.
Я давно заметила, что когда он думает, начинает расхаживать взад-вперед. Что же теперь? Снова подбирает слова, вот что!
— Что послужило поводом к «Тринадцатилетней войне»? — спросил он меня очевидный, как мне казалось, факт.
Я пожала плечами, не понимая, к чему это сейчас.
— Лондор напал на пассажирский лайнер «Одиссей». На борту было двести человек.
— Двести двадцать один, — поправил Александр, ясно давая понять, что осведомлен об этом событии лучше, чем я.
— Хорошо, — я начала злиться, — двести двадцать один. Какое это имеет принципиальное значение?
Расхаживающий до этого Тайлер поравнялся со мной, сидящей на столе, и остановился прямо напротив.
— Значение имеет то, что не лондорские истребители сбили «Одиссей».
Я замотала головой. Это же бред, полнейший бред. Об этом даже написано в учебниках истории: лондорцы сбили «Одиссей», Земля объявила войну.
— Тогда кто? — я с вызовом вскинула подбородок. — Карамеданцы? Альфакритяне?
