за три дня до бала в честь нового старейшины Вечного совета. Бриан, весьма поднаторевший в ведении хозяйства, обеспечил после долгой дороги должный отдых для Цефеи, а утром быстро организовал плотный завтрак. Он бдительно охранял покой хозяйки дома от назойливых визитеров, раз за разом отказывая им во встрече с Хранящей.
— Вы можете оставить ей записку, — предлагал Бриан, не пуская гостей даже за порог дома. — Уверяю вас, она получит ее сразу после завтрака.
По просьбе Цефеи исключения были сделаны лишь для Рубина и Энифа. Однако, даже они предпочли не беспокоить Хранящую ранним утром и навестили ее после обеда. Избранник Файро, вернувшийся к ученикам после длительного отсутствия, был полностью погружен в их обучение. Все меньше времени он проводил в доме Цефеи, поэтому на какое-то время она была предоставлена лишь себе. Свободное время было решено посвятить работе в совете, а также подготовкой к предстоящему торжеству. Казалось бы, что все приготовления уже произвел Бриан, вовремя позаботившийся о своевременной оплате заказа в ателье, а также о найме извозчика и подтверждении всех необходимых доставок. Однако, Хранящую не тревожила атрибутика предстоящего вечера. Ее беспокоила ожидающая процедура присяги. После разговора с Пифией Цефея окончательно убедилась в невозможности принесения клятвы верности Императору. Несколько раз она желала объяснить ему в очередном письме причины, по которым она не способна присягнуть Сенторию, но каждый раз, едва начав письмо, она убеждалась, что его строки более напоминают оправдание, чем объяснение. Тогда Цефея сминала лист, бросала его в урну или сжигала в камине и всегда убеждала себя в невозможности подобных объяснений с ее стороны.
Однако, за день до бала в ее саду оказался Сатевис. В час его визита Хранящая была в беседке за домом и читала тэлирскую поэму, которую Рубин рекомендовал ей для практики языка.
— Вы много времени уделяете этому языку. — Сатевис поклонился и замер у ступенек беседки, ожидая приглашения Цефеи. Хранящая, отвлекшись от чтения, кивнула капитану и пригласила его присесть напротив. Бриан, уже спешивший к ним, поставил перед Хранящими серебряный поднос с изящным чайничком и двумя фарфоровыми стаканчиками.
— Это позволяет мне отвлечься от всяких тяжелых мыслей. — Пояснила Цефея и принялась разливать зарию по стаканчикам. — Вы никогда не являетесь для разговора по душам. Какова причина вашего визита сегодня?
Сатевис улыбнулся.
— Мне нужно научится заходить к вам в гости без причин. — Сказал он, отпивая зарию. — Но вы абсолютно правы, сирра, я здесь по делу. Завтра я должен сопроводить вас на бал и до сих пор вы не сообщили мне во сколько вы будете готовы.
— Это обязательно? — уточнила Хранящая. — Я вполне способна добраться до замка самостоятельно.
— Никто не сомневается в этом, сирра, однако так велит порядок. — Пожал плечами Сатевис.
Хранящая замолчала, уставив совой взгляд на постепенно отцветающую клумбу. Она задумчиво покрутила в руках стаканчик из тонкого костяного фарфора и тихо произнесла:
— Порядок… — повторила она тихо. — Порядок велит мне завтра произнести слова верности Императору, но, как оказалось, я не могу этого сделать. И осознание моей беспомощности раздражает.
Сатевис, с интересом наблюдавший за Цефеей, неожиданно позвал ее по имени. Хранящая заметила в его взгляде ту же твердость и уверенность, которая была с ним в ночь отравления индамом.
— Мне не послышалось, вы назвали себя беззащитной? — без тени иронии удивился он и покачал головой. — Позвольте мне несколько минут откровенности. — Попросил он серьезно. — Боюсь, что беззащитностью вы называете свою робость, Цефея. Лицемерие — это не ваш путь, этот удел предназначен кому-то вроде меня. Если вы не можете произнести этих слов — не говорите их. Не лгите себе и не вводите в заблуждение прочих. Действуйте, как представляете верным для себя.
— И как, в таком случае, вы представляете завтрашнюю присягу? — грустно ухмыльнулась Цефея. — По вашей рекомендации я должна молчать. Это будет весьма… неловко.
Сатевис откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул.
— Я представляю завтрашний день торжественным и великолепным. Вы бесспорно будете на высоте. Завтра вы будете особенно хороши. Уверен, что сердце подсказывает вам верный путь. Наберитесь смелости следовать по нему, поступайте так, как велит сердце. Кажется, оно у вас весьма мудрое.
Сатевис улыбнулся и поднялся со стула, желая проститься с Цефеей, но Хранящая остановила его. Неожиданная мысль посетила ее голову.
— Сатевис, вы имеете допуск к Императору? — уточнила она.
— Разумеется, если это касается исполнения вашего поручения.
— Тогда, пожалуйста, подождите немного… Я… я должна буду просить вас кое-что сделать для меня. Вам нужно будет передать Императору письмо. Лично в руки. И проследить, чтобы после прочтения оно было уничтожено.
Сатевис не успел ничего ответить, так как Хранящая, все еще находясь в задумчивости, спешно покинула веранду и возвратилась в кабинет. Она села за стол, разгладила лист бумаги и открыла чернильницу. Набухшая фиолетовая капля на секунду замерла на самом кончике пера, но тут же превратилась в изящный росчерк. На сей раз письмо Императору Цефея писала, уверенная, что закончит свое послание в течение часа. Каждое слово письма она нашептывала, будто в действительности вела разговор с Ио и каждый раз, застывая в нерешительности перед началом нового предложения, заставляла себя быть абсолютно честной в каждом написанном ей слове.
«Повелитель, Вы молчите уже более месяца, оставляя без ответа мои письма и обращения. Вы читаете их, однако что-то мешает Вам заговорить со мной. Так позвольте мне вновь обратиться к Вам, но на сей раз с весьма откровенным разговором.
Однако, перед тем как начать, я хочу предостеречь Вас и сообщить, что если мои слова не затронут вашего рассудка или сердца я уже не смогу ничем помочь ни Вам, ни Айре. Мир будет отдан на волю Рагнарека. Я видела гибель мира, Повелитель и в ней нет места руинам или смерти. Там есть лишь пустота и бесконечность. Тьма и спокойствие. Там царит Ничто.
Этот путь Айра не заслужила. Сейчас судьба целого мира в Ваших руках, Повелитель. В Ваших, и Вашей дочери — Этамин.
Мне известно все о событиях, повлекших столь тяжелые изменения в Айре. Я ощущаю приближающуюся агонию мира и всеми имеющимися у меня силами сопротивляюсь зарождающемуся во мне страху. Мне кажется, Вы ощущаете его также явственно, как и я. Обращаясь к Вам, Повелитель, я прошу в час этого удушающего страха подчиниться единственно верному пути и помочь мне возвратить Вашу дочь в Алморру. Только она сможет победить надвигающуюся тьму.
Повелитель, я прошу Вас помнить, что я не Ваш судья и не Ваш палач. Не мне судить и осуждать
