Растеряв самообладание, она кинулась на него, вложив все силы в дикий, почти звериный визг и ряд мелких ударов по лицу и обнаженной, слегка прикрытой порванной рубахой груди. По коже, исполосованной шрамами и редкими рядами чешуи.
И тут же захрипела, легко расцарапав ногтями кожу несильно сжавшихся на её шее, пальцев...
...со слегка выпущенными и опасно загнутыми вниз, когтями.
Глава 12
Пока Каратель нёс разъярившуюся, вырывающуюся пассию, перекинув через плечо, как дорожную сумку, с той пассии стремительно слетели и вся, дорогой ценой оплаченная салонная премудрость, и даже бесплатно доставшийся природный, врожденный стыд.
Девица Радонир вопила... да что там на весь коридор! На весь Дангорт, а то и на весь Остар разносилось пронзительное "Чтоб вас разорвало, нейер! В клочки!" и уж вовсе дикое, утробное "НЕНАВИЖУУУУУ!"
Крепко удерживая хамку под колени, Дангорт коротко пнул носком сапога тугую дверь спальни.
Оказавшись внутри, с размаху шлепнул наложницу ниже спины.
— Не ори, твою мать! — поставив на пол, крепко сжал тонкие запястья одной рукой и, развернув к себе, добавил — Закрой пасть, я сказал! Прибью как крысу!
Ответом были звенящий, злой визг, плевки и... такие ругательства, что услышь их тетка Лима, например, так точно добавила бы к карателевым шлепкам своих, тонким прутом либо мокрой, скрученной жгутом тряпкой.
— Ненавижу! — завопила Амелла, крутясь, вырываясь и не обращая никакого внимания на жгучую боль в запястьях — Чтоб ты вовсе пропал! Червяк вонючий! Разорви те...
Ледяная вода из цветочной вазы остудила пыл.
Девица Радонир, замерев на месте, теперь отплевывалась, стараясь убрать с лица и глаз прилипшие к ним мокрые пряди волос и узкие, белые лепестки ниарских зимнецветов.
— Вы, — прошептала, чавкнув мокрыми туфлями — Спятили, нейер... что ли?
— Идиотка! — рявкнул Дангорт — Где взяла деньги?
В спальне воцарилась тишина.
Почти мертвая, разбавляемая слегка лишь звуками капель воды, падающими на каменный пол из лежащей на столе вазы да легким шумом ветра за окном.
Дыхание девушки было прерывистым и уже почти спокойным. Однако что — то всё же тревожило начинающую засыпать ярость. И это что — то, яркое и совсем уж чужеродное, вдруг обеспокоило посильнее, чем выведшее из себя и Дангорта, и Амеллу безобразное происшествие.
— Не смей хныкать, — резко прервал Каратель и собственное беспокойство, и начинающиеся рыдания — Ничего не выйдет, моя дорогая. Есть ещё тайники по дому? Отвечай!
Притихшая, но всё ещё злящаяся любовница нервно хихикнула сквозь слезы:
— А вы поищите, нейер светлый. Вдруг повезет? Чего найдете, всё ваше.
Вот же дрянь!
Поганая, лживая лицемерная дрянь. Мучает ли её совесть? Ха. Боится ли она чего нибудь... нет, не так как делает это ВООБЩЕ, а ПО НАСТОЯЩЕМУ? Вряд ли.
И ведь не дура же! Прекрасно должна понимать, что если собрать в кучу все её фырчки, демонстрацию пренебрежения, отвращение, неблагодарность, вопиющее хамство...
Да что там! Одного лишь воровства хватит даже для того, чтоб...
...УБИТЬ. На месте. Прямо здесь. И прямо сейчас.
Никаких судов и показательных казней не надо, вынести приговор и привести его в исполнение — дело пяти минут.
Убить, да.
Пристукнуть погань, как ядовитую тварь, и дело с концом. Выдрать из сердца, из тела, из жизни, залечить укус, пока зараза не расползлась по телу. Отправить на встречу с братцем — поганцем, тетушкой и родителями, произведшими на свет такую падаль. В пьяном угаре, не иначе видно, старались...
Только за что этой девке такие привилегии? За то, что всю душу она ему вышоркала до основы? За то, что делала и делает из него непонятно что? За что её так награждать?!
Он, Дангорт, для неё итак много постарался. Хватит.
— Иди, отмойся! — холодно велел, как отрезал — Стерва.
И, выйдя прочь, шарахнул дверью так, что несчастная ваза скатилась со стола на пол, с жалобным звоном разбившись о каменные плиты.
...Амелла и сама отлично понимала, что перегнула палку.
Чего стоило сделать невинные глаза и покаяться? Не убыло бы с неё... Попросить прощения, язык не отвалился б! На колени встать, в конце концов. Ну неохота, да. Но спина ж не переломится. Поплакать? Хотя нет... это как раз таки не помогло. Она пыталась, видят Боги — пыталась.
Только этого змея леденючего даже и детскими слезами не проймешь, не то что её, напускными.
Мама, мамочка... Что же делать — то теперь?
Нейер, видно, и в самом деле обозлился. Не ударил, да. Лучше бы ударил, зло выплеснул. А теперь затаит и...
Всё, что угодно может быть.
Ладно, если убьет. А если выпрет за ворота, что тогда?
Идти ей некуда. И денег у неё больше нет. Там, где брала, в нише за шкафом, в его кабинете есть, да не про её честь...
Выход был только один. Несколько запоздалый, но выход. Или хотя бы намек на него, хотя бы лазейка.
...Итак, покинув купальню, скромно одевшись, причесавшись и напустив на себя вид кающейся перед смертным приговором преступницы, кошечка Мелли отправилась разыскивать Хозяина.
Разумеется, ласковая трепка по загривку или мисочка жирного молока не ждали её, но кошечка и не была дурочкой, чтоб этого не понимать.
