Обрывки ткани, устои морали и оплоты нравственности полетели на ковер, устилающий пол, а в ничем не прикрытую теперь, слабо увлажнившуюся суть проникли почти раскаленные пальцы Дангорта.
— Ааах, — тихо выдохнула Амелла, шире разводя бедра и искренне не понимая, что делает — Ааах, не на...
— Ты сама хочешь, — утвердительный шепот коснулся полураскрытых губ — Течешь как потаскушка...
Крепко перехватив упершиеся было в его обнаженную грудь, руки девушки, нейер крепко сжал её запястья.
Положив раскрывшиеся цветами нежные ладони на полный грызущей боли член, приказал:
— Ласкай его. Сожми. Крепче!
Она подчинилась. Плавая в горячей смеси ароматов желаний, нагревающейся кожи и текущем патокой воздухе, потеряла разум.
Расширившимися, сияющими серебром, затуманенными глазами следила она теперь за тем, что росло и твердело под прикосновениями её рук, неумелыми и жадными!
Разум спал, сон сковал его надежно и надолго, тело же теперь было предоставлено самому себе.
Плоть торжествовала! Жадная и безмозглая, пила она вино наслаждения громадными, безумными глотками, пьянея и начиная гореть...
Не замедляя движений рук, Амелла осторожно последовала за прикосновениями руки Хозяина, тревожащими и будящими, ласковыми и одновременно жесткими.
— Нравится? — прошептал он. Не прошипел, а именно ПРОШЕПТАЛ, и шепот этот рассыпался мириадами искорок и искр, наполняющими тела обоих любовников — Нравится же! Подожди... раздвинь ножки сильнее, я поласкаю тебя поглубже. Так, да. Вот так будет хорошо.
Не отпуская окаменевший, пульсирующий член, наложница сжала его крепче, подушечкой большого пальца тронув влажную головку.
Другой рукой обняв шею Карателя, прикоснулась к изорванным шрамами губам, вырывая из них стон, звериный и протяжный.
— Ласкай его, ласкай, — шептал нейер, тяжело давя поцелуями неуверенные касания — Рукой, вверх, вниз... Открой рот, Мелли. Не сжимай губы. Так... поцелуй меня тоже.
Чуть ослабив хватку, он оторвал пальцы от начинающей закипать цветочной сути, но тут же вернулся, не желая надолго расставаться с усладой. Теряя терпение, жестко раздвинул пухлые складки плоти, нашел клитор, холодный и неотзывчивый в ту, паскудную первую ночь, теперь же — невероятно горячий и нежный.
— Нет, — всхлипнула Амелла, пытаясь отстраниться и свести колени — Нет, так...
— Хорошо? — подушечка пальца Дангорта прижала горячий комочек — Двигайся... И не спорь со мной. Хотя бы сейчас.
Прикосновений было всего несколько, точечных и быстрых словно выстрелы, но их хватило, вполне хватило для того, чтобы девушку начало трясти как в лихорадке.
Стремительно покрывшись испариной, Амелла отпустила шею Карателя и попыталась освободиться от прилипшего к телу платья.
— Да, — выдохнул нейер — Раздевайся, покажись мне...
Помогая ей, сдернул платье до пояса.
Разорвав кружево сорочки, крепко сжал пальцами высвободившуюся грудь, тут же накрыв её губами и прикусив бархатистый сосок.
Сильно толкнув любовницу и, прижав к столу, навалился всем телом.
— Ааах, нейер! — вскрикнула Амелла, сдавив рукой бунтующую мужскую плоть — Хочу... не знаю!
Зато он знал! Знал, чего хочет эта засранка. Отлично знал.
Поэтому, резко отпустив девушку и высвободившись из её рук, раздвинул сливочные, стройные бедра, внутренние поверхности которых блестели от влаги.
Крепко сжав острые колени Амеллы, где — то подспудно боясь отказа, привычных фырчков и холода, быстро и глубоко вошел в перепуганное страстью, радостно принявшее его тело любовницы.
Она застонала, обхватив ногами его бедра и, выгнувшись радугой, позволила наполнить себя гарью и безумием. Потом же, вцепившись в края стола побелевшими пальцами, завыла зверем, исходя быстрыми, первыми судорогами, жаркими и почти больными, теперь уже принимая семя, жестокость, страсть и ненависть любовника всей своей сутью.
— Нейер Дангорт! — выкрикнула в потолок, вздрагивая и тяжело дыша.
— Дейрил, Амелла.
"Хрена тебе спелого, — подумала быстро приходящая в себя наложница быстро трезвеющей головой — Нетушки."
Больше ни о чем думать не хотелось отчего — то... Хотелось просто лежать вот так, раскинув руки, глядя в потолок, ощущая тяжесть тела любовника на себе, и в себе же — успокаивающуюся страсть...
— Нейер, — запустив тонкие пальцы в жесткие волосы Карателя, тихо спросила она — Можно уточнить?
— Чего тебе? — тон был ещё расслабленным, но уже слегка недовольным — Что нужно?
Девица Радонир глубоко вздохнула:
— Вот вы сказали, показательная казнь. Мне там обязательно находиться?
— Какого карацитова зада, — тут же зарычал он, сжав в кулаке снежные растрепавшиеся косы и алея глазами — За что я плачу этим двум бабам? А? Или ты, радость моя, слушаешь жопой все их уроки, или гнать этих дур отсюда надо, раз ничего разжевать не могут!
Девушка хихикнула и положила руки на темные, вновь стремительно раскаляющиеся плечи:
— Да нет же, они всё очень хорошо объясняют! Не злитесь. Я знаю, что это такая вот традиция: женщины... не жены, а женщины, принадлежащие домам нейеров княжества Дангорт, обязаны присутствовать на приемах, торжествах, казнях, похоронах высших... этих... представителей Правительственного Дома, да. Но вы же сказали, что женитесь на мне. Так?
Ответом ей было твердое:
— Даже не сомневайся. Такую змею, как ты, надо держать в кувшине. С крышкой и мешком сверху.
— Ну вот, — продолжила Амелла, сцепив руки на крепкой шее любовника — Женам как? Я так поняла, жена должна дома сидеть, это всякие наложницы и прочие, шастают за хозяевами... Сопровождают. Вроде как на породистом коне приехать, либо в дорогом экипаже. Демонстрация... в общем того, что он богат и имеет вес в обществе. Жена ждет мужа дома! Так положено же?
