Lina Mur - Fifty And One Step Bac

то, но я мотаю головой, прикладывая пальцы к его

губам. Он замирает, а я наслаждаюсь их бархатистой

мягкостью. Ни у кого нет таких нетронутых райских губ, как у него. Ни у кого они не были такими запретными, даже греховными, но я знаю их, словно это мои губы.

— Нет, Ник, просто помолчи и послушай. Я ни разу за

все время не поблагодарила тебя за то, что ты

делаешь, за то, что ты был рядом. Я просила тебя, умоляла, но не думала о том, что ты чувствуешь. Ты

был прав, я не думала о тебе. И ни разу не

остановилась, чтобы поблагодарить. Просто сказать: «спасибо». Спасибо, что ты есть. Спасибо, что был со

мной...спасибо, Ник. Прими мою благодарность и не

возражай. Потому что я хочу это сделать. Потому что я

не знаю, что было бы со мной, если бы тебя не было

рядом, — тихо произношу я, лаская рукой его щеку, проводя подушечками пальцев по мягкой щетине и

любя его. Вот так тихо и незаметно.

— С тобой бы ничего этого не произошло, если бы

меня не было, — отвечает он, но я снова качаю

головой, улыбаясь непониманию моих чувств к нему.

— Марк ведь был прав, это моя вина и только моя.

— Нет. В этом нет ничьей вины, это просто случилось.

Вот так, как восходит солнце и садится. Я умолчала, но ведь то было твоим решением. И я его уважаю, Ник.

Я принимаю его. И я никогда...ни за что на свете бы не

пошла против него. Я услышала тебя.

— Мишель, ты не понимаешь...

— Я всё понимаю, Ник. Да, может быть, до каких-то

взрослых суждений и опыта мне ещё расти. Мне

девятнадцать, и я понимаю всё, буквально всё. А

лучше всего я понимаю саму себя. Ведь до этого, пока

ты не появился, я была в каком-то ограниченном мире.

И эти ограничения я установила сама. Потому что

боялась. Безумно боялась довериться и увидеть

предательство. Шла по бесцветной дороге куда-то. И

появился ты такой яркий, неординарный...сильный.

Всё рухнуло. Всё вокруг меня рухнуло, Ник. И я не

жалею, ни капли не жалею ни о чем. И сейчас я

понимаю, что боль — это ничто по сравнению с

пустотой. Когда внутри пусто, то ты ничего не

почувствуешь, даже боли. А пусто во мне, когда нет

тебя. Ты заполняешь собой меня. Я не чувствовала

боли, когда шла к тебе, совсем ни крупица. Хотя я

знаю, что я...я могу вытерпеть её, но не могу точно

сказать как глубоко, как долго я смогу это выдержать.

Я не знаю своих максимумов.

— Мишель, боль бывает разной. Боль может вознести

тебя к небесам или же бросить тебя вниз на землю.

Боль многогранна. Её палитра поразительна: от

черного до ярко-алого. То, что испытала ты, это

насилие. Это не та боль, которую дарю я. Потому что

моя боль...она прекрасна. Она другая, такая же, как и

ты. Неповторимая. Иногда спокойная и ласковая, иногда невероятно сильная и жгучая. Иногда мягкая, как прикосновение шелка. Но это всё боль. Не нужно

бояться слова. Нужно бояться своих ощущений и тех

людей, которые приносят её неправильно.

— Ты настолько сильно любишь её?

— Я она и есть. Я воплощение этих ощущений. Там, где я всегда присутствует боль. Я несу в себе её.

Наверное, это мое клеймо или же дар. Я не знаю, но я

уверен...точно знаю, что до чего я не дотрагиваюсь, это сразу же испытает боль. Даже ты. Я пришел в

твою жизнь и подверг тебя опасности. Хотя я мечтал о

ней, но не сейчас. Сейчас это стало с тобой рядом

лишним, но я не могу ничего с собой поделать. Она

мне необходима так же, как и ты.

— Ник, почему?

Он отводит он меня потемневший взгляд и глубоко

вздыхает.

— Давай поговорим об этом в другой раз. Сейчас иди, тебе нужно привести себя в порядок. Тебе нужны

силы. Тебе нужна энергия.

— Но я хочу знать, Ник.

— Я расскажу тебе, но только сначала наберись

немного жизненной энергии, а потом я обещаю, что

расскажу тебе и отвечу на твой вопрос, — он

отступает от меня, оставляя одну в своих страхах, и

указывает головой на дверь ванной комнаты.

— Я думаю, пришло время нам поговорить открыто.

До этого мы ни разу не сказать всё точно и четко. И я

готов к своим решениям. Только вот я хочу увидеть и

от тебя...я буду ждать от тебя шага. Потому что у меня

больше нет вариантов, как только ждать. Но не сейчас.

Встретимся за столом, — с этими словами он

разворачивается и выходит из спальни.

Я медленно иду в сторону ванной и закрываю за собой

дверь. Снова я в его футболке, уже свежей. Но я не

могу сейчас отдаться этим открытиям. В голове до сих

пор стучат его слова, его любовь к этой боли. Словно

она живое существо, которое искореняет души и

зажигает их. Я никогда не думала...не относилась к

ней так, как он. Но его тембр такой страстный и мягкий

говорит о многом. Разве он откажется ради меня от

нее? Сможет ли пересилить эти желания? Зачем он

это делает? Почему именно бьет и что от этого

чувствует?

Эти вопросы я жажду ему задать, чтобы понять его.

Хочу глубже войти в его жизни и остаться в ней

навсегда. До последнего вздоха не давать его душе

снова заполонить себя этим черным дымом, который

он излучает. Ведь я знаю наверняка, что он был бы

прекрасным спутником по всей жизни, если бы не был

тем, кого сделал его отец. Неужели гены и правда, так

сильно передаются детям, только ещё ожесточённее

проявляясь в нас? Неужели я когда-то буду такой же, как отец или же мать? Никем в этом мире, с мыслями

только о деньгах и светской жизни. Но я другая, никогда не понимала этого, всегда хотелось играть с

другими детьми. Смотрела на них и завидовала, что

им все можно. А мне нельзя испачкать белых туфелек.

Возненавидела с детства эту всю роскошь, хотя все же

не могу противостоять желанию выделяться.

Отвратно смотреть на себя в зеркало и понимать эту

правду. Отвратно чувствовать себя грязной от своих

мыслей, и не суметь очиститься от неё.

Я открываю кран и, стараясь не намочить бинты, беру

полотенце и обмакиваю его в воде, поднося к

бледному лицу.

Почему я? Почему из всех девушек, он выбрал меня и

так точно попал в цель. В мое сердце, которое никогда

не сможет уже биться ровно рядом с ним.

Не знаю, но попытаюсь всеми силами узнать и жить с

этим. Попытаюсь, ведь и мне другого не остается. Я

выбрала его, и должна теперь доказать ему, что