Lina Mur - Fifty And One Step Bac

время для будущего, Николас? Когда ты сможешь

перестать останавливать себя и окунуться в омут, не

опасаясь ничего? Но ты сам...ты не хочешь, вот в чём

причина. Ты не меня предостерегаешь, а самого себя, уже готовясь к уходу в тот момент, когда

почувствуешь, что я стала частью тебя намного

больше, чем ты думал. Тебе хорошо со мной, и мне

прекрасно, даже не могу подобрать слов для описания

той, кем я чувствую себя рядом с тобой. Я не

встречала в жизни такого сильного и удивительного

человека, как ты. Но ты это потеряешь, если не

простишь своё прошлое. Оно осталось там, как ты

этого не можешь понять? Но ты как безумец

цепляешься за него, вытаскиваешь его, лелеешь его и

живёшь им. Никогда ты не забудешь, я это понимаю, но отпустить и не держаться за него ты можешь. И

поэтому ты постоянно говоришь мне о своём уходе. Ты

почувствуешь скуку рядом со мной, потому что больше

не будет тех эмоций, не будет злости и агрессии. Тебе

нравится она, признай это. Она твоя единственная

любовь, твоё сердце полностью в её власти. И никто, ничто не изменит этого, кроме тебя, — продолжаю я, чувствуя, как поток слов, а параллельно слез из-за

того, что я попадаю в яблочко по виду напряжённого

Ника, приносит опустошённость внутри и отчаяние.

— Ты не понимаешь что несёшь, Мишель! Тебе не

стоило пить гребаное вино! — повышает он голос, медленно поворачиваясь ко мне. — Простить? С ума

сошла?! Никогда в жизни не прощу этого ублюдка!

Если бы он не сдох, то я бы молился о его смерти! Я

бы все сделал, чтобы он отправился в землю! Все, что

в моей власти! И ты не имеешь права вот так

раскладывать мои чувства, которые даже себе

вообразить не можешь! Хочу этого? Уверена? Тогда я

с радостью поменяюсь с тобой местами, чтобы ты

поняла, какого это так жить. Думаешь, я не хочу

прийти домой и увидеть семью? Думаешь...

— Нет, ты не хочешь, — перебиваю я его, отступая, пока он идёт на меня, сжимая кулаки. — Если бы ты

хотел, то ты бы это сделал. И у меня есть пример. Ты

хотел быть богатым, так обернись и посмотри. Ты

добился этого, у тебя получилось. Ты миллиардер, даже больше. Ты мультимиллиардер. А вот

контролировать своё прошлое ты не хочешь, как и

отношения к нему, тебе так удобно. Просто удобно! Ты

играешь во все это! Играешь в плохого парня, да и

только! Я не верю в то, что ты не можешь прекратить

свои мучения, если это правда. Только вот и это ложь, Николас! Эта самая отвратительная ложь, и ты сам

себе врёшь. Тебе никто не нужен, даже я. Тебе пока

скучно, а тут я, с новыми проблемами, которые

подпитывают твою злость. Но я не могу так больше, я

тоже устала от этого. И я хочу тебя. Хочу настоящего

тебя, в руках которого я могу заснуть. Руки которого

снимают с меня прошлое, и выбрасывают его за

пределы моей жизни. Я хочу быть рядом с тобой, вот

таким, Николас. И я согласна, секс прекрасен у нас, как и твои замашки доминанта. Мне нравится, но я не

буду довольствоваться малым. Я хочу все. Всего тебя, Николас. Всего! Моего! Родного и моего! Неужели, не

видишь? Неужели, совсем не чувствуешь, насколько я

готова быть с тобой? Я готова отдать тебе все, что во

мне, лишь бы сейчас ты прекратил противиться

правде.

Я упираюсь спиной в стул, до которого мы дошли и

останавливаюсь, быстро дыша и смотря в глаза

прижавшего меня Ника. Я собрала всю волю, всю

силу, что была во мне, чтобы открыть ему свои

чувства, и не смогла. Ненависть, читающаяся в

глубине его взгляда, остановила меня, охладила меня

и лишила спокойствия. Но я не собираюсь отступать, не собираюсь отдаваться его кому-то, потому что он

мой. Это мои плоды, и я стану той, кто завоюет право

целовать его. Только я и никак иначе.

Мы стоим так, словно два врага, против друг друга.

Наше дыхание шумное, вырывается, как у драконов.

Ни один из нас не готов признать поражения, и этот

адреналин подхлёстывает продолжать давить, выгнать из его души мрак любым способом.

— Уходи. Лучше уходи сейчас, Мишель. Скройся с

моих глаз, — цедит он.

— Ни черта. Я никуда не уйду. Хочешь ударить?

Давай, ударь меня. Ты же разозлился не на мои слова, а на то, что я права. И я не сделаю ни шага отсюда, пока ты не признаешь это, — категорично заявляю я, и

он делает последний шаг, уже плотно прижимая меня

к столу, издавшему скрипучий звук.

Я уже верю, что он меня ударит. Схватит сейчас за

горло и просто разорвёт. Безумство его взгляда

остужает меня, подбрасывая резко куда-то вверх и с

силой швыряя об землю. И я моргаю, теперь страх, который я познала с ним, просыпается во мне, моля о

спасении. Ник расставляет руки, хватаясь за спинку

стула, отрезая мне пути для бегства. Я сглатываю от

напряжения и потрескивающей атмосферы между

нами. В его тёмных зрачках полыхает свечение огня

камина позади нас, и с моих губ срывается

судорожный вздох, я закусываю внутреннюю часть

щеки, только бы не расплакаться, а держаться.

— Я никогда не прощаю людей,если они предали

меня. Я никогда не прощаю людей, причинивших мне

боль и принёсших моей семье страдания, — от звука

его голоса, пропитанного тихой, но такой сильной

злостью, я вздрагиваю, но не отвожу глаз от его лица.

— Если человек сделал это единожды, то это

повторится. Это наркотик. Это болезнь. Неизлечимая

болезнь, которой заражено больше половины

человечества. За ударом всегда следует удар, и он

будет ещё глубже, чем раньше. За предательством, ещё отвратительнее предательство. Наркотики

вызывают привыкания и наслаждение ими угасает. И

чтобы этого не произошло, наказания и удары

усиливаются, извращаются и становятся

бесчеловечными. Это не прощается. И ты не имеешь

права обвинять меня в том, что я не желаю прощать

его за то, что он сделал с моей матерью и сестрой.

— Но с ними все хорошо, я видела это. Только ты

страдаешь. Только один ты мучаешься, — тихо

произношу я. Ник на секунду закрывает глаза, сжимая

руками спинку стула, а я слышу ответ дерева на его

силу.

— Нет, я мучаюсь только с тобой. Ты стала для меня

мучением. С тобой я начал вспоминать это. Ты

вытягиваешь из меня прошлое, и ещё смеешь

обвинять меня в том, что я это не отпускаю. Ты хочешь