Нужно быть тварью, чтобы несмотря ни на что лезть по головам? Тогда все будет прекрасно, да? Не будет мук совести, не будет волнений и боли, тебе просто по барабану на всех и вся.
Но мы не твари, и я больше не могу. Я сделаю все для него, лишь бы вылечить его от этой долбанной болезни под названием «вина».
Руслан посмотрел на меня помутневшим взглядом, провел подрагивающей рукой по моим щекам, смывая слезы, и прошептал:
— Знаешь, как я ненавижу свое прозвище? Ненавижу, как же я ненавижу его. Но гордо ношу. Дань прошлому, и каждый раз это звучало и звучит для меня чертовым напоминанием о том, что я сделал. О том, что заслужил все то, что со мной происходит. До всей заварушки я был «Первым». Просто Первый, Багиров. Командир. А затем начали шушукаться, за глаза прозвали так, а дальше таким и остался, — Руслан опустил голову, утыкаясь в мой живот и закричал. Все тело завибрировало от сковавшей его боли, она острыми копьями вонзалась в сердце, заставляя последнее сжиматься и обливаться кровью.
Как? Как это все пережить? Обхватывая его голову покрытыми потом ладошками, я молилась, возможно, впервые в жизни. Не за себя, а за него, чтобы он смог это пережить, а большего мне и не надо.
— Ты больше не Каин, Руслан, ты просто человек, лучший, первый. Ты мой Первый, Руслан, — губы шептали сквозь постоянные всхлипывания. — Прости себя и отпусти, отпусти эту боль, не нужно повсюду носить ее собой, дай себе шанс, как дал шанс нам.
Во всем, я ведь не обманывала. Только сейчас я могу с уверенностью сказать, что не любила до него. Не то все это было, тусклое, неглубокое, а сейчас. Сейчас до состояния, что готов отдать человеку все, просто все. Только чтобы ему стало легче.
— Я не заслужил тебя, — утробно прошептал. — Ты слишком светлая для моей темной души.
— Глупости, ты заслужил, ты заслужил все, и любить, и быть любимым, — заставила посмотреть на себя. А затем прижалась к его широкому лбу своим, продолжая смотреть в бездонные глаза. Воздух между нами искрил. Тлел. Горячее дыхание обжигало кожу, заставляя последнюю покрываться мурашками. Руслан прижал меня к себе еще ближе, я села на него сверху, крепко оплетая мощную шею. Пробежалась пальчиками по жесткой коже. Она стала для Руслана броней, под которую мне удалось забраться, удалось дойти до цели и постучаться в сердце. — Он тебя простил, Руслан. Если он простил тебя, то и ты сможешь простить себя. Я знала, о чем говорю, ведь я не просто так провела с Максом некоторое время. Люди, которые хотят мстить или ненавидят, не говорят так спокойно и легко о причине своих бед. Они этих людей жаждут придушить, а Макс…он не испытывает ненависти, он пережил это, или я окончательно растеряла свою наблюдательность и женскую интуицию.
— Он просто во многом лучше всех нас. Он смог.
— И ты сможешь, — провела губами по щеке, а затем нежно поцеловала в висок, собирая губами капельки соленого пота.
С того разговора, который обернулся для нас очередным эмоциональным всплеском, прошло несколько дней. Я как охотник в засаде наблюдала за своим мужем, считывая малейшие изменения. И они были. Начались с простого…отказа от алкоголя. Просто однажды утром я не застала ни единой бутылки, припрятанной про запас. Домашний бар опустел, там стояли лишь подарочные упаковки спиртного за несколько тысяч долларов, которые были подарены моему мужчине по случаю назначения. Красивые одутловатые бутылки и в масть к ним бокалы с фирменной гравировкой.
Руслан перехватил мой взгляд и слегка улыбнулся. Я подошла к нему и целовала в уголок рта, шепча.
— Я горжусь тобой, муж.
Он посмотрел на меня с примесью бесконечной благодарности и низким голосом произнес:
— Это я горжусь, что у меня такая жена, — наклонился и поцеловал меня, нежно ведя языком по губе, второй рукой обхватил мою голову, углубляя поцелуй.
— Насть, Руслан, а мы кушать будем? — прервал нас звонкий голосок Миши. Я резко отскочила от мужчины, стараясь привести себя в более-менее адекватное состояние, ведь наша страсть с Багировым оборачивалась всегда моими всклоченными волосами, яркими засосами и синяками. Иначе не получалось. Накрывало конкретно, засасываю в самую пучину разврата. Бесконечным водоворотом губ, рук и языков. И так каждый раз. До сорванного голоса и глубоких царапин на спине.
— Конечно, моя радость! — Руслан все равно прижал меня к себе со спины, впечатывая в свою стальную грудь и прошептал:
— Ночью продолжим.
Наша жизнь плавно вошла в прежнюю колею. От Руслана я узнала, что Феликс пошел на поправку и уже отправился домой. О Максе я не решалась спрашивать, все-таки я ждала, что он сам расскажет, но муж пока что молчал.
Незаметно наступил день, которого я боялась, как огня. Годовщина смерти мамы, прошел год. Этот год, наполненный болью, радостью, печалями, взлетами и падениями, сделал из меня совсем другого человека, способного выстоять перед лицом самой сложной проблемы. Но все это было бы невозможным, если бы не мой муж. Моя опора. Мой оплот.
Руслану я сказала о дате накануне, стараясь скорее себя подготовить морально, нежели его, он предусмотрительно сдвинул все планы, отменил работу, и в назначенный день мы отправились вместе с Мишей на кладбище. Пожалуй, никогда еще я не чувствовала себя так…так обреченно-спокойно, держа за руки самых дорогих мне мужчин. С каждым шагом, приближавшим меня к маме, я начинала мысленно отсчитывать время. Время до того, как расплачусь.
Мишка держался бодрячком, держа в руках огромную охапку ромашек, все, как она любила. Мы подошли к скромной могилке, один лишь крест, ни ограды, ни памятника. Практически стертая надпись на пластиковой панели.
— Здравствуй, мама, — я провела пальцами по надписи. Краска покрошилась вслед за моими касаниями. Мне стало стыдно, безумно. Как будто мама смотрит со стороны.
Она всегда говорила, если не уверена в своих поступках, или не знаешь, правильно ли поступила уже, представь, что на тебя смотрю я.
Я и представила. Нужно срочно поставить памятник. Она заслужила это и еще много чего. Цветы, память. Она заслужила как никто другой. Слезы полились из глаз.
Ни Руслан, ни Миша ничего не говорили, уверена, каждый вел диалог исключительно в голове.
— Мам, я люблю тебя. Ты прости, что я не приходила, прости что так поздно. Но лучше ведь поздно, чем совсем никогда? Ты знаешь, я влюбилась, и вышла замуж, изменилась. Забавно, что этот тот самый парень, которому ты много лет назад дала путевку в жизнь. Теперь мужчина. Все было не зря, мам, все не зря, он стал замечательным человеком. Мы с Мишей под надежной защитой. Все как ты хотела, мам. Я обещаю, все будет хорошо, и я так же представляю, что ты смотришь на меня. Всегда. Что бы я ни совершила. Мне очень тебя не хватает, но я держусь, мне ведь надо держаться несмотря ни на что. Хочется позвонить, как раньше, узнать, как ты, но выход в нашей ситуации не предусмотрен. А еще я обижаюсь, знаешь, почему? Ты мне не снишься совсем, ни чуточки. А я бы так хотела видеть тебя хотя бы во сне. Прости меня, мама, если я тебя огорчила, и за все что не совершила, но должна была. За Мишу не волнуйся, он вырастет таким же прекрасным человеком, как и ты. Обещаю.
Я люблю тебя, мама.
Мы простояли там долго, Мишка расплакался, прижимаясь ко мне, хоть он и очень старался держаться молодцом. А я глотала слезы и ком в горле, кусая губы. Руслан возложил огромную охапку красных роз, купил сам, это позже уже узнал, что она любила ромашки, и я запретила все менять. Розы от мужчины.
Муж поцеловал меня в висок, а затем отошел, подошел ближе к могиле и прошептал одно лишь слово:
— Спасибо.
Мы все благодарны за что-то. Каждый по-своему. Пусть больно, пусть страшно, но…
Нужно уметь отпускать свою боль, проживать ее, позволять ей быть с вами какое-то время, но затем непременно отпускать. Не копить в себе отчаяние, не купировать алкоголем, а просто позволить этому случиться. Быть благодарным за все, любить самозабвенно и искренне. Падать, но потом подниматься.
