Подойдя почти вплотную к громадной кровати, девица Радонир всё же заставила себя открыть глаза и дышать ровнее.
Она боялась. Ну да, боялась. И ещё как!
Только есть ли смысл бояться зверя, если ты уже вошла в его клетку? Если ты уже чувствуешь его дыхание, горячее и прерывающееся от жажды новой смерти на своей коже. Если громадные, загнутые когти уже касаются тебя, а тихое, ласковое рычание тревожит слух...
И если вот — вот порвется та ниточка, именуемая жизнью, а длинные, заляпанные кровью клыки войдут в плоть так же нежно, как тонкий, острый нож входит в мягкий сыр или свежую ветчину...
"Мамочка драгоценная, — девушка закусила нижнюю губу и крепче сжала в кулаке спасительные ножницы — Да он изувеченный... и страшный как карацитова задница! Мамонькиии! Ослепите меня, Боги Светлые! Будьте милосердны!"
Нейер Дангорт тем временем наблюдал за насмерть перепуганной жертвой, навалившись спиной на бархатные подушки, закинув обе руки за голову и скрестив сильные, стройные ноги, затянутые матовой кожей штанов.
Роста Каратель был огромного. Чтоб понять это, не стоило даже просить его подняться с постели.
Длинные, распущенные волосы блестящими, черными реками текли по крепким плечам, обтянутым простой тканью белой рубахи и слегка скрывали лоб и левую половину лица.
Однако же, эта завеса не могла скрыть от заледеневшего страхом взгляда Амеллы ни ужасного шрама, тянущегося от правого угла рта выше, к уху, ни темной, задубленной кожи, ни суженных щелками глаз... почти змеиных, горящих в глубине зрачков жаркими, оранжевыми точками, похожими на огни самокруток, так любимых деревенскими мужиками.
Не в силах больше смотреть и не желая запоминать увиденного, Амелла, издав тихий писк, опустила глаза. И тут же захотела их выколоть себе сама, не дожидаясь помощи ленивых Богов.
Да! Выколоть. Теми самыми ножницами, сжатыми теперь в онемевших в конец пальцах. Отведя, наконец, взгляд девушка принялась смотреть в стену — серую, щербатую от времени, чуть согретую теплом камина и нескольких, грустно оплывших свечей.
— Не нравлюсь, Амелла? — голос Хозяина Дангорта звучал натянуто и слегка насмешливо — Ну и ладно. Что есть, то есть. А вот ты мне, наоборот, очень. Ты и впрямь красавица. Мне не соврали. Раздевайся и иди сюда. Побыстрее.
Девица Радонир, отлепив взгляд от стены, поёжилась. Холодно не было, камин здесь горел как голова в лихорадке, и жарил также.
— Была охота, надо же, — буркнула, сжав ножницы крепче и отступив назад — Побыстрее... как же! Знаете, нейер, что скажу... Хоть режьте меня, хоть ешьте, а не подойду. Хотите — убейте, прям вот сразу. Ой! Простите.
Эти слова вылетели изо рта сами. Такие "выверты" ещё тетка Лима называла "дурной пучкой" и именно за них непослушная девчонка часто бывала бита прутом или мокрым, скрученным в жгут, полотенцем.
"Простите" же родилось уже более осознанно. Застряв где — то на задворках разума добрые советы Нелли и нравоучения Ридд дали сейчас хоть и мелкие, но всё таки плоды.
— Значит, так, — хмыкнул Каратель, поднимаясь — Ну... Дело твоё. Видят Боги, я старался тебя не пугать.
Невозможно объяснить как, но только двигался он быстро. Просто невероятно, как мужчина такого роста и такой комплекции мог быть настолько стремителен и... бесшумен.
Да, бесшумен. Потому что, оттолкнувшись от постели, не задел он даже и стула, стоящего рядом. Да что там! Пламя свечей и тяжелый воздух спальни — не колыхнул.
Амелла пронзительно взвизгнула, оказавшись вмиг сдавленная грубыми руками.
Раскаленные губы накрыли этот визг коротким, алчным, злым поцелуем.
— Не трогайте меня! — завопила девушка во всю глотку, стараясь вывернуться из железной, звериной хватки — Пустите!
— Щщщас, — странное шипение опалило уши — Разбежался! Давай, ори громче. Мне нравится!
Придавив к постели вертящуюся Амеллу одной рукой, другой же вывернув её худенькую кисть, прижал к подушке. Упершись коленом в край кровати, грубо разжал сжатые в кулак пальцы пленницы.
— Это ещё что за дрянь? — отшвырнул ножницы прочь — Вот же!
Быстро перехватив обе руки девушки, сдавил пятерней. Не обращая внимания на крики и рыдания жертвы, содрал нежное кружево с дрожащего даже и не от страха, а от злости, тела.
Девица Радонир шумно выдохнула. Снова коротко и резко взвизгнув, попыталась вырваться прочь. Попытка не увенчалась успехом, и теперь Амелле оставалось лишь всхлипывать, зло и коротко.
— Смотри мне в глаза, — велел он шепотом — Будет легче. Не отворачивайся.
Не видя другого выхода, она подчинилась. Запрокинув голову, пленница уперлась затылком в бархат подушек и смотрела прямо в так напугавшее её лицо и пламенеющие в полутьме зрачки.
— Уже лучше, — прошипел Каратель, отпустив руки наложницы.
Отметив, что тело, неожиданно и остро желанное им, ослабло, а взгляд девушки затуманен, грязно выругался про себя.
Не хотел он так! Но что сделать, если эта дура не желает по хорошему?! Он — то тоже, чем виноват?
— Так, отлично, — теперь шепот его стал громче и приобрел ядовитые нотки — Лежи спокойно.
Глаза девчонки были широко раскрыты и стекленели безразличием. Волосы плескались по подушкам серебристо белыми волнами, сияли, переливаясь в ночном свете. Белое по черному бархату.
Губы, искусанные до крови, приоткрылись, давая путь мелким, четким, прерывистым вздохам.
Раскинутые руки напоминали ветви, на тонких запястьях уже наметились легкими пятнами кровоподтеки. Следы борьбы.
Освободившись от одежды, нейер уперся коленями в простыни и, слегка придерживая ноги девушки, развел их сильнее.
Едва сдержавшись, восторженно выдохнул. Как она всё же красива! Протянув руку, коснулся пальцами тугих, налитых губок и, раскрыв их, нашел маленькую бусинку клитора — сухую и неотзывчивую.
Ещё раз обругав и самого себя, и это чудо, лежащее теперь перед ним, поднял выше колени наложницы.
Как же не хотелось нейеру делать этого быстро! Но медлить было нельзя: задержи он морок дольше, девчонка просто спятит, придя в себя... как это случилось уже однажды. Повторить второй раз? Нет уж, увольте. Проще трахнуть её сейчас, и запугать потом так, чтоб рта открыть не смела, пока ей не будет велено.
Да, может и не придется запугивать? Да! Пара, тройка раз, и эта белесая хамка сама ему надоест.
— Какая тугая, — простонал Каратель, входя в не ждущую его жемчужную суть пульсирующим болью членом и начиная движения — Да твою же...
Она не ждала его. Она не ждала вообще никого, и ничего теперь.
Внутри неожиданно, невероятно и внезапно желанной наложницы было сухо и слегка тепло, как в остывающем после горячего напитка кувшине.
Нежная, сливочная изнанка девичьих бедер, касающаяся его разгоряченной кожи, была прохладной и чужой.
Первые, осторожные движения мужской плоти не вызвали ничего, кроме явного отрицания. Это казалось странно обидным...
Разум, мертвый от морока, спал, но тело прекрасно справлялось теперь и без него, отвергая изо всех сил неприятную помеху. Девчонка не желала этой близости даже телом, почти мертвым... А кто знает, умри она теперь, и то нашла бы способ высказать Дангорту своё к нему отвращение? Да. Скорее всего, так и было бы. Хотя что там предполагать? Так и было, и именно сейчас.
