Ты никогда не станешь нужной, Маша.
Потому что ты никогда не станешь ей.
— Он пообещал, что скоро вернётся и заберёт меня к себе, в Москву.
Комментарий к Глава 11.
Ох, вы даже представить себе не можете, как трудно мне далась эта глава. Казалось, что мне просто слов не хватает, и я впервые стирала сразу по несколько страниц и переписывала заново (и всё равно не осталась полностью довольна).
Вторая часть повествования подошла к концу. Осталась третья, завершающая. И я надеюсь, что там я обойдусь главами более привычного размера, а значит и выходить они будут чаще, чем раньше.
Спасибо всем, кто оставляет отзывы и помните - я всегда им очень и очень рада, так как именно в вашей реакции кроется вдохновение и мотивация писать дальше!
Так же я чуть дополнила визуализацию героев и вынесла в шапку для удобства.
Ну и… вот. Всё.
Пойду успокаивать свои расшалившиеся к концу повествования нервишки)
========== Часть III. Линейная зависимость. Глава 12. ==========
Громкий и пронзительный звук сигнализации вынуждает меня подскочить в кровати, испуганно озираясь по сторонам. За окном — утренняя серость, и скупые капли весеннего дождя жалобно прилипают к стеклу, прежде чем свалиться на карниз. На постели — полный разгром, сваленное на пол одеяло, оставшаяся лежать на уровне бёдер подушка и впечатляющее количество белёсых пятен, выделяющихся на тёмном сатине простыни.
Хочется рассмеяться, потому что память подкидывает мне тот момент, когда все воспринимали с недоумением моё странное желание установить звуковое оповещение не только на вход, но и на несанкционированный выход из квартиры. Тогда я и сам не мог обьяснить, начерта это нужно, зато теперь — понял моментально.
Горький опыт и полная уверенность в том, что Маша не изменит своим отвратительным привычкам.
Может быть, бегает она не так уж быстро, тем более в коридоре, куда я первым делом метнулся ввести пароль и выключить сирену, нет её туфель на высоком каблуке, вчера пинком отброшенных мною в угол.
Другое дело, что бежать она может в самом непредсказуемом направлении. Десять лет назад я потратил полдня, пытаясь найти её.
И не смог.
Приложение прогружается на экране телефона так долго, что меня начинает охватывать настоящая паника, а всё усиливающаяся дрожь в руках мешает одеваться, оттягивая то драгоценное время, которого и так остаётся слишком мало. Я знаю, что на этот раз точно найду её, достану даже из-под земли, если это понадобится, но сама мысль о необходимости снова ждать жжёт кожу калёным металлом.
По той же траектории, по которой ночью проходились её острые ноготки, то дразняще оцарапывая, то вонзаясь со всей силы, до боли и крови.
Серебристая точка маячка начинает успокаивающе моргать на карте как раз в тот момент, когда передо мной уже раскрываются двери лифта. И собственное отражение заставляет меня вздрогнуть, в первое мгновение показавшись стоящим внутри незнакомцем, а потом я поспешно вытираю ладонью оставшиеся на лице следы от её помады, а заодно пытаюсь стереть с себя какую-то ужасно глупую, мечтательную, ребяческую улыбку.
Я добился от неё самого главного — того единственного шага навстречу, о котором так долго грезил. Пусть даже пришлось сделать его самому, поддавшись её провокациям и хрупким рукам, притянувшим меня с решительной злостью.
И теперь, чего бы мне это не стоило, я ни за что не позволю ей снова бегать от меня, играть в эту блядскую, сводящуюся с ума молчанку и делать вид, словно ничего не произошло и всё это ничего не значит.
Значит, ещё как значит. Мы оба знали об этом с самого начала и не забывали все десять лет.
Жаль, что дождавшись друг друга спустя столько времени, пронеся свою влюблённость, зависимость, болезнь через все выпадавшие на нашу долю испытания, найдя достаточно сил, чтобы переступить через обиду и гордость, мы снова допустили ту же самую досадную ошибку, поддавшись чувствам, эмоциям и обоюдному дикому желанию. И снова оставили столь необходимый нам обоим разговор на эфемерное, расплывчатое «потом».
Я до сих пор не могу смириться с тем, что то, первое «потом» десятилетней давности так и не наступило. Не могу перестать винить её в том, что сбежала, не позволив мне объясниться и не оставив нам ни единого шанса. Не могу унять ненависть к себе, оттянувшему самое главное, самое жизненно важное, самое тяжёлое признание до того момента, когда оно уже потеряло всякий смысл.
У меня действительно получается нагонять её очень быстро, а отчаяние, заставившее оторопеть в первое мгновение при виде пустой кровати, постепенно вытесняется едкой и концентрированной яростью, поднимающейся со дна всех эмоций и грозящей вот-вот хлынуть через край.
Думаю о том, как мелкие капли дождя скользят по коже настолько разгоряченной, что кажутся совсем ледяными. Убеждаю себя, что очередной приступ моей злости закончится для нас только по одному из уже заранее известных сценариев: ссорой или диким сексом; но ничто из этого не поможет нам наконец-то разобраться в том дерьме, в которое мы превратили собственные жизни. Вглядываюсь в стремительно движущийся вдоль набережной маячок и напоминаю себе, что ещё год назад просто следить за её передвижениями вот так считал за счастье.
Быстро же ты забыл все данные самому себе обещания, Кирилл.
Просто хочется получить ещё больше. Вслед за сердцем и телом забрать её душу.
Только маячок вдруг останавливается. Идут секунды, а точка так и не приходит обратно в движение, остаётся пульсировать на границе реки и берега. И меня охватывает даже не страх, а самый неистовый, неконтролируемый, первобытный ужас, который холодными и острыми иглами врезается в спину и одним рывком выдирает из меня все внутренности.
Я бегу вперёд так быстро, что лишь единожды захваченный глоток воздуха панически мечется внутри лёгких, царапает, щиплет, пробивает их насквозь, пытаясь выбраться. Пульс ускоряется, ускоряется, ускоряется вместе со мной, каждым своим издевательски-громким и чётким ударом у меня в висках отсчитывая доли драгоценных секунд, которых может не хватить.
Вымощенная новенькой плиткой набережная кажется бесконечной. Огромным чистилищем, сквозь которое мне нужно пройти, и успеть за каких-то пару сотен метров признать, принять и искупить все свои грехи. Бежать по тлеющим углям, по полыхающему огню, обжигающему всё моё тело, по осколкам битого стекла, однажды уже пропитанными моей кровью. И молиться.
Молиться о том, чтобы расплатой за всё, что я натворил, не стала она.
Я не сбавляю скорость даже увидев её, облокотившуюся на перила, безвольно свесившую голову над беспокойной тёмной рекой. Бегу до последнего, как сумасшедший, и ни на мгновение не отвожу от неё взгляд, не позволяя ей больше исчезнуть, растаять, пропасть из моей жизни.
Больше я никогда и ни за что тебя не отпущу, Маша. Даже если ты сама попросишь.
Только на расстоянии нескольких шагов от одинокой фигуры, с развевающимися под дуновениями ветра светлыми волосами и полами светлого плаща, я резко хватаюсь за перила, чёрт знает какой по счёту раз сдираю коросты со своих пальцев об шероховатую железную поверхность, и порезы начинает тут же жечь от соприкосновения с влагой. Тело ещё дёргается вперёд по чистой инерции, но что-то почти неуловимое, невыносимо уязвимое в ней заставляет меня остановиться.
Мне хочется рухнуть перед ней на колени, плотно обхватить руками её ноги, прижаться лицом к животу и плакать, как тому беспомощному и затравленному мальчишке, которого, как я думал, давно уже насмерть забил в себе. Оказалось — нет. Он всё так же тянется к ней, ища своё спасение в тепле маленького тела, в нежном запахе фиалки, в абсолютном и безграничном принятии ею всех его слабостей.
Но сейчас точно не время выплёскивать на неё бурлящие у меня внутри эмоции. Сначала нужно сделать хоть что-то, чтобы помочь ей справиться со своими, парализующими и удушающими.
Следы недавнего приступа видны отчётливо: белоснежное полотно лица с выступившей на висках испариной, резко выцветшие губы, чуть приоткрытые и подрагивающие, будто она что-то судорожно бормочет про себя. Ладони обхватывают перила так крепко, что костяшки пальцев побелели, сильно выделяясь среди чуть розоватой кожи, на которой от холода ярко проступили сплетения голубых сосудов.
