стала причиной очередного крушения. Она устала от чувства вины. И ненавидела живописный остров, ставший для нее тюрьмой.
— На самом деле, у нас очень мало времени, — добавил Джером, блуждая по миловидному лицу изучающим взглядом. — Я скажу точнее, когда выслушаю тебя.
— Хорошо, давай поговорим в постели, — выдохнула она, откидываясь на спинку кресла и потирая затекшую шею и плечи.
— Что, прости? — нахмурившись, переспросил Джером, и до нее с задержкой дошел смысл сказанной фразы.
— Извини, не очень прозвучало, — усмехнулась Лиз без тени смущения. — Я не могу больше сидеть. Мне надо прилечь, — пояснила она и окинула его изучающим взглядом. — И тебе тоже.
Глава 5
Джером
Немного странно ощущать ее голову на своем плече и руки, обвивающие мой торс. Странно и как-то неправильно, что ли. Крепкое и в то же время нежное объятие, знакомое, узнаваемое, но совсем другое. Я не нуждаюсь в утешении, ласке и нежности, я слишком привык к независимости и одиночеству. К борьбе, противостоянию, ненависти. Неуловимая близость, абсолютная и чистая — не для меня. Неловкость, скованность — более подходящие понятия, и мне стыдно, что я не способен дать Эби то, в чем она нуждается, особенно сейчас, когда мы оба потеряли так много. Это был наш максимум, за гранью которого не осталось ничего, что было бы свято. Только мы, но мы не святые. Я точно нет. Мир изменил меня, превратив в «универсального солдата». Эби выбрала удачное сравнение.
Кто виноват? Имеет ли значение? Мы не будем прежними, ничего не вернуть, наше счастливое детство похоронено и не подлежит воскрешению. Я эмоционально выжат. Я забыл, каково обнимать близкого человека просто так, чтобы облегчить его боль, чтобы просто быть рядом, делиться радостью или горем через невинные прикосновения. Я могу и умею заботиться о Джоше, но с ним все иначе. Я обрёл его уже в новой жизни, и между нами нет разверзнувшегося океана, затопившего счастливое прошлое. Он мой маяк, искренний, светлый, смотрящий на мир сквозь кристальную призму незамутненного восприятия. Его не коснулись боль и горе, хотя прошли сквозь него неоднократно. Он другой и никогда не увидит черные и багровые тона, пронизывающие мою реальность. Иногда я завидую ему. Я хотел бы познакомить его с Эби, упорно называющей себя другим именем. Это ее форма защиты. Никто не причинит боль Лиз, потому что она рождена после апокалипсиса. Но я приехал сюда за Эби, за своей сестрой, которую потерял. Падение метеорита, ядерный взрыв или сносящее все на своем пути цунами — любая из катастроф показалась бы нам менее трагичной той, что мы пережили. Я не знаю Лиз, она смущает меня, заставляя испытывать очередную потерю еще острее. Очередную… Нет, оглушительную, сотрясшую до основания, до смены полюсов и полного уничтожения. Реактивная пыль — все, чем я дышу сейчас, пока она доверчиво прижимается щекой к моему плечу.
— Я не знаю с чего начать. Ты останови меня, если занесет в дебри, — просит она. Даже ее голос подвергся невероятным метаморфозам. И она пахнет иначе, не сладостями и ванилью, а чем-то цитрусовым, экзотическим. Ощущение дискомфорта возрастает, вызывая напряжение в мышцах. Она не замечает и продолжает обнимать меня, как в детстве, а мне хочется отстраниться и сказать, что мы давно не дети. Но не делаю этого, не могу. Я помню, как переживал, когда Эмма перестала заходить ко мне перед сном, посчитав, что взрослый мальчик не нуждается в объятиях. Тогда я нуждался. А сейчас они меня душат, причиняют боль. Но я готов страдать ради Эби.
— Начни с того момента, который считаешь важным, — отвечаю, одной рукой рассеяно перебирая ее шелковистые волосы. Они гораздо длиннее, чем были раньше. Я помню, как учился заплетать ей косы, но так и не постиг это сложное искусство. Она была такой маленькой, а сейчас достает макушкой до моего подбородка и носит вульгарные короткие шорты, полностью демонстрирующие ее бесконечные ноги, и футболку-топ, открывающую живот. Если честно, я опешил от смелости выбранного образа. Куда смотрел отец? С первого момента нашей встречи меня не покидало желание одеть Эби и отчитать, раз больше никто не удосужился этого сделать раньше. Эмма точно пришла бы в ужас, увидев дочь в подобном наряде. Я не ханжа и уж точно не праведник или защитник девичей чести, но сложно не заметить взгляды моих телохранителей, смотревших на нее, как голодные церберы. Может, на острове голый стиль уместен, но ей придется изменить своим вкусам, чтобы избежать лишних неприятностей на заднюю точку. Или я все-таки включил режим гиперопеки? Нуждаются ли в нем восемнадцатилетние? Или это тот самый возраст, когда не стыдно и даже нужно ошибаться и познавать мир путем набивания новых шишек на лбу?
— Первые месяцы я провела в больницах, — выдохнула Эби, вздрогнув всем телом от накативших дурных воспоминаний. — Мне пытались спасти руку. Было больно и страшно. Я помню, что звала маму и тебя, но приходил только отец. Наверное, я была в шоке, физическом и эмоциональном. Гектору тоже пришлось пройти психологическую реабилитацию. Он закрылся, а я… Я не помню, когда именно осознала, что произошло. Мы все на какое-то время потеряли связь друг с другом. Папа старался достучаться до нас, сплотить, но и сам сильно страдал. Мы были раздавлены, уничтожены, но вынуждены продолжать жить в совершенно другом мире. По-новому. Внутренне я отрицала случившееся, не хотела смириться. Жила прошлым, воспоминаниями. На второй стадии исцеления ко мне пришел гнев, и он до сих пор никуда не делся.
— Со мной происходило нечто похожее, Эби, — мягко произношу я. — Поиск виновных и желание восстановить справедливость вернули мне желание жить.
— Ты знал своих врагов в лицо и знаешь.
— Я живу среди них.
— Гораздо хуже осознавать, что ответственность за понесенные потери лежит на не сторонних людях, а на самых близких. Истинные масштабы случившегося я начала понимать лет в пятнадцать, когда ко мне пришла способность анализировать факты и события, сопоставив которые я испытала еще один мощный шок. Ты помнишь, что требовал тот человек?
— Тот человек был моим биологическим отцом, Эби, — ставлю в известность бесстрастным голосом.
— Знаю, — кивает она. — Кертис Морган. Объект, которого вел отец, его служебное задание, закончившееся новой галочкой в личном деле. Он работал на спецслужбы,
