со мной.
– А ты думаешь, я охотно верю, что прикасаюсь к тебе? Могу поцеловать?..
– Я не знаю, я же… но это ведь – ты. Ты – восемьдесят пятый. Тебе ли удивляться обожанию девушек?..
– Да. Я не знаю в нем недостатка. И что теперь? Ведь ты – совершенно другое. Я бы предложил погулять по городу, но вряд ли ты согласишься на это в столь коротком халатике.
– А твой внешний вид тебя не интересует? – в привычной саркастической манере усмехнулась я, чувствуя, что почти полностью пришла в себя.
– Мне все равно, как я выгляжу, если рядом будешь ты.
– Вернемся в дом?
– А это не очередная уловка? Вдруг ты запрыгнула на меня, чтобы усыпить мою бдительность?
Я рассмеялась и крепко обняла Гектора, испытывая сильное желание укусить его. Держась за руки, мы кружным путем возвратились в дом, сели на диван друг напротив друга и долго беседовали. Определенно, нам было, что обсудить. Начиная первым впечатлением друг о друге и продолжая взаимными догадками о поведении обоих вплоть до этого вечера.
Соулрайд не отпускал моей руки, неотрывно смотрел мне в глаза, словно я приворожила его, продав душу Мефистофелю. Наше общение один раз прерывалось Генри, уже изрядно выпившим к тому моменту. Он заходил в дом, чтобы проверить, как наши дела, не поругались ли мы, но, заметив, что мы с Гектором держимся за руки, подумал, что текила сделала свое дело, и поспешно удалился, дабы нам не мешать.
От перевозбуждения мне не сиделось на месте. Бывало, прямо среди разговора, слушая голос Гектора, следя за мимикой на рысьем лице, покусывая губы, я в конце концов без предупреждения забиралась на мужчину сверху, прижимала его голову к груди, целовала большой нос и высокий лоб с легкими залысинами.
Знал бы Гектор, сколько раз в течение нашего диалога я представляла, как возьму его за руку и отведу за собой куда-нибудь вглубь дома, где темно и никто нас не найдет, а там уже предоставлю волю своей похоти. Хотя он обнимал меня с таким пылом, что, пожалуй, размышлял аналогично. Так или иначе, оба мы сдерживались, понимая, что сейчас еще не время, и, поправляя одежду, с трудом возвращались к беседе.
– … я подумал тогда: кто она такая, что делает здесь? Я никогда не видел ее прежде, и в то же время, какое знакомое лицо, будто всегда знал ее, заранее знал, что она появится. А ты… ты сидела там, на шестом ряду, придерживая велосипед одной рукой, и смотрела на меня с таким безразличием, смотрела как бы даже сквозь меня. И тогда я не выдержал и решил подойти. Что-то двинуло меня вперед. Сняв шлем, я тут же вспомнил, где видел тебя. В забегаловке на Истон-авеню, куда мы заехали с ребятами, потому что увидели машину Хартингтона. Билл сидел рядом с тобой. Ты ела суп и вся дрожала.
– Твои друзья тогда сказали: как можно есть такие отбросы? И меня трясло. Они будто не видели, что рядом сидит человек, который ест это и все слышит.
– Я видел тебя прекрасно.
– Зачем ты купил тот гамбургер?
– Мне хотелось перекусить, пока они разминают языки. И еще хотелось немного поддержать тебя. Хэнк довольно грубо выражался на счет местной кухни.
– Поддержать меня?.. я была уверена, что никто из вас меня даже не заметил. Я ощущала себя пустым местом. И еще ты… ты стоял рядом, руку протяни – дотронешься. Это сносило мне крышу.
– А когда ты вдруг поднялась и ушла, ничего не говоря, я подумал, тебе стало плохо. Тебя шатало, и вид был болезненный.
– Я увела себя, чтобы никому там не врезать.
– Какая разница, что они говорят? Гамбургер был отличный. Просто они привыкли питаться в других местах. И кстати, по той же причине я прыгнул за тобой в бассейн. Неловко же ей будет там одной, подумал я, почему бы не составить ей компанию? И плевать, что все они подумают.
– Я очень удивилась, увидев, как ты выныриваешь. Не думала, что ты на такое способен.
– Я рад, что сделал это. Ведь если бы я не прыгнул, мы бы сейчас вряд ли друг другу все это рассказывали. Хотя мне все еще не верится, что я могу вот так запросто сидеть тут, держать тебя за руку и обнять в любой момент.
– Но почему?
– Ты еще спрашиваешь, почему? – во весь голос засмеялся Гектор. – Отовсюду я слышал, что ты меня не переносишь. И наяву убеждался в этом. Многие говорили о тебе… разное. Кто-то хорошее, кто-то – полную чушь, будто ты… впрочем, это уже неважно. Сейчас я понимаю, зачем они рассказывали гадости. Ты для них слишком сильная конкурентка. Я наблюдал за тобой, когда ты стала появляться на Гранж Пул Драйв, и все удивлялся, с какой легкостью ты подружилась там со всеми, кого я знаю много лет.
Мне не давало покоя, что ты приходишь к этому… Хартингтону. А ко мне относишься с неприязнью. И все говорили об этом. В открытую. Я слышал – «наша Сара не очень-то любит Гектора». Наша Сара. Как же меня это раздражало. Я не понимал, чем заслужил твою антипатию. Что и когда я сделал не так. Всегда и с любым человеком у меня получалось наладить контакт. Но ты – другое…
– Знал бы ты, каких усилий мне стоило скрывать свои настоящие чувства, мысли… Скрывать ото всех, когда каждый считал своим долгом спросить: ну что, ты видела восемьдесят пятого? Ну как тебе Гектор? Правда ведь, он у нас потрясающий? Правда, Сара? А меня от этих вопросов наизнанку выворачивало. Первое время я даже имени твоего произнести не могла.
– Но зачем? Зачем было скрывать?
– А зачем раскрывать? Кому, кроме меня, это нужно? Прятать слабость – в моей натуре. А ты сделал меня очень слабой. В тот период, когда силы нужны были больше всего. Или ты предлагаешь прямо после гонки подойти к местной знаменитости, окруженной толпой обожателей, и сказать: знаешь, едва ты снял с себя шлем, я забыла, как дышать?
Гектор захохотал, запрокинув голову. Его веселило любое упоминание о том, с каким трепетом к нему относятся горожане, но еще больше ему нравилось слушать, как об этом говорю именно я, с какой интонацией я это делаю.
– Жаль, что я не заметил тебя еще тогда, после тренировочного соревнования. Я бы обязательно тебя приметил. Ты была поблизости?
– О, да. И если бы я не сбежала, Билл наверняка захотел бы познакомить нас.
– А ты сбежала? – опять засмеялся Гектор, раскрасневшись. – Чего ты испугалась?
– Мне больше ничего не оставалось. Твой внешний вид поверг меня… как бы это сказать, в смятение.
Соулрайд слушал с такой жаждой, что сам не заметил, как
