Глава 17
– Я хотела вас спросить кое о чем, – сказала Алекс. Уэлч тащил на плече трехпудовый мешок с фуражом так легко, словно это была буханка хлеба. Неудивительно, что он носил Алекс на руках без всякого труда. Должно быть, с такими тяжестями он имел дело каждый день.
Джо вопросительно поднял брови.
– Где вы это раздобыли? – Алекс потеребила его за рукав.
– Мою куртку? Она вам не нравится?
– Очень необычный оттенок. – О том, что парка делала его соблазнительно мускулистое туловище еще мощнее, Алекс промолчала.
В конюшне сильно пахло сеном и лошадьми. Лампы дневного света были включены, и в дальнем конце Алекс увидела Кари Уэлча, выводившего лошадь из стойла.
– Это голубой цвет университета штата Кентукки. Точнее, его команды «Дикие коты». Я надеваю ее на счастье. – Глаза Джо смеялись. Он открыл дверь комнатки рядом со своим кабинетом и громко крикнул: – А вот отец болеет за городской университет Луисвилла!
Кари Уэлч оглянулся и недовольно махнул им рукой:
– Подождем игры и посмотрим, чья возьмет!
Джо засмеялся, вошел в комнату (которая, как поняла Алекс, служила складом для фуража) и поставил мешок на пол.
– Догадываюсь, что вы говорите о баскетболе, – иронически сказала Алекс.
– Университет Кентукки против университета Луисвилла. Классическое баскетбольное дерби. Ближайшая игра состоится в эту субботу. – Джо вышел со склада, тщательно запер дверь на засов и посмотрел на Алекс сверху вниз. – Я бы посоветовал вам посмотреть ее по телевизору, но к тому времени вы вернетесь домой, а в Филадельфии едва ли удастся поймать трансляцию.
– Угу. – Мысль о возвращении огорчила Алекс, и она знала, почему. Причина заключалась в Джо. Их странные отношения закончатся ничем. Завтра она сядет в самолет, и, скорее всего, они больше никогда не увидятся.
– Эй, Джо, подойди на минутку! Взгляни на копыто Вики! – окликнул Кари.
Джо пошел к отцу, и Алекс – за ним. Большинство стойл пустовало; наверно, лошадей выгнали пастись. Каблуки тонули в мелких опилках. Алекс зашаталась и инстинктивно ухватилась за руку Джо. Тот посмотрел на нее и слегка улыбнулся:
– Высокие каблуки и конюшни плохо сочетаются друг с другом.
– И не говорите.
Они подошли к Кари. Большая рыжая чистокровка оказалась тем самым высоким изможденным жеребцом, за которого Алекс заступалась вчера. Сегодня бедняга выглядел ничуть не лучше. Его влажные карие глаза остановили взгляд на Алекс, и она была готова поклясться, что конь ее узнал. Он негромко фыркнул и ткнул ее мордой в руку. Алекс погладила его.
– Угостите лошадку, – сказал Джо и дал ей завернутый в целлофан мятный леденец. Алекс развернула лакомство, положила на ладонь и протянула коню. Тот взял леденец бархатными губами и начал с удовольствием жевать. Пока мужчины занимались своими делами, Алекс гладила жеребца по голове и бормотала ему что-то ласковое. Джо и Кари со всех сторон осматривали правое переднее копыто Виктори Данса, ощупывали его и обсуждали различные методы лечения.
– Алекс, что вы о нем думаете? – спросил Кари, когда дискуссия закончилась и жеребец вновь встал на все четыре копыта.
– Думаю, что ему не помешала бы хорошая кормежка и курс витаминов, – сказала Алекс. – Или, по крайней мере, две дюжины мятных леденцов.
Джо засмеялся, а Кари покачал головой.
– Юная леди, это будущий чемпион. Попомните мое слово. Не смейся, сын. Если я ошибусь, то до конца своих дней не сделаю ни одного прогноза.
– Самое забавное, что он хорошо знает лошадей и редко ошибается, – сказал Джо, когда Кари увел Виктори Данса. – Вот почему я купил его, несмотря на внешний вид. Кстати, он принадлежит мне, а не ферме.
Последние слова Джо прозвучали немного вызывающе, и Алекс вспомнила, что над Уистлдауном по-прежнему висят тучи.
– Извините меня за вчерашнее, – сказала Алекс. Они шли к пикапу, и Алекс снова вцепилась в руку Джо. Везде здесь если не опилки, так гравий. – Поверьте, мне не легче вашего.
Губы Джо тронула слабая улыбка:
– Не сомневаюсь.
Алекс влезла в пикап. Джо хлопнул дверью, обошел капот и сел рядом.
– Расскажите о себе, – сказал он, включая двигатель и разворачиваясь. Машина накренилась, и Алекс схватилась за дверь.
– Каково это – расти в сказочно богатой семье?
– Не так весело, как вам кажется. – Алекс откинула голову на спинку сиденья. – Когда я была маленькой, у меня была куча игрушек, а когда подросла – куча одежды и дополнительных уроков. Теннис, гольф, горные лыжи, фортепиано, танцы –всего и не перечтешь. Можно иметь множество вещей и ездить куда угодно, но со временем это перестает иметь значение. По крайней мере, для меня. Я всегда была богатой. Не думаю, что это плохо, но…
– Вы привыкли к этому.
Когда пикап вырулил на дорогу, Джо слегка хмыкнул:
– Вы ходили в школу?
– Конечно, ходила. Школы были закрытые. Шипли, Пансионат де ла Шассо в Швейцарии и «Ле Рози». Богатые дети всегда учатся в закрытых школах. Это отличает их от всех прочих.
Джо смерил ее пристальным взглядом.
– Где ваша мать? Она жива?
– Да. Она перещеголяла отца: замужем в седьмой раз. Теперь она живет в Австралии. Мы видимся нечасто, иногда она звонит. Во-первых, она не может смириться с тем, что у нее взрослая дочь. Это заставляет ее чувствовать себя старой. Во-вторых, она не выносит Нили. Точнее, не самое Нили, потому что она ее никогда не видела. Ее возмущает мысль о Нили.
– Как это?
– Моя мать была второй женой отца, а мать Нили – третьей. Мать до сих пор считает, что та украла у нее мужа. Похоже, до нее не доходит, что на месте матери Нили могла оказаться любая другая. Мой отец любил молодых и красивых женщин. Когда они переставали быть молодыми и красивыми, он от них избавлялся.
Джо смотрел на нее с любопытством.
– А с кем вы проводили лето, Рождество и другие каникулы? С отцом или с матерью?
– То с одним, то с другим. А чаще ни с кем. Иногда жила у подруг, иногда в одном из наших домов, но без родителей. Они были заняты своими делами, а я своими; конечно, всегда были слуги, которые присматривали за мной.
– Похоже, вам было одиноко.
– Мне нравилось одиночество. А когда появилась Нили, я проводила каникулы с ней. Ее мать погибла, когда Нили было шесть лет, и я осталась единственным близким ей человеком. Никто из сменявших друг друга мачех не желал брать на себя эту обузу. У некоторых были свои дети, а те, у кого их не было, не пылали материнскими чувствами.
– Понимаю. Я видел вашу последнюю мачеху. Должен признаться, я не могу представить ее в роли матери Нили или кого бы то ни было.
