У «доджа» осторожно (или ему показалось?) приоткрылась левая передняя дверца. Приглушенный голос уточнил:
— Это ты, Кваква?
— А кто же еще, господин хороший?! В такое время да в таком месте.
— Дело, говоришь, сделано?
— Как и договаривались.
— Ну, молодец!
— А вы, господин хороший, обещанное привезли?
— Неужели сомневаешся?
— Поздние рога обгоняют ранние уши, — витиевато выразился Кваква.
— Что еще за шарада?
— Зачем вам, господин хороший, глупая мудрость чернокожих?! Давайте деньги и разойдемся.
— Нет вопросов, — сидящий до этого момента в авто Хлоуп неспешно поставил ногу на асфальт.
Вылез. Выпрямившись, лениво потянулся:
— Ох, и устал за день! Мышцы совсем одеревенели.
— Господин хороший, — в голосе Кваква послышались истерические нотки. — Вы расплачиваться собираетесь?
— А как же! Долг ведь красен платежом, не так ли?
— Где они?
— Кто?
— Не темните! Где мои деньги?! — по интонации можно было понять, что Кваква теряет терпение.
— Здесь, в машине. Они — у моего друга. Я поостерегся ехать на встречу сам. Мало ли что… убийце может придти в голову.
— Забирайте монету у приятеля и гоните сюда! Мне некогда.
— Уносишь ноги? Ну, ну! Счастливого, как говорится, пути!
После этих слов Хлоуп повернулся спиной, наклонился в салон и сказал:
— Давай наличность!
— Всю? — уточнили из машины. Кстати, голос Кваква показался знакомым. Но было не до акустических экспертиз.
— Да! Эти четыре тысячи, до последнего цента, принадлежат вон тому удальцу.
Хлоуп снова выпрямился и двинулся в направлении Кваква. Тот напрягся: наступал кульминационный момент. Четыре штуки — достаточно большая сумма, чтобы ради нее пойти еще на одно убийство. Тем более, время позднее, а место — безлюдное.
С другой стороны, они оба прибыли на встречу с подкреплением. Безусловно, будь Хлоуп один, ничего не стоило бы огреть его по башке, вытрясти карманы — и поминай, как звали. Впрочем, и это не сильно умно. Отправляясь на подобное рандеву, лишнего, как правило, в портмоне не кладут.
Между тем, Хлоуп, держа в руках конверт, вплотную приблизился к явно заждавшемуся чернокожему. Последний уже было собрался протянуть руку, как у него в кармане вдруг заиграл бравурную мелодию телефон. Номер, кроме Хлоупа, знал только один человек. «Какого черта Ндоу развлекается? — подумал Кваква. — Выбрал момент!» Хотя вряд ли тот станет звонить без крайней нужды. Вдруг хочет предупредить о грозящей опасности?
Кваква сунул руку в карман. Прежде чем поднести трубку к уху, незаметно повел глазами окрест. В зоне видимости — никого. Неужели ложная тревога? Или Ндоу со своего наблюдательного пункта видит то, что взгляду Кваква не доступно? Кстати, а «додж»?! Кваква поднял взор на автомобиль. И облегченно вздохнул — все в норме. Пассажир спокойно, не двигаясь, сидел на заднем сидении.
— Алло! Чего тебе?! — поднес мобилку к уху. И в то же мгновение почувствовал безотчетный страх. Глаза, как сквозь узкую смотровую щель танка, увидели умирающую ночь. А затем, кажется, его голова разлетелась на мелкие кусочки. Удара об асфальт Кваква уже не почувствовал.
Не поря горячки, Хлоуп подобрал уроненную чернокожим мобилку, сунул в собственный карман. Обшарил одежду. Одобрительно хмыкнул, найдя в потайном «пистончике» восемь 100-долларовых купюр. Прихватил и удостоверение личности.
Достал из своего кармана маленькую стрелу и флакончик. Открыл его и обмакнул наконечник в жидкость. Неглубоко вонзил острие в безвольную кисть Кваква. Поднялся с колен, отряхнул брюки и направился к «доджу». Мимоходом взглянул на часы: управился меньше чем за четыре минуты. Оглянулся. Сквер был пуст. Из-за туч выглянула Луна и, как будто испугавшись увиденного, вновь спряталась.
Он подошел к автомобилю, сел. Запустил двигатель. На первой скорости обогнул сквер, настороженно вглядываясь в темноту.
— Полный порядок! — удовлетворенно переключил коробку передач.
И покатил в направлении к складам. Зарулив за одно из строений, приблизился к самой воде, яростно плещущейся далеко внизу. Остановил машину. Вылез. Немного постоял, как бы размышляя. Потом открыл заднюю дверцу. И рывком выдернув из салона пассажира, резко толкнул того в водоворот, который в этом месте крутила бешено несущаяся река. Вынул что-то из кармана и тоже швырнул в стремнину.
— Это называется «концы — в воду», — хохотнул, усаживаясь поудобнее в авто.
Щелкнув ключом, владелец «Большого и розового» заглянул на кухню. Здесь в конце трудового дня, прежде чем наводить блеск в заведении, на традиционные двадцать минут перекура собирался персонал — переброситься словом, немного перекусить. Что касается рюмочки, то ее по обычаю пропускали позже — перед самим уходом.
— Заканчивайте без меня! — обратился Пипо к шеф-повару.
— Уже уходите? — полюбопытствовал тот.
— Нет, еще побуду. Закроюсь в кабинете. Уходя, не беспокойте. Мне нужны тишина и покой. Заведение закрывайте, я покину его через запасной выход.
— Все будет выполнено в точности, шеф! — Повар повесил на стенку разделочный нож чуть поменьше меча.
Пипо прошел узким коридором, окрашенным в пурпурные с розовыми тона, завернул за угол и уперся лбом в табличку «Владелец и директор». Зашел внутрь. В маленьком закутке места хватило только на то, чтобы втиснуть тесаный стол, кресло-вертушку, пять стульев, шкаф с утопленным внутрь телевизором, сейф и небольшой бар. На столе стояли телефон, настольная лампа в виде раскрывшегося цветка лилии на неестественно толстой ножке, а также лежали нескольких накладных, придавленных старомодным чернильным прибором. С недавних пор, к неописуемому удивлению персонала, здесь появился еще и компьютер.
Хозяин кабинета бухнулся в кресло, жалобно заскрипевшее под его весом. Потратив немало усилий, выудил из бездонного кармана-кошелки миниатюрный цифровой диктофон. Индикатор показывал, что до конца записи оставалось чуть больше трех минут. Ровно столько он не успел дослушать днем после ухода Клода с товарищем. Ничего, сделает это сейчас. Хотя убежден, ничего интересующего его заказчика — богатенького арабского Буратино — опять не будет. Пипо включил «цифру» и тут же услышал голос давешнего клиента.
— Неплохо я придумал — поместить диктофон в вазу с цветами, — удовлетворенно хмыкнул Пипо. — А то прошлый раз сунул под столик, так, кроме музыки да непонятного бормотания, почти ничего нельзя было разобрать. Теперь же — шик. Шейх останется довольным.
