Пожалуй, это уже было весьма ощутимое оскорбление. Он никогда никого не недооценивал, особенно женщин. Он всегда признавал, что из всех божьих созданий женщины — самые опасные: они жестоки, умны и в конечном счете приносят боль и страдание. Но он не мог сейчас произнести ни слова, чтобы опровергнуть ее обвинение!
— Но, думаю, в конечном счете, это все не так уж важно, — продолжала она. — Вы очень разозлили моего мужа. Если вам повезет, то он просто отправит вас завтра утром обратно к вашему господину. Конечно, если до того времени вы чудесным образом не исцелитесь и не скажете лорду Хью, где находится драгоценный сосуд.
Она помолчала, ожидая ответа, но увидела лишь тупой, бессмысленный взгляд шута.
— Но вы не можете этого сделать. Я уверена в этом. И вовсе не потому, что вы якобы не способны говорить. Я подозреваю, что вы тешите свое дьявольское самомнение, стремясь досадить тем, кто оказался невосприимчив к вашим ужасным стишкам и непрерывному звону бубенчиков. Но вы не сможете сказать, где кубок, просто потому, что вы этого не знаете.
Он быстро поднял голову, тупое выражение мгновенно слетело с его лица, и леди Изабелла улыбнулась всепонимающей, тонкой улыбкой.
— Совершенно верно, — сказала она насмешливо. — Я не знаю, откуда он взялся под кроватью моей дочери, но можете быть уверены, что там его нет больше. Он будет возвращен моему мужу, и уже его дело решать, которому из жадных негодяев он достанется — королю или аббату. Но уж точно реликвию больше не стащит ни лживый шут, ни трусливый священник.
Итак, кубок у нее! Умная женщина! Но все же и она сделала фатальную ошибку, недооценив его! Дверь закрыта, никто не знает, что он тут, в ее спальне, а ее крики так легко заглушить. Он слишком многое терял, чтобы позволить такой ерунде, как совесть, помешать ему.
Он шагнул по направлению к ней, его лицо приобрело угрюмое, угрожающее выражение, но Изабелла даже не Шевельнулась. Спокойно глядя на него, она спросила:
— Вы хотите задушить меня, мастер шут? Заставить сказать вам, где находится кубок, чтобы потом сбежать с ним и отнести своему коронованному хозяину? Странно, вы совсем не похожи на убийцу. Я не так уверена насчет этого ребенка, который все время крутится вокруг моего мужа. Если бы юный Гилберт стал угрожать мне, я бы спасалась от него бегством. Но я не верю, что вы и в самом деле способны на убийство.
Какой же она была наивной дурочкой! Он сделал немало зла разным людям за свою жизнь, стараясь получить то, что хотел. На его счет она ошиблась, хотя каким-то образом догадалась, что под невинной внешностью Гилберта скрывается человек гораздо более опасный, чем он.
Николас гордился тем, что в некоторых ситуациях может быть так же опасен, но до сих пор он никогда не поднимал руку на женщину. И, если честно, вовсе не был уверен, что сможет начать с матери Джулианы.
— От вас можно с ума сойти, — сказал он чуть хриплым после долгого молчания голосом. — Вы почти так же раздражаете, как и ваша дочь.
— О, так ваш голос к вам вернулся. Я потрясена, — сказала Изабелла, весело глядя на шута. — Только я не думаю, что раздражение — это именно то чувство, которое вы испытываете к Джулиане, признаете вы это или нет.
Он пожал плечами и, подойдя к кровати, уселся. Больше ему нечего было терять, в долгом пути капелька честности могла послужить ему так же хорошо, как горы лжи.
— Я действительно хотел переспать с ней, если вы это имеете в виду. Она лакомый кусочек, а у меня давно не было женщины. Но это все, больше ничего нет.
— Что ж, тогда вы, возможно, и в самом деле дурак, каким стараетесь казаться, — сказал Изабелла задумчиво.
— Вы можете отдать мне кубок, — предложил он. — Король получит его все равно, так или иначе. А это будет самый простой путь. Я исчезну, никто никогда не узнает, что он был у вас, и ваша дочь будет спасена.
— Я так не думаю.
— А я полагал, вы готовы на все, чтобы защитить свою дочурку, — насмешливо протянул он.
— Вы правы.
— Я мог бы заставить вас. Вы думаете, что я щепетилен в выборе средств. Это верно, что я предпочитаю использовать мозги, а не силу. Нет ничего забавного в том, чтобы причинять боль тем, кто меньше и слабее тебя. Точно так же, как нет ничего приятного в том, чтобы быть избитым тем, кто больше и сильнее. Но я всегда поступаю так, как нужно, нравится мне это или нет.
Однако его слова явно не произвели на Изабеллу такого впечатления, на какое он рассчитывал. Она не испугалась.
— Вы ничего мне не сделаете. Вы не убийца и не насильник.
— Даже ради спасения моей жизни? Если вы обо мне такого высокого мнения, почему в таком случае гоните прочь от своей дочери?
— Вы любите ее?
Вопрос показался ему настолько нелепым, что он откинул голову и громко расхохотался.
— Любить женщину? С какими же мужчинами вы, интересно, имели дело? Не для таких, как я, влюбляться в кого-нибудь. Подобную роскошь вообще немногие могут себе позволить. Если бы у меня была возможность, я бы просто забрался под юбки вашей дочери, и на том дело бы и закончилось. Так где же этот чертов кубок?
— Священный кубок, — поправила его Изабелла. — А что бы вы предпочли: мою дочь или кубок?
— Не думаю, что вы предлагаете серьезно, — криво усмехнулся Николас, — но тут нет для меня вопроса. Конечно, кубок. Джулиана — приятное развлечение, но не настолько, чтобы жертвовать ради нее моим будущим, а может быть, и самой жизнью. Король желает получить кубок, и я намерен во что бы то ни стало принести его ему.
— А если я расскажу мужу о ваших планах? Если я расскажу ему о нашем серьезном разговоре, без стишков и дурачеств? Что тогда?
Он легко, одним гибким движением поднялся с кровати. Она не отдаст ему кубок, точно так же, как и свою дочь. Хотя, если честно, он не был уверен, что именно выбрал бы. Вполне возможно, что дочь. Кубок ждал так долго, мог бы подождать еще немного.
Но, судя по спокойному лицу Изабеллы, она, скорее всего, хорошо его спрятала, чтобы Николас не смог его скоро найти, а применять силу преждевременно. И потом, как ни крути, у него есть определенные пределы, за которые он не станет заходить ради короля. И даже ради себя самого.
Он направился к двери своей ленивой кошачьей походкой.
Невинность дочери твоей
Дар — достойный королей,
Пусть мир безумцем назовет,
Шут без труда его возьмет.
Он открыл дверь и… замер от ужаса.
Конечно, все могло бы быть гораздо хуже. Например, за дверью мог стоять граф Фортэм с отрядом вооруженных рыцарей или вечно всюду сующий свой нос священник, готовый снова взяться за плеть, чтобы проучить лжеца.
