На сей раз я не слишком ошибся. Габриэль согнуло пополам от душевного удара кулаком в живот. На секунду он растерялся, но быстро собрался, вскинулся и яростно сбил моего брата с ног, придержав его за шкирку у самой земли. Затем заломил пытающиеся сопротивляться руки и выполнил поперечный захват. Судя по ошалевшему лицу Билла, не я один офигел от приёмчиков француза.
Похоже, в этом помещении только у меня одного не было секретов. Брат извивался змейкой, багровея от напряжения и пытаясь укусить друга за шею, но тот каждый раз ловко уворачивался, тем самым ещё сильнее взвинчивая его. Сделав подлую подножку, Биллу всё-таки удалось разбалансировать Габриэля и освободить одну руку. Выцарапать глаза, вцепиться в горло и перекрыть дыхание, или просто вмазать по морде – так бы поступил даже я в подобной ситуации, но Билл выбрал другой путь в решении проблемы. Как всегда неожиданный, но очень эффективный, надо признать. Столкнувшись лбом с французом, он лизнул Габриэля от подбородка до носа. Брат хищно улыбался, наслаждаясь потерянностью француза, который, однако, имел полезное в быту качество – быстро брать себя в руки. Он ответил такой же псевдо-улыбкой, бережно положив ладонь ему на макушку. Парочка ненормальных. Билл расслабился, ведь он не видел, что в это время француз аккуратно наматывает его волосы на свой кулак. Рывок вниз и пронзительный крик, эхом отразившийся от стен. Конечно, брат давно без особого напряга мог бы вырваться и навалять лягушатнику по первое число. Несмотря на высокий рост и куда более убедительную комплекцию, Габриэль априори уступал ему в искусстве боевых навыков. Билл не боялся вызвать подозрения, он просто не хотел сопротивляться. И если его друг мог только догадываться об этом, то я знал наверняка. Рот Билла был атакован очередным поцелуем, на этот раз совершенно иным. Дерзость, превосходство, желание уничтожить и обладать безраздельно – вот что ставило этот танец жалящих языков. Оставив неубедительные попытки сопротивления, Билл обвил шею француза, как питон крупную добычу, и повис на нём, кусая его губы, безжалостно их терзая, то ли желая наказать, отомстить за то, что хотел бросить, то ли отпустить себя навстречу страсти, доказать, что ничего не забыто, что он по-прежнему принадлежит ему, но просто временно сдан в аренду.
Я не должен был здесь находиться. Подсматривать, погибая от стыда, не в силах оторваться от самого возбуждающего зрелища, которое я когда-либо видел. Мне стало страшно и легко одновременно. Я смотрел на них, и пульс мой учащался. Смотрел, и ногтями царапал бетонный пол от нетерпения и злился, когда Габриэль застывал, чтобы посмотреть брату в глаза, перед тем, как снова вторгнуться в его рот. Мне хотелось закричать: «Не останавливайся!». Я еле сдерживался, что бы не подползти к ним на коленях и униженно просить, просить, просить… И поймав себя на это разрушающей мысли, я понял, что мне мучительно и бессовестно всё равно. Я не испытал тех космических масштабов чувств, разъедающих сердца влюблённых. Ни ревности, ни сожаления, ни гнева. Ни-че-го. Только безудержное любопытство и восхищение.
Брат пылко отдавался французу, беззастенчиво стонал, закатывая глаза, и отвечал с не меньшим усердием. Они выглядели безупречно, ослепляя, лишая ориентиров, и я шёл на этот свет, как завороженный, не разбирая дороги. Габриэль умирал. Умирал и возрождался как феникс из пепла. Казалось, отними у него сейчас Билла, и он расплачется, как ребёнок - громко, с надрывом, так горько и тоскливо, чтобы всем стало ясно, что он без него не может. Нельзя было не заметить испуг в его глазах, когда он слишком нетерпеливо, слишком бесцеремонно задрал джемпер брата, чтобы до белых пятен сжать голые худые бока, до лопаток вверх по спине и обратно, под пояс джинсов, сминая ягодицы, на всякий случай придерживая, чтобы не сбежал. Но он зря волновался. Брат притянул его за бёдра, вжавшись в пах, и гордо вскинул подбородок. Этот жест подействовал на француза как спичка, брошенная в канистру с бензином. Весь его хвалёный самоконтроль полетел к чертям собачьим. Он начал интенсивно подталкивать брата к подоконнику, спотыкаясь о кирпичи и бутылки. Билл недовольно мычал, однако, с готовностью скрестил ноги за его спиной, когда Габриэль не слишком изящно усадил его на окно. Задница моего брата, очевидно, являлась его излюбленно частью тела, и, судя по манипуляциям, у него были далеко идущие планы на её счёт. Но им не удалось сбыться. Оторвавшись от губ Билла, он недоумённо глазел на ладонь, по-хозяйски прошмыгнувшую в его ширинку.
Заставить меня слушать эти стоны и прочие охи-вздохи - самая изощрённая пытка небесных сил. Я сел, зажмурил глаза и хорошенько встряхнул головой, убирая с сетчатки глаз чётко отпечатавшуюся картинку беспредела, творившегося от меня всего в нескольких метрах. Просто взять и разрыдаться от того, насколько гармонично они смотрелись вместе, убить обоих за учинённое бесчинство, или вообще выйти и присоединиться - я так и не решил, чего хотел сильнее, грёбаный я извращенец. Прав был Билл, похоже, безумие передаётся воздушно-капельным.
Возня и требовательное «повернись» всё-таки заставили меня выглянуть. Габриэль крутанул брата на девяносто градусов, от чего тот ударился локтём и в отместку лягнул его по ноге.
- Закатай губу, плэйбой, - твёрдо сказал Билл, поправляя одежду.
Француз красноречиво заломил руки за голову.
- Заколебал вы*бываться. Клянусь, проще изнасиловать. Связать, раздеть и трахнуть.
- Силёнок не хватит.
- Проверим?
- У тебя была возможность три года назад, но ты благополучно её просрал! – взбеленился Билл. - Поезд ушёл, стой на перроне и маши платочком!
- Гадёныш мелкий, - с кривой ухмылкой констатировал француз. Вот это выдержка, я впечатлён. - Рекомендую впредь закрывать окна на ночь и не ложиться спать голым.
Глаза брата потеплели. Он жалел Габриэля, я знал это, потому что и сам сейчас испытывал это чувство к человеку, от чьей самоиронии и беззащитности перед обстоятельствами щемило сердце. Билл, виновато поёжившись, сделал шаг навстречу и положил ладонь ему на грудь.
- Разряд, - сказал Габриэль и сделал глубокий вдох.
- Не исчезай, - сдавленно просипел брат. Бессмысленная просьба, учитывая, что всего через несколько недель он сам пропадёт со всех радаров.
- Чего ты хочешь?
Билл поморщился, очевидно, восприняв этот простой вопрос по своему, словно за ним крылся иной смысл.
- Я не могу оставить его. Не могу, понимаешь? Как объяснить то, что объяснению не поддаётся… Мне правда очень жаль, - совсем убито закончил Билл, опустив руки.
- И что в нём такого особенного? Чем он лучше меня? – прохныкал Габриэль, спародировав маленького обиженного ребёнка, чем вызвал улыбку до ушей у моего брата.
- Между прочим, ты очень сомнительный подарочек. Растление Шеннона, эротик-шоу со мной…
- О, какой же ты зануда, - перебил француз, закатив глаза.
- Уверен, Блэйк в восторге, что у него такой блудливый парень.
- А вдруг он за моей спиной оргии устраивает?
- Оргии? Этот божий одуванчик?
- В тихом омуте, знаешь…
- Это про тебя, а Блэйку бежать надо и как можно быстрее, без оглядки.
- Да брось. Может, я люблю его.
- Чегоо?? - Билл откровенно веселился.
- Регулярно и качественно. Грех жаловаться. Могу и это доказать.
- Избавь меня от своих грязных снимков.
- Бери выше. Над этим десятиминутным роликом я трудился не покладая рук и некоторых других конечностей больше месяца. Хочешь взглянуть? – он снова полез за телефоном, но Билл остановил его на полпути к карману. Француз, смеясь, повиновался его немой просьбе.
