что на него не похоже.
– Нет, поверь, тебя там будут рады видеть.
– С чего ты взял?
– Ну, понимаешь… Черт.
Теперь он пытался справиться с галстуком, который, к несчастью, не так часто носил, чтобы запомнить, как он завязывается. Мне пришлось прийти на помощь, ведь мой опыт был куда богаче: я несколько лет помогала отцу приручить офисную удавку, однако из нас двоих лучшим факиром оказалась я. Мимолетом коснувшись губами моего лба (ведь они были почти на одном уровне, а устоять было так сложно), Соулрайд с облегчением продолжил:
– Так вот. Тебя там будут рады видеть даже несмотря на твой статус приезжей. Почему? Да очень просто. Гранж Пул Драйв принял тебя. Молодая девушка, которая никогда прежде не интересовалась Формулой-1, вошла в этот тесный круг, как влитая. А сегодня там соберутся все, кто имеет и прямое, и косвенное отношение к автогонкам в Уотербери.
– Должно быть, там соберется весь город.
– Около того, – кивнул Соулрайд, и соглашаясь, и благодаря меня за помощь. – Никогда не умел с ними управляться.
– Да. Мой отец тоже не умеет. Именно поэтому пришлось научиться мне.
Гектор накинул пиджак, бегло взглянул на наручные часы, вздохнул.
– Поехали?
На мне было самое простое темно-синее платье – единственная более-менее подходящая для официальной встречи вещь, что я нашла в своем скудном гардеробе. Гектор, конечно, уговаривал меня пройтись по бутикам, и даже обещал составить мне компанию, но я отказалась. По нескольким причинам. Во-первых, я очень редко покупаю себе одежду – только тогда, когда у меня бывает специфическое настроение. Во-вторых, я ненавижу шоппинг – таскаться по примерочным и то и дело переодеваться страшно утомляет. Ну и, в-третьих, у меня просто не было денег в тот момент на такую серьезную покупку, а тратить деньги Соулрайда мне не хотелось, даже несмотря на его уговоры.
– Сара, но мы же теперь живем вместе, и я хочу покупать тебе что-нибудь, – заявил он тогда.
– То, что мы вместе живем, не значит, что я должна сесть тебе на шею.
В общем, ему пришлось уступить. Теперь мы ехали на вечер памяти Дарта Хауэлла, который официально проводят ровно за неделю до начала чемпионата в его же честь. Я – в легком платье и туфлях на небольшом каблуке, Соулрайд – в смокинге, который, разумеется, был ему к лицу, как и вся остальная одежда на свете.
– Это происходит каждые три года, – рассказывал Гектор по пути, – и давно воспринимается как преддверие чемпионата. Как первая его ступень. А потому это всегда так волнительно. Борьба за кубок Дарта Хауэлла – это что-то вроде… Цели всей жизни, главного достижения. Если ты пилот из Нью-Хейвен, конечно. Принимать участие в этом соревновании – уже престижно. Я уж не говорю о том, чтобы заполучить сам кубок. Мы живем и тренируемся ради этих решающих гонок. Их результат определяет все. Все. Кто ты и чего стоишь. Твои профессиональные навыки. Твои шансы попасть в мировой спорт. Из какого теста ты сделан. Это самая тяжелая проверка для гонщика. Вроде экзамена на пригодность. Понимаешь?
– А кто стал чемпионом три года назад? – спросила я, заинтригованная. Ветер бил в приоткрытое окно, путая распущенные волосы, и это давало неповторимое чувство свободы и раскованности.
– Один парень, – отозвался Гектор. – Кстати, ты можешь его знать.
– Серьезно?
– Да. Он сейчас прямо перед тобой.
Мой смех наполнил салон, вступив в схватку с шумом, который создавал ветер. Я вытащила волосы изо рта и спросила:
– Правда, это был ты? Ты взял кубок Дарта Хауэлла? Но я не видела его у тебя дома, в отличие от многих других. И ты никогда не говорил об этом.
– Верно. Выиграть кубок можно, но это только символ победы. Ты держишь его в руках некоторое время, но не имеешь права забрать домой. Он хранится в музее.
– В том самом, куда мы едем?
Соулрайд кивнул.
– Каждый раз все проходит в этом музее. И каждый раз там немыслимо много людей, так что держись рядом со мной, а еще лучше – держись за меня, иначе можешь потеряться.
– Хорошо, папочка.
Мужчина засмеялся и погрозил мне пальцем.
– И я серьезно. Этот музей – одно из самых просторных зданий во всем Уотербери, но, как ты понимаешь, добрая часть города хочет почтить память славного гонщика.
– Так он был гонщиком?
– Да. В самом начале. И довольно успешным. Потом он получил серьезную травму, отошел от дел, переехал сюда. И в середине пятидесятых вместе с еще парой человек основал Гранж Пул Драйв.
– А что было потом?
– Впоследствии он долгое время был спонсором и внес огромный вклад в развитие гонок во всем Нью-Хейвен. Должно быть, это была его большая мечта – всюду, где бы он ни появлялся, заражать людей своей любовью к Формуле-1, азарту и скорости. Я не знал его лично, но уверен – удивительный был человек. Его дух живет на Гранж Пул Драйв и в каждом из нас. Я чувствую в себе любовь Дарта Хауэлла к болидам, бензину, упругим изгибам трассы, нервным пит-стопам… Мне жаль, что я никогда не смогу пожать ему руку и поблагодарить. Если бы не все, что он сделал, я не был бы тем, кто я есть сейчас. У меня никогда бы не появилось возможности стать пилотом, а я всегда знал, что рожден именно для этого.
Исповедь Гектора тронула меня. Я поняла, наконец, почему для него так многое значит этот вечер, и глубоко задумалась. Если бы не деятельность Хауэлла много лет тому назад, задолго до рождения меня и Гектора, Уотербери ничем не отличался бы от обычных мелких американских городишек, не существовало бы замечательного стадиона под названием Гранж Пул Драйв, изменившего судьбы многих людей, в том числе мою собственную. Соулрайд никогда не стал бы пилотом, и вряд ли мы бы с ним встретились и, соответственно, в данный момент не ехали бы вместе в автомобиле под аккомпанемент Jon Licht – «Long Way Home», и я бы не думала обо всем этом, запутавшись во временных петлях причинно-следственных связей.
Да… Вообще-то, мне тоже есть, за что любить Дарта Хауэлла. И есть причина быть на этом вечере сегодня, и волноваться перед ним, улавливая слабую дрожь в голосе и пальцах. Этот человек когда-то обеспечил мне счастье. Если бы не он, я никогда не узнала бы Гектора Соулрайда. Чем я была бы сейчас без него? Сложно это представить. Ведь стоило ему появиться в моей жизни, я совершила огромный скачок через ранее непреодолимую пропасть ненависти к себе и окружающему миру, неуверенности в собственных силах, во многом стереотипного мышления и прочей чепухи, мешающей жить. Я сильно повзрослела. И многие мои взгляды, непоколебимые прежде, естественным образом изменились, превратились во что-то более
