ручкой, оставив нож между твоими ребрами, и даже ничего не объяснит. Ну а пока что… радуйся жизни и взаимной любви, если, конечно, ты можешь заставить свою паранойю заткнуться.
Время от времени я вспоминала о Грейс и обо всем, что она мне сказала, но уже беззлобно. Словно это было так давно, в другой жизни. Была ли хоть часть правды в ее словах? Чтобы узнать это, мне нужно спросить Гектора или кого-нибудь из его друзей. Хотя необязательно друзей, ведь они захотят прикрыть его. А кто расскажет нам больше горькой правды о нас самих, кроме как враги? Но не буду же я обращаться к Биллу после нашей милой беседы. Это просто глупо.
Я решила ничего не спрашивать у Соулрайда по этому поводу. По крайней мере, не сейчас. Чемпионат на носу, и ни к чему ему лишние переживания. Я как никто другой знаю, насколько важно для него выиграть кубок Дарта Хауэлла. Он засыпает и просыпается с мыслью об этом. Он боится, хоть и кажется всем самым непоколебимым мужчиной Уотербери.
На этот раз ставки будут слишком высоки. Если Соулрайд уступит Хартингтону хоть на йоту, можно считать, что рухнет все. И дело тут не столько в больших деньгах на тотализаторе, сколько в смене приоритетов и потере престижа, нажитого годами. Гранж Пул Драйв перевернется с ног на голову, если это произойдет. Да что там, весь мир перевернется с ног на голову. Этого и опасается Рысь под номером 85.
Я вижу искорку волнения и раздражения на дне его зеленых глаз, и кроме меня больше никто этого не замечает. Соулрайд никому не позволит усомниться в собственной самоуверенности. Никому не позволит подступить так близко, чтобы увидеть: и богу можно пустить кровь. Но я-то знаю, что можно.
Некоторое время спустя у меня зазвонил телефон. Что-то заставило меня поднять трубку, хотя я никогда этого не делаю, если на экране незнакомый номер. Оказалось, это всего лишь Гвен. Я поняла это еще до того, как услышала ее голос. Каким-то образом я догадалась. Родственная связь?
– Сара! Черт возьми! Что происходит?
– О чем ты говоришь?
– Что он себе позволяет? Зачем ты натравливаешь на Патрика своего цепного пса?
– Никаких псов у меня нет. И я никого никогда не натравливаю.
– Гектор разбил ему лицо!
– Знаю. Я видела. Лучше бы ты за меня так переживала в свое время, чем за этого подонка. Видимо, я не заслуживаю.
– Подонка? Сара. Это уже перешло границы. Я знала, что у вас плохие отношения, но…
– Но Патрик лично сделал все возможное, чтобы их усугубить. Он получил по заслугам. Поверь.
– Чем же он заслужил такое? Только давай без твоих выдумок о домогательстве.
– Выдумок? Хм. А на кой черт мне это выдумывать? Чтобы вернуть тебя и твою любовь? Будто мне это нужно. Тем более, я съехала от вас. Мне нет никакой выгоды больше осквернять твоего муженька. Так что я говорю правду. Или ты не можешь даже вообразить, чтобы Патрик посмотрел еще на кого-то, кроме тебя? Полагаешь, ты для него единственная женщина на свете?
– Так вот в чем дело! Ты хотела увести его у меня! А я, идиотка, сразу не поняла… Когда ты перед ним в одном полотенце щеголяла, и еще…
– Такого никогда не было.
– А он говорит, что было. И похлеще этого.
– Да черт возьми, мама! Очнись, блять! – заорала я. – Что за чушь ты несешь, ты сама себя хоть слышишь? Ты сошла с ума, не иначе! А если бы он изнасиловал или ударил меня на твоих глазах?! Что бы ты тогда придумала? Снова поверила ему? Снова стала бы его выгораживать?
– Я ни разу не видела и дурного взгляда от Патрика в твою сторону! Ни разу, Сара! Мне кажется, то, что ты пережила, когда друзья отца погнались за тобой, стало твоей навязчивой идеей, и теперь ты повсюду ищешь ей подтверждения. Но Патрик ни в чем не виноват. Поверь мне, Сара. Он обычный мужчина. Он любит меня.
– Мама! Да он обещал избить меня, если я продолжу хамить ему в его доме!
– Не знаю, что там между вами произошло, пока меня не было, но это было явное недопонимание. Могла бы и не лезть на рожон. Так или иначе, это не повод разбивать ему лицо.
– А я и не разбивала ему лицо, – сквозь зубы процедила я. – Хотя с радостью бы это сделала.
– Сара, когда ты стала такой жестокой?.. – вздохнула Гвен.
– Как вы со мной, так и я с вами.
– И что за глупости ты вбила себе в голову?
Мне захотелось взвыть, меня совсем не слушали, меня не желали слышать.
– Слушай, если твой парень еще раз нападет на Патрика, мы напишем заявление в полицию. В этот раз я его, конечно, отговорю.
– Какая щедрость! Спасибо тебе большое. Заявление? Отличая мысль. Тогда я напишу ответное заявление о домогательствах и угрозах твоего муженька. Передай ему, что последнюю нашу беседу я записала на камеру и смогу использовать в суде.
– Ты это серьезно?
– Иди к черту, мать твою, – прошипела я и бросила трубку. – Доказывать ей что-то – все равно что на ноль делить.
Выслушав мои грубые телефонные переругивания, Соулрайд подошел ко мне сзади и обнял.
– А ты отлично блефуешь. В покер играть не пробовала?
Я усмехнулась.
– Если только с тобой на раздевание, тогда я могу научиться.
– Знаешь, дерьмово, что у тебя так сложилось с отцом и матерью. Но я хочу, чтобы у тебя были родители. Хорошие. Нет, просто – обыкновенные. Такие, которым ты будешь нужна.
Я не понимала, к чему он клонит.
– Хочешь, чтобы я уступила им обоим, простила, затоптала гордость? Ради благородной идеи об идеальной семье?
– Нет. Хочу познакомить тебя со своими родителями.
Нельзя горевать вечно
– Я тоже приглашена?
– Ну, разумеется. Все, кому небезразличен Гранж Пул Драйв, будут там сегодня, – ответил Гектор, застегивая белую рубашку перед зеркалом с крайне серьезным выражением лица.
Его сосредоточенность и в то же время взволнованность меня позабавили.
– Ты выглядишь как молодой преподаватель перед своей первой лекцией, – усмехнулась я, пытаясь его развеселить, но это не сильно подействовало.
Соулрайд, сдвинув брови у переносицы, посмотрел на меня и стал поправлять воротник с таким остервенением, будто хотел оторвать его.
– Да что с тобой?
– Ничего.
– Ты так переживаешь… Есть повод?
– Там будет очень много людей. Этот день важен для Уотербери. Для всех нас. Трудно объяснить. Без Хауэлла у нас не было бы Гранж Пул Драйв. И всего, что с ним связано.
– Ну если все так серьезно, может, мне вообще не идти туда? Я не так давно переехала. Для меня его имя не является сакральным. Кто-то может посчитать это лицемерием.
Соулрайд вновь посмотрел на мое отражение, пошевелил рыжими бровями и, наконец, улыбнулся. Он действительно был сам не свой,
