все складочки и ямки нашли удобство друг в друге.
— Док выписал мне антидепрессанты.
Несмотря на невозмутимый тон, я была совершенно сбита с толку. Наверно, зная, что это за таблетки, я не могла смириться, что они для Эда.
— Ты их принимаешь?
Он пожал плечами.
— Я пытался. Не помогло.
Неприятно осознавать, что душевное состояние Эда было настолько плохим, что потребовалось медицинское вмешательство, а я — его лучший друг — не смогла этого распознать. Раздраженная на саму себя, я твердо решила исправить ситуацию.
— Дай им время, Эд.
— Они не помогут.
— Другим помогают. Почему ты думаешь, что в твоем случае будет по-другому?
— Потому что не в стрессе проблема, Элли. Я взял их, чтобы успокоить Джулию.
Обдумывая что сказать, я почувствовала на себе его взгляд.
— В любом случае, от них меня пучит. — Он улыбнулся, решив разрядить обстановку, но я, не поддаваясь, поджала губы. — Нет, правда.
Я покачала головой.
— Думаю, ради сохранения брака можно пожить и со старым пердуном, не так ли? — строго заметила я. Эду нечего было сказать.
***
В отеле у стойки регистрации я остановилась узнать, не прибыл ли мой багаж, и к сожалению, чемодана все еще не было. Эд ушел в комнату, я же устроилась на скамейке, чтобы позвонить на круглосуточную горячую линию, телефон которой мне дали в аэропорту. От асфальта поднимался жар, секс-шоп напротив непрерывно мигал, освещая улицу и машины, проезжавшие мимо. Я ждала соединения с линией минут двадцать, когда, наконец, кто-то ответил и попросил перезвонить еще раз утром, поскольку он всего лишь охранник.
Когда я вернулась в душную и влажную комнату, Эд уже спал. Бросив сумку на кровать, я остановилась, смотря на его мягко поднимавшиеся и опускавшиеся плечи. Проскользнув к окну, я распахнула его настежь, решив, что шум дороги будет предпочтительнее жары. Эд перевернулся на спину. Когда серебристый свет луны осветил его лицо, я успокоилась.
Я готовилась ко сну, смывая макияж гелем для душа Эда, который оказался весьма эффективным средством. Затем тихонько вернулась в комнату, сняла брюки и проскользнула под тонкую простыню, быстро провалившись в сон.
Когда среди ночи я внезапно проснулась и увидела полуголого мужчину, открывавшего дверь, меня охватил панический ужас. Покрывшись потом, я села на кровать в поисках света. Мужчиной оказался Эд.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Прости, я не мог заснуть. Пошел в ванную. Здесь должно быть градусов тридцать пять.
Успокоившись, я молча выключила лампу и снова легла. Он молча прошел мимо, сел на край своей кровати и уставился в окно. Последнее, что я видела, закрывая глаза, это его обнаженная спина, веснушки на плечах и рельефные трицепсы.
Остаток ночи я спала, как ребенок. Проснувшись утром, я потянулась, прекрасно себя чувствуя. Затем перевернулась на другой бок и не поверила глазам: Эд все еще сидел, смотря в окно, точно в такой же позе, в которой я, засыпая, видела его несколько часов назад.
Спустя несколько недель после препарирования лягушки на уроке зоологии, я обнаружила, что Эд пользуется тем же автобусным маршрутом, что и я. Мы жили далеко друг от друга, его дом находился в районе, в котором я никогда не была. И вот после школы Эд взял за правило тащиться позади меня, чтобы вместе идти на остановку. Поначалу это вызывало подозрения и заставляло меня нервничать, и я не могла понять, зачем он крутится возле меня. Но вместе с тем, мне это нравилось.
— А ты не боишься, что люди о нас подумают? — спросила я его однажды.
Он сморщил нос так, что мне стало крайне неловко от своего вопроса.
— Не-а. У меня есть подружка. По крайней мере… Я полагаю.
— Ты про Бернадетт?
Он озадаченно кивнул. Бернадетт МакГоверн имела репутацию роковой женщины, что, в общем-то достижение, учитывая, что ей было всего тринадцать.
— Она попросила пригласить ее в кино, на фильм с Дженнифер Энистон.
— На который?
— Она согласится на любой, только чтобы пойти со мной.
Я рассмеялась. Он всегда заставлял меня смеяться.
Эд — не самый типичный ученик нашей школы. Академически он успешно справлялся со всеми предметами и умудрялся, по крайней мере в первое время, дружить с определенной компанией, намного круче моей. Там были дети, носившие правильные кроссовки, говорившие правильные вещи, даже шагающие правильной дорогой, с самодовольным видом, подчеркивающим неоспоримый факт: они — крутые. Эд был частью этой группы, но не центром. Казалось, они катались на великолепной карусели, а он лишь бегал поблизости, не запрыгивая на нее. А потом его отвергли, после того как школа записала Эда в госпрограмму по развитию иностранных языков. Он должен был выбрать тринадцать предметов для экзамена, вместо обычных девяти. В школе это не считалось достижением, и Эда выбросили из компании, что беспокоило его больше, чем он был готов признать.
Каким бы ни было общественное мнение, я всегда видела в нем необычайно думающего собеседника. Он рассказывал о книгах и фильмах так, как никто, с размахом вскрывая все противоречия, которые я даже не могла представить. На уроках научных дисциплин он задавал вопросы, выходящие за пределы школьной программы, такие как этическая сторона тестирования веществ на животных, генная инженерия, имеет ли человечество право колонизировать другие планеты. Его мнение было смелым, но тщательно продуманным. И он соглашался, что не знает всех ответов.
К пятнадцати годам у Эда было несколько подружек. Словно я только что закрыла глаза, и за ночь он превратился в красавчика, с которым каждая мечтала погулять. Его расцветшая любовь к жизни укрепила мое чувство аутсайдера. Казалось, я волочусь где-то позади и единственный выход справиться с истерией вокруг него, это притвориться, что я совершенно слепа к его привлекательности.
Мы вместе готовились к экзаменам у меня дома не только из-за теплой дружбы. Правда в том, что никто в нашем классе, кроме нас, не посвящал столько времени учебе. Я зажигала китайскую палочку с благовониями, и мы заучивали периодическую таблицу или слушали новый альбом Verve.
— Эд твой бойфренд? — однажды спросила меня бабушка Пегги.
Она заехала к нам как раз, когда я после школы делала себе и Эду сэндвичи с арахисовой пастой. Услышав вопрос, я чуть не выронила баночку с пастой.
— Бабушка! — прошипела я.
— Что такое?
— А то, что вполне возможно двум представителям противоположного пола иметь чисто платонические отношения. — едва сдерживаясь, возмутилась я. — Между мной и Эдом нет и не будет никакой романтики!
— Уж очень леди
