— Феликс, эта лента слишком светлая, ты не разбираешься в оттенках.
— Я пойду обменяю.
— Вот еще! Я дам ее Тити, пусть разрисует, сойдет и так, если не будет дождя. — Увидишь, в какой он придет восторг!
Действительно, Тити с крайне глубокомысленным видом взял ленту, благоговейно обработал ее акварелью и продержал потом некоторое время на солнце. Если бы Отилия не относилась к Тити так иронически, Феликс, пожалуй, болезненно воспринял бы это соперничество.
Отилия в свою очередь платила Феликсу неожиданными знаками внимания. Она приносила ему из города разные пустяки, иногда просто конфету. Как-то раз она подарила ему галстук. Однажды днем Феликс услышал, что Отилия нетерпеливо зовет его:
— Феликс, Феликс, иди скорей сюда, я очень спешу! Отилия сидела в запряженной парой белых лошадей коляске. Паскалопол, постоянно нанимавший этот экипаж, любое время предоставлял его девушке. Отилия размахивала каким-то пакетиком. Заинтригованный Феликс подбежал к ней и увидел, что она держит в руке плитку отличного шоколад
— Отломи от нее... Только не все, не все!
И, грызя свою половинку шоколада, Отилия уехала.
В Отилии сочетались холодная опытность и серьезность с беспредельным ребячеством. Сегодня она одевала кукол, завтра выговаривала дяде Костаке за то, что он пачкает костюм пеплом, и, как ребенка, вертела во все стороны смеявшегося от удовольствия старика и чистила его одежду. В другой раз Отилии не понравилось, как Марина ведет хозяйство, она надела фартук и не шутя взялась за работу, требуя, чтобы Феликс ей помогал. Но это быстро надоело ей. Она заметила в открытую дверь, как блестит на солнце сочная трава в глубине сада, и у нее тут же явилась новая причуда:
— Ах, Феликс, это так похоже на деревню! Мне хочется побегать по траве босиком!
Она немедленно сбросила туфли, стащила чулки и, оставив все это в кухне, помчалась в сад, а Марина сделала Феликсу предостерегающий знак, что Отилия, мол, не совсем в своем уме. Потом Отилия, забыв о хозяйстве, с увлечением принялась играть на рояле.
Девушка интересовалась всем, что делал Феликс, то и дело расспрашивала о его планах, приносила ему новые книги, а если у нее их не было, то доставала где-то на время.
— Видишь ли, — объясняла она со смешной материнской заботливостью, — я задумала сделать тебя знаменитым человеком, чтобы испортить побольше крови тете Аглае. Но ты должен меня во всем слушаться.
Паскалопол приходил каждый день, за очень редкими исключениями, и все были, к нему чрезвычайно внимательны. Отилия держалась с ним очень непринужденно, как впрочем, и с другими, и это все сильнее раздражало Феликса. Вначале Паскалопол относился к юноше со сдержанной вежливостью, порой бегло взглядывал на него, порой бросал ему несколько слов. Со временем, очевидно, убедившись, что Феликс для него не опасен, он стал смотреть на него более дружелюбно и даже по-отечески. Он услышал как-то, что Феликсу хочется прочесть одно из произведений Анатоля Франса, и неожиданно принес ему книгу. Феликс был удивлен, а Отилия, сидя на краешке стула Паскалопола и счищая с его сюртука воображаемые пылинки, наговорила помещику множество лестных слов.
— Какой вы милый, домнул Паскалопол, вот за это я вас и люблю!
Это было сказано совершенно по-детски и не заключало в себе никаких иных, более глубоких чувств, но довольный Паскалопол послал Отилии и Феликсу благодарный взгляд. С тех пор он по-настоящему заинтересовался Феликсом, беседовал с ним, дожидаясь Отилию, и время от времени приносил ему книги.
— Почему вы не женитесь, Паскалопол? — спросила однажды за табле Аглае. — Любопытно было бы взглянуть, какой холостяцкий содом и гоморра царят у вас в доме!
— Прошу вас пожаловать ко мне, кукоана Аглае, но смею уверить, что порядка у меня больше, чем у многих женщин,
Аурика так широко раскрыла глаза, словно это приглашение было адресовано и ей. Аглае, преследовавшая совсем другую цель, пошла на попятный.
— В моем возрасте уже не к чему интересоваться тем, как вы живете. Пусть поглядят другие, те, что помоложе.
— Я погляжу! — живо откликнулась Отилия.
— Прошу вас!— и Паскалопол умоляюще посмотрел на нее.
— Девушке одной приходить к мужчине не слишком-то красиво, — резко сказала Аурика.
— Феликс тоже пойдет, — уточнила Отилия.
— Завтра я пришлю за вами коляску.
И на следующий день после обеда Феликс и Отилия в удобном экипаже проехали по проспекту Виктории от Дымбовицы почти до Белой церкви. Они вышли перед серым трехэтажным домом и прошли под аркой. Феликсу показалось, что Отилия хорошо здесь ориентируется. Поднявшись по лестнице с кованой железной балюстрадой, они остановились на втором этаже у большой двери, эмалированная табличка на которой гласила: «Леонида Паскалопол». Дом этот, теперь малозаметный на фоне новейшей архитектуры столицы, в те времена представлял собой последнее слово комфорта — высокие комнаты и окна, широкие, увенчанные богато орнаментированными деревянными фронтонами двери, оштукатуренные под мрамор потолки. Стены были оклеены обоями в полоску, с потолка спускались электрические лампы под абажурами с плиссированной оборкой. Вестибюль был расписан хорошо выполненными, хотя и в несколько условной и холодной манере, фресками на аллегорические темы. Две изображавшие детей мраморные статуи, гладкие и блестящие, точно навощенные, сторожили вход на лестницу. Отилия сильно нажала кнопку электрического звонка. Послышались торопливые тяжелые шаги, и напомаженный и надушенный Паскалопол в просторном, дорогого шелка халате с длинным поясом открыл дверь. Лакей в полосатой куртке учтиво ждал за его спиной. По знаку Паскалопола он исчез, и хозяин сам повел молодых гостей в свою квартиру. Внутреннее убранство ее показалось Феликсу гораздо более изысканным, чем можно было ждать от этого сдержанного, подчиняющегося условностям человека. Вместо кровати стояла громадная низкая софа, занимавшая добрую часть комнаты; она была покрыта старинным великолепным турецким ковром спокойных тонов свежей травы. Над софой, на обтянутой широкой кашемировой шалью стене висело старинное оружие — ятаганы, пистолеты с перламутровыми ручками, колчан с экзотическими стрелами. На турецком столике на большом медном подносе стоял кувшин восточной работы. С потолка спускалось множество серебряных светильников различной величины. Вдоль стен, украшенных небольшими пейзажами Босфора, были расставлены инкрустированные перламутром стулья с ножками в форме буквы икс. В кабинете помещался простой дубовый письменный стол, собранный при помощи деревянных шипов. На нем лежали книги для записей и стояла пишущая машинка «Иост». На стенах были развешаны со вкусом выбранные картины: неаполитанская марина — старинная копия Сальватора Розы, подлинный Григореску, сторожевая башня кисти Хуана Альпара и несколько других. В центре находился большой портрет одетого в мундир немецкой ассоциации студентов юноши с тонкими, резкими чертами смуглого лица.
— Это вы, правда? — спросила Паскалопола Отилия так, словно уже видела этот портрет.
— Да, я... В те времена, когда я был студентом в Бонне. Этот портрет написал один мой приятель итальянец, с которым я там познакомился. У меня есть и другие его работы, они в усадьбе, куда я его однажды пригласил.
— Хочешь посмотреть усадьбу? — спросила Отилия
Феликса тоном, который еще более укрепил его подозрения, что она уже бывала здесь.
Поняв намек Отилии, Паскалопол тотчас же открыл большой альбом с фотографиями. Здесь были изображены: обширный помещичий дом (в румынском стиле, с галереей и аркой), озеро, породистые лошади и рогатый скот, конюшни, охотничьи собаки и многое другое; снимки были снабжены необходимыми пояснениями. Все это свидетельствовало о крупном состоянии о том, что хозяйство велось превосходно. В конце альбома находился ряд фотографий-визиток в коричневых тонах; греческие и французские надписи на них указывала, что они были сделаны в Стамбуле и Афинах.
— Это мои родственники, — объяснил молодым людям Паскалопол. — Во мне есть немного греческой крови. Но я покажу вам кое-что более интересное.
Вдоль одной из стен и даже над дверью тянулись запертые шкафы, которые напоминали изящные хранилища для документов. Паскалопол открыл несколько дверец, за которыми оказались полки, тесно уставленные книгами. Здесь были книги на немецком, французском и даже английском языках, серьезные труды по вопросам агрономии, ветеринарии, политической экономии, исторические и филологические сочинения и очень много беллетристики. Феликс с жадностью смотрел на полки, и это, видимо, понравилось Паскалополу. Отилия сразу же попросила:
