Тити, сдав переэкзаменовку, вернулся в лицей. На занятия он являлся в форме, которая смахивала на офицерскую. Его непоколебимая уверенность, что Феликс не сможет продолжать ученье, бесила юношу.
— Что вы собираетесь делать? — спрашивал Тити.
— Я буду учиться в университете. Помолчав с равнодушным видом, Тити, заявил:
— Мама говорит, что вы будете искать службу! Когда Феликс все-таки поступил в университет, Аглае была потрясена.
— Ты совсем не смотришь за этим мальчиком, — сказала она Костаке.
Стэникэ оплакивал участь интеллигентов и клялся, что, будь он в возрасте Феликса, он обучился бы какому-нибудь ремеслу. Видя, что дела не поправишь, Аглае, чтобы разочаровать Феликса, принялась жалеть врачей и доказывать, что они влачат нищенское существование.
Через некоторое время Тити вдруг перестал ходить в лицей. Он величественно разгуливал в штатском костюме с галстуком «а ля лавальер». Тайна скоро разъяснилась. Стало известно, что Тити отныне «студент» Школы изящных искусств, куда он и в самом деле поступил, заявив, будто окончил лицей. Аглае, до вчерашнего дня ненавидевшая мазню Симиона, отныне стала пламенной поклонницей искусства.
— Я не хотела мешать призванию Тити, — говорила она. — Пусть он спокойно развивает свой талант, уж я позабочусь о его будущем. Не всякий родится с таким даром, как он.
Это было сказано в присутствии всей семьи. Отилия подмигнула Феликсу, что не укрылось от взоров Аглае.
— И если мне поможет бог, я его женю, чтобы он не попал в руки какой-нибудь развратницы, — едко добавила она, — и у него будет свой дом
Но по иронии судьбы именно «развратница» Отилия пробудила эротические инстинкты Тити. С некоторого времени он стал все чаще наведываться в дом Джурджувяну и явно искать встречи с Отилией. Он сидел около девушки и молча улыбался, с трудом подыскивая тему для разговора, так как говорить ему было не о чем, да он и не умел вести беседу. Эти частые визиты Тити были тем более удивительны, что обычно он не ходил ни к кому в гости. Тити позволял Аглае одевать его по ее собственному вкусу, подчинялся всем приказаниям матери и отказывался от любого дела, если читал в ее глазах неодобрение. Теперь Тити стал каким-то нервным и, собираясь заговорить, то и дело глотал слюну.
— Что ты делаешь? — вдруг спрашивал он, сидя возле Отилии.
— Разве ты не видишь? Шью, — точно маленькому ребенку, отвечала, не отрываясь от работы, Отилия.
Порой Тити, весь во власти неясных желаний, следил за каждым движением Отилии и так долго сидел не шевелясь и молчал, что девушке наконец это надоедало и она уходила к себе в комнату. Тити покорно шел за ней и останавливался в дверях.
— Тити, тебе нечем заняться?
— Нечем, — наивно отвечал Тити, одолеваемый смутными мыслями, которые он не мог выразить.
Все же девичий инстинкт заставлял Отилию в присутствии Тити следить за своими, обычно такими свободными и непринужденными манерами. Тити становился рассеян, у него случались приливы крови к голове, и Аглае, догадываясь о причине, гнала его погулять. Как-то раз Тити в присутствии Феликса, когда разговор зашел о девушках, учившихся вместе с ними, с деланным смехом неуклюже взял обнаженную руку сидевшей на скамье рядом с ним Отилии.
— Сиди смирно, Тити, что с тобой? — рассердилась она, обменявшись многозначительным взглядом с Феликсом.
Наедине с Феликсом, Тити задал ему вопрос, от которого тот весь вспыхнул:
— Послушайте... У вас хорошие отношения с Отилией… Скажите правду... С ней можно?
— Как вы смеете оскорблять Отилию такими предположениями! — с негодованием ответил Феликс. — Она порядочная девушка.
Тити с сосредоточенным видом глотнул слюну и недоверчиво сказал:
— Мама говорила, что видела ее со многими.
— Это ложь, неправда! — с жаром воскликнул Феликс. Однажды Тити долго сидел возле читавшей книгу Отилии и вдруг позволил себе похотливый жест.
— Ты с ума сошел, Тити, — возмущенно крикнула девушка.— Убирайся вон отсюда!
Этот крик случайно донесся до ушей Аглае, и она страшно рассердилась, но не на Тити, а на Отилию.
Уверенная, что из соседней комнаты Отилия все услышит, она злобно заявила Костаке:
— Мальчик и не дотронулся до нее. А если бы даже и дотронулся? Такие девушки, как она, для того и существуют, чтобы скромно жить с мальчиками из хороших семей и оберегать их от чего-нибудь похуже.
Отилия внезапно появилась в дверях, волосы ее были растрепаны, глаза метали молнии.
— Папа, — закричала она, — либо я навсегда уйду из этого дома, либо тетя Аглае больше не переступит нашего порога!
Дядя Костаке в ужасе вытаращил свои выпуклые глаза и, раскинув руки, как утопающий, с мольбой глядел то на одну, то на другую. Хотя вид у Аглае был вызывающий, но такой неожиданный отпор озадачил ее, и продолжать она не осмелилась. Костаке, тщетно надеявшийся, что они уймутся и избавят его от необходимости принять чью-нибудь сторону, почувствовал, что Отилия сильно разгневана и ждет, как он поступит.
— Н-н-не... надо... го-го-говорить ре-ре-резкие слова,— пробормотал он, обращаясь к Аглае и смягчив упрек безличной формой.
Аглае вышла, хлопнув дверью. Отилия подошла к дяде Костаке, обняла его и положила голову ему на плечо. Она не заплакала, а только сказала ласково и грустно:
— Папа, отчего ты позволяешь им издеваться надо мной? Ты же прекрасно знаешь, что я им ничего не сделала.
Дядя Костаке вместо ответа легонько сжал ее в объятиях.
С тех пор Аглае, к огорчению Костаке и радости Отилии, больше не приходила к брату. Тем не менее Костаке и Аглае, первый из трусости, вторая — потому, что ей это было выгодно, поддерживали между собой отношения через Феликса, невольно оказавшегося в роли связного. А наблюдение за домом Костаке, которое раньше вела Аглае, продолжал Стэникэ. Как-то раз случилось, что Феликс, сидя один в своей комнате, читал учебник анатомии. Стэникэ, крадучись, прошел через весь дом, ни разу не хлопнув дверью, так что юноша испугался, услышав за своей спиной мужской голос. Стэникэ принялся расхаживать по комнате, внимательно рассматривая вещи. Он болтал с напускным добродушием, словно видел в Феликсе своего единомышленника.
— Значит, вы здесь живете... Недурно. — Стэникэ пощупал матрац и заглянул в платяной шкаф. — У дяди Костаке неплохая обстановка... Не знаете, сколько он берет за пансион? Может статься, вам неизвестно даже, какой доход вы получаете? Я этим поинтересуюсь, разведаю через своих людей. Старик — плут, — Стэникэ вышел на застекленную галерею и, отворив дверь в комнату Отилии, повысил голос. — Он страшно богат, но все скрывает, никогда толком не поймешь, что у него есть, чего нет. А, это комната Отилии! Мило! Мило! Хорошенькая девушка Отилия, — Стэникэ подмигнул Феликсу, — и с темпераментом. Паскалопол знает, за чем охотится. Так вы живете рядом с ней! Очень хорошо, очень хорошо. И я студентом жил у хозяйки в одном коридоре с восхитительной девушкой. Эх, что это была за девушка! Однако будьте осторожны с Отилией, она хитра, попользуйтесь — и все, не связывайте себя никакими обязательствами, я ведь вижу, что вы не дурак! — Стэникэ опять подмигнул Феликсу, у которого щеки горели от досады. — А что Отилия держит здесь?—И Стэникэ стал шарить в ящиках стола.— Сколько колец, браслетов, тонких платочков, дорогих безделушек! Да здравствует Паскалопол! С Отилией хорошо, когда деньги есть, а нет — так она тебя бросит.
Стэникэ спустился по лестнице. Феликс шел за ним по пятам, боясь, чтобы он не унес чего-нибудь из дома. Войдя в комнату, где стоял ломберный стол, Стэникэ возобновил свой обыск — поворачивал лицом к стене картины, обследовал деревянную раму зеркала, заглядывал повсюду и наконец открыл табакерку и стал нюхать табак.
— Хороший табак у старика, а знаете откуда? Вам и в голову не придет: у него есть табачный ларек, в котором торгует подставное лицо, — опять-таки Паскалопол устроил ему патент, — ларек в самом центре города, и старик здорово зарабатывает. — Стэникэ запустил руку в табакерку и набил карман табаком.— Вот после смерти таких людей и начинаются всякие запутанные процессы, говорю вам как адвокат. Они не пишут завещания или пишут тайком от всех в пользу какого-нибудь пройдохи. Ну какое имеет к нему отношение Отилия? Если бы наша семья была поэнергичнее, мы могли бы принять кое-какие меры. Знаете, причин найдется достаточно — слабоумие и так далее и тому подобное. Но старик плут, его подучила Отилия, а Паскалопол ему помогает. Послушайте, скажите откровенно, в сущности это и в ваших интересах, я могу быть вам очень полезен (порекомендую вам одну девочку, первоклассную, необыкновенную), не приходилось ли вам слышать от дяди Костаке насчет завещания, удочерения, чего-нибудь в этом роде? Он скрытен, дядя Костаке, но вы прислушивайтесь, особенно когда является Паскалопол. И заходите к нам, Аурика спрашивала о вас!
