Феликсу пришлось убедиться, что кое-что из болтовни Стэникэ не лишено оснований. Как-то он шел по улице со своим однокурсником. Вдруг тот дернул его за руку.
— Пойдемте сюда, спрячемся в этой подворотне. Там, на углу, мой домохозяин, а я не заплатил ему в этом месяце за квартиру.
Они были на бульваре Елизаветы, в том месте, где он примыкает к улице Котрочень. Взглянув на угол, Феликс увидел направлявшегося к улице Плевны дядю Костаке и удивленно спросил:
— Это ваш домохозяин? Но ведь это мой дядя, Костаке Джурджувяну.
— Неужели? Да, его зовут именно так.
Товарищ рассказал Феликсу, что он живет в многоэтажном доходном доме, вполне современном, но с маленькими квартирами, которые хозяин сдает студентам и состоящим в незаконном браке интеллигентным молодым людям, поэтому его доход выше обычного. Плату он получает ежемесячно, причем гарантирует себя срочным векселем. В случае неуплаты он меняет вексель, увеличивая сумму, или опротестовывает его и выселяет жильца. Но вообще он довольно добродушен и дает отсрочку, ибо эти опоздания и система векселей фактически удваивают небольшую, казалось бы, квартирную плату. Так, если вносить деньги вперед, то квартира обходится в сорок лей в месяц, вексель же выдается на восемьдесят. При опозданиях вексель обменивается и начисляются проценты. Когда молодой жилец стеснен в средствах, дядя Костаке не обращается с ним грубо. Он осматривает квартиру и если, например, жилец — студент-медик (он отдает предпочтение именно им), то просит у него книги по медицине — учебники, которые обычно стоят дорого. И Феликс мгновенно вспомнил, как он был изумлен, когда дядя Костаке, не сведущий в вопросах медицины, предложил купить ему (разумеется, записав эту сумму в его счет) некоторые руководства и даже принес один совершенно новый учебник, на котором только соскребли перочинным ножом фамилию владельца. Товарищ сообщил еще, что дядя Костаке частенько является взглянуть на свой дом, обходит его со всех сторон, потом, стоя на противоположном тротуаре и заложив руки за спину, обозревает свои владения, поднимается по лестницам, иногда прислушиваясь к шуму в квартирах; что он единственный в Бухаресте, кто установил приспособление, благодаря которому электрическая лампочка, включенная жильцом внизу, гаснет в ту же секунду, когда тот добирается до своего этажа, — это для того, чтобы лампочка не оставалась гореть на всю ночь. (Феликс невольно подумал о керосиновой лампе в доме дяди Костаке.) Впрочем, старик не делает никому никаких замечаний, отечески относится к молодым людям, которые приводят к себе женщин, и учтиво раскланивается с этими дамами, если они кажутся ему приличными. Товарищ, кроме того, прибавил, что обычно дядя Костаке под тем предлогом, что у него нет мелочи, норовит дать сдачу с уплачиваемой суммы почтовыми марками, которые носит с собой в толстом, перехваченном резинкой бумажнике. Феликсу сразу же пришло на память все, что говорил ему Стэникэ о табачном ларьке [8].
Незадолго до рождества к дяде Костаке явился Стэникэ в сопровождении одетого в чересчур широкий поношенный костюм незнакомого человека средних лет, с отвислыми рыжеватыми усами и бритой головой. Он был похож на бесстыдных и лицемерных провинциальных адвокатов, которые лишены всякой щепетильности и готовы идти на все, чтобы добыть средства к жизни. На румяном, здоровом лице его выделялись бесцветные глаза. Дело было к вечеру, в гостиной сидел Паскалопол, как всегда рядом с Отилией и Феликсом. Помещик с недоумением услышал, как Стэникэ отрекомендовал рыжеусого субъекта:
— Я привел к вам превосходного, выдающегося врача, своего близкого друга, домнула доктора Василиада. Он отчасти грек, но хороший врач и многих уже поставил на ноги.
Стэникэ говорил развязным, претендующим на остроумие тоном, но Паскалополу пришлись не по душе его шутки. Он почувствовал себя неловко и опустил глаза. Доктор без всякого стеснения уселся на стул, словно его и вправду пригласили сюда. Феликс обменялся вопросительным взглядом с Отилией — они не понимали, что нужно этим гостям.
— Папа, ты болен? — спросила Отилия. — Ты звал домнула доктора?
— Нет, нет, нет, — отмахивался Костаке, которого испугала мысль, что придется заплатить за визит. — Я никого не звал.
— Ну что вы, домнул доктор не возьмет ни гроша, — с оскорбленным видом разъяснил Стэникэ, — я привел его как друга, просто чтобы познакомить вас с ним. Но, конечно, не помешает, если он вас посмотрит, это не лишнее. Приглашать врача разумнее всего тогда, когда ты еще здоров, не правда ли, Василиад, как вы считаете?
Доктор не стал ломаться, подобно певице, которую просят спеть в гостях, а решительно ответил:
— Разумеется, разумеется!
— Что вы скажете, Василиад, о моей кузине Отилии? — спросил, указывая на Отилию, Стэникэ. — Великолепна, как по-вашему?
Василиаду как будто понравилась Отилия, однако он тоном судьи задал ей вопрос:
— Вы замужем?
— Вот еще, замужем! — фыркнул Стэникэ. — Я ей и не советую выходить замуж. В наше время красивая, интеллигентная девушка, если у нее нет предрассудков, может сделать блестящую карьеру. Зачем ей выходить замуж? Она восхитительно играет на рояле, говорит на двух иностранных языках. Что ей нужно — это сильная протекция. Вы видели Лилли де Джорджиадес? Три года назад она получила премию в Ницце.
Пошлое доброжелательство Стэникэ заставило Отилию нахмуриться, а Паскалопол начал нервно постукивать пальцами по столу. Лилли де Джорджиадес наряду с Мицей Велосипедисткой была в ту пору столичной куртизанкой высшего полета.
— Осмотрите Отилию, — настаивал Стэкикэ, — она слабенькая и немножко нервная.
Но Отилия остановила двинувшегося было к ней доктора.
— Мерси, я не больна. Вы слишком любезны! — насмешливо сказала она.
— Ты не знаешь, Отилия, какой слух у доктора Василиада, — напыщенно продолжал Стэникэ. — Чудесный! Мой ангелочек был бы и сейчас жив, если бы я вовремя привел к нему доктора. Предвидеть, знать, что нас ждет, — вот в чем смысл медицины. Дядя Костаке, прошу вас, — Стэникэ молитвенно сложил руки, — я слышал, как вы кашляете... Сами будете мне благодарны.
Василиад встал и направился к Костаке, глаза которого взывали о помощи. Стэнике, чтобы сломить упрямство старика, снял с него пиджак.
— Я нахожу, что без всякой причины осматривать папу не следует, — негодующе запротестовала Отилия. — Вы еще внушите ему бог знает какие мысли.
Стэникэ притворился, что не слышит ее, и сумел стащить с Костаке жилет.
— Будете еще мне благодарны!—убеждал он его.— У доктора великолепный слух!
Доктор Василиад профессиональным тоном скомандовал старику:
— Снимите и рубашку!
Тот оробел и выполнил приказание, с жалобным видом взглянув на окружающих, которые не могли сдержать улыбки.
— Сколько вам лет? — властно спросил доктор. Дядя Костаке смутился. Он, по-видимому, не любил разговоров о своем возрасте.
— Шестьдесят семь, шестьдесят пять... Не знаю...
— Гм! — произнес доктор Стэникэ, очень довольный, вертелся около него и потирал руки.
— Хворали вы какой-нибудь секретной заразной болезнью? Делала ли ваша жена аборты?
Дядя Костаке побледнел.
— Домнул доктор, я полагаю, что осмотр предпринят ради забавы и, следовательно, незачем в присутствии девушки интересоваться подобными вопросами, — вмешался Паскалопол.
— Почему же, почему? — нагло огрызнулся Стэникэ.— Домнул доктор должен все знать!
Незваный доктор насильно усадил пациента на стул, постукал по коленкам закинутых одна на другую ног, чтобы проверить рефлексы, испытал булавкой чувствительность кожи; внезапно придвинув свечу к лицу Костаке, посмотрел как реагируют на свет зрачки, заставил высунуть язык и держать его прямо, потом стал задавать странные вопросы — сколько будет пятнадцать плюс восемнадцать, какой сейчас год, как имя короля. Тут даже покладистый дядя Костаке немного рассердился:
— Вы думаете, что я в-в-впал в детство?
— С каких пор у вас эта затрудненность речи? —. многозначительно взглянув на Стэникэ, спросил доктор.
Раздраженный нахальством Василиада, дядя Костаке стал заикаться еще пуще:
— О-о-откуда в-вы... вы в-в-взяли, ч-что у меня затрудненность?
— Он всегда так говорит! — заверил Стэникэ.
Хотя Феликс только начинал учиться, но на основании некоторых сведений, почерпнутых у товарищей и из учебника общей патологии, который он читал по собственной инициативе, он понял, что Василиад стремится найти у дяди Костаке поражение нервной системы, какую-нибудь локализованную инфекцию. Однако по тому, как врач проводил осмотр, нельзя было заключить, что он хороший практик.
— Домнул доктор, — сказал Феликс, — то, что вы подозреваете, исследуя рефлексы, ни в коем случае не может иметь места в этом доме.
