— Отилия учится в консерватории, и, конечно, у нее там есть друзья, с которыми она болтает. Что тут такого?
На лице Аурики выразилось сочувствие:
— Как околдовывают вас, мужчин, некоторые сумасбродки! — И она вздохнула. — Я никогда не обладала этим даром! Возможно, моя жизнь сложилась бы по-другому!
В эту минуту неожиданно явился Стэникэ, усердно посещавший Аглае, с которой у него, очевидно, установилось полное взаимопонимание. Он стал еще румянее и позабыл о всяких болезнях.
— Знаете, какую новость я сейчас услышал от конторщика Паскалопола? — громко возвестил он. — Паскалопол обручается с Отилией!
Это произвело самый неожиданный эффект. Аурика побледнела, губы ее задрожали, и она, смешно взвизгивая, разразилась слезами. Бросившись на диван, она хныкала, прижав к глазам носовой платок, а потом с перекошенным лицом выбежала вон, как безумная, и из ее комнаты, находившейся рядом, донесся громкий плач.
— Что случилось? — спросила пришедшая на шум Аглае.
Стэникэ повторил свое сообщение.
— Дура ты, Аурика, — через открытую дверь сказала страдалице Аглае, — портишь себе кровь из-за какой-то распутницы.
— Нет мне счастья, — рыдая, причитала Аурика.
— Нет у тебя нахальства, потому что ты получила хорошее воспитание. Но и у нее тоже ничего не выйдет. Найдется человек, который откроет глаза Паскалополу.
— Информировать Паскалопола о возможных последствиях этого шага — долг людей чести. Надо также помешать дяде Костаке дать свое согласие, — заметил Стэникэ.
Аглае с презрением махнула рукой.
— Костаке перед ней на задних лапках ходит. Он способен любых глупостей натворить, прости меня господи.
При других обстоятельствах неприкрытая зависть Аурики и ее слезы рассмешили бы Феликса. Но сейчас он словно оцепенел, поверив известию об обручении Отилии. Когда он рассказал Отилии сцену, происшедшую в доме Аглае, она улыбнулась и пожала плечами:
— Какая чепуха! В этом нет ни слова правды. Но ты можешь себе представить, как они меня ненавидят! Я уверена, что скоро они и тебя втянут в эти сплетни.
Однажды слуга доложил Паскалополу о домнуле Стэникэ Рациу. Помещик сделал досадливый жест и велел было сказать, что его нет дома, но Стэникэ, который шел вслед за слугой, уже появился в комнате. Паскалопол вопрошающе взглянул на Стэникэ, ожидая, что тот сообщит ему о цели своего визита. Потом, дав понять, что сейчас очень занят, подвинул к нему ящик с сигарами. Стэникэ присел на краешек стула.
— Я и моя супруга храним вечную благодарность вам, домнул Паскалопол, за великодушие, с которым вы нам помогли, когда мы потеряли нашего дорогого сына,— начал он. — Поэтому я решил, что хотя здесь затронуты родственные связи, но я должен быть лояльным и обратить ваше внимание на грозящую вам опасность. Мне сказали, что вы собираетесь обручиться с домнишоарой Отилией.
Паскалопол с живостью перебил его:
— Кто вам сказал это? Домнишоара Отилия?
— Нет. Слухом земля полнится. Паскалопол снова нахмурился.
— Домнишоара Отилия чрезвычайно симпатичная девушки,— продолжал Стэникэ, — но, видите ли, ее воспитанием пренебрегали, и это имеет самые роковые последствия. Дядя Костаке — старик и не может за нею присматривать, да, наконец, ему и дела нет.
— Отчего ему нет дела? — строго спросил помещик.
Стэникэ несколько опешил.
— Оттого что, как вам, быть может, известно, Отилия ему не дочь, она...
— Домнул Рациу, — с упреком сказал Паскалопол, — я не понимаю, как вы, культурный человек, адвокат, можете вести подобные разговоры. Я полагал, что вы пришли сказать мне о чем-то серьезном.
Все зависит от взгляда на вещи. Это весьма серьезно. Отилия молода, неопытна, сегодня встречается с одним молодым человеком, завтра с другим. Девушке так легко ошибиться. В их доме живет студент, ее ровесник, к которому она, кажется, питает склонность... Моя свояченица Аурика видела кое-что весьма недвусмысленное, но, как девица, постеснялась сообщить вам сама. Мне хотелось бы избавить вас от разочарования. Вы сами понимаете, пожилой человек, даже если он богат, не может выдержать борьбу с пылким, быть может слишком пылким, темпераментом девятнадцатилетней девушки.
Паскалопол нервно постукивал по столу ручкой ножа для разрезания бумаги.
— В конце концов, с какой целью вы мне все это говорите? — спросил он, поднимаясь с места.
— Но... из благодарности, чтобы услужить вам, пока не поздно.
— Благодарю вас, — коротко сказал Паскалопол,— но сейчас я занят.
И он вышел в другую комнату, плотно закрыв за собой дверь. Стэникэ посидел еще немного, окинул взглядом письменный стол, повертел в руках визитную карточку, какую-то напечатанную на машинке бумагу, конверт со штампом, потом положил все на место, вынул из ящика с сигарами две штуки и встал. В дверях он остановился, подумал, вернулся и прихватил еще две сигары.
Возвратившись из имения, Паскалопол снова начал почти ежедневно бывать в доме Костаке, не придавая особого значения возможности соперничества Феликса. В этот вечер он не пришел. Феликс заметил, что Отилия озабочена. На другой день она отправилась в город. Придя из университета, Феликс увидел, что она сидит на софе, обхватив руками колени и положив на них подбородок.
— Мне все так надоело! Я бы убежала куда-нибудь, улетела. Тебе хорошо, ты свободен. Хотела бы я быть мужчиной.
— Скажи мне, что с тобой? — мягко спросил Феликс.
— Пустяки, вздор, зачем тебе об этом знать? Я только говорю, что хотела бы уехать отсюда.
Феликс опять забеспокоился:
— Куда ты хочешь уехать?
— Куда угодно. Я бы и с тобой уехала.
— Отилия, я сделаю все, что ты пожелаешь, — воодушевился Феликс. — Ведь у меня есть кое-какой доход, есть дом, ты будешь... моей сестрой, если захочешь.
Отилия с улыбкой, по-матерински погладила кончиками тонких пальцев щеку Феликса.
— Я сумасшедшая, Феликс, не надо брать с меня пример. Ты еще несовершеннолетний... Папа позволит нам совершить любую глупость, хоть на луне поселиться. Но о тебе пошли бы разговоры. Ты должен быть свободен, должен работать. Иначе ты погубишь свою карьеру. Я попрошу папу переехать отсюда.
Вскоре Отилия, ластясь к дяде Костаке, стала упрашивать его:
— Папа, пожалуйста, переедем отсюда, у тебя же есть другие дома. Феликсу слишком далеко от университета, и ему нужна комната получше, чтобы принимать своих коллег. Мне тоже неудобно ходить в консерваторию. У тебя есть дом на улице Штирбей-Водэ. Ведь Феликс платит за квартиру.
Старику было щекотно от объятий Отилии, он вяло сопротивлялся.
— Трудновато, я потеряю доход... — хриплым голосом говорил он.
— Переедем, папа, прошу тебя...
Рассчитав, что он сможет сдать дом на улице Антим по более высокой цене, чем другой, дядя Костаке сообщил Аглае о своем новом решении.
— Кто это тебя надоумил? — крикнула Аглае. Застигнутый врасплох, Костаке сознался:
— Отилия. Ей далеко от консерватории.
— Ей далеко от мужчин, — передразнила его сестра. — Ты не отдашь хороший дедовский дом в чужие руки — вот что я тебе скажу. Дядя Костаке не посмел спорить, и когда Отилия снова стала уговаривать его переехать, он постарался отделаться уклончивыми фразами:
— Посмотрим! Мы еще подумаем. Торопиться не куда!
Как и предвидела Отилия, Аглае стала относиться к Феликсу с неприкрытой враждебностью. Юноша чувствовал это по многим, казалось бы, несущественным признакам. Прежде всего Феликса уже не просили готовить Тити к переэкзаменовке, его сменил Стэникэ, педагогический метод которого и громовые обвинения по адресу школы пришлись Тити больше по вкусу. Затем Аглае начала проявлять свое недоброжелательство к Феликсу еще и тем, что в разговоре с ним с апломбом оспаривала и события прошлого и планы на будущее.
— Чем вы думаете заняться? — притворяясь, что забыла о его намерениях, презрительным тоном говорила она Феликсу. — Службу не ищете? А ведь вы сирота, вам нетрудно ее получить. Надо же как-то устроиться в жизни.
— Я учусь на медицинском факультете, — отвечал задетый за живое Феликс.
Аглае делала вид, что не принимает его слова всерьез:
— Что там факультет! Это для мальчиков, которые живут на родительские деньги. Костаке подыщет вам какое-нибудь дело.
Феликс боялся, что под влиянием Аглае дядя Костаке будет препятствовать его ученью в университете хотя бы тем, что откажет ему в самых необходимых вещах. Однако дядя Костаке, по своему обыкновению, не только не мешал ему, но даже как будто гордился тем, что Феликс — студент, и позднее принимал его товарищей по факультету, хотя и со своими обычными гримасами, но вполне благодушно. Правда, когда Феликсу понадобилось внести вступительную плату в университет, дядя Костаке пришел в замешательство, спрашивал, нельзя ли с этим погодить, советовал Феликсу занять где-нибудь «в другом месте», а он впоследствии раздобудет денег. Поскольку у Феликса не было никакого «другого места», он рассказал обо всем Отилии, которая поступила так же, как и в прошлый раз. Она заявила, что у нее есть возможность достать нужную сумму, отправилась в город, принесла деньги и только велела Феликсу никому ни о чем не говорить. Это внушило юноше некоторые подозрения.
