— Что ж, если бы Тити подал жалобу, что его заманили в ловушку — дали понять, будто он имеет дело с женщиной легкого поведения, а потом угрозами принудили согласиться на брак, — то это явилось бы отправным пунктом для возбуждения дела о разводе. Но это должен сделать он сам, только он сам, ибо он совершеннолетний. Ну, молодой человек, ты как, потребуешь развода?
Тити хмуро, но решительно ответил:
— Я не разведусь.
Аглае схватилась за голову и запричитала:
— Ай-ай-ай!
— Мама, зачем им разводиться? — словно ее вдруг осенило, изрекла Аурика. — Может быть, они счастливы!
Аглае махнула рукой, точно желая сказать: «все это чепуха».
— Если он меня любит и хочет, чтобы я устроила его жизнь, то сделает так, как скажу я! — И прибавила, словно Тити уже согласился и надо было смягчить слишком тяжелый для него укор: — Не грусти, сыночек, я избавлю тебя от авантюристки.
— Предположим, что Тити, повторяю, Тити, потребует развода по вышеизложенным мотивам, — продолжал юридическую консультацию Стэникэ. — Дело может принять неприятный оборот. У нее братья — офицеры, нельзя утверждать, что их сестра проститутка. Они могут привлечь к ответственности за клевету.
— Подумаешь, офицеры, — презрительно сказала Аглае. — Просто какие-нибудь жулики. Надели мундиры, чтобы запугать его.
— Они офицеры, мама, — разъяснил несколько обиженный Тити, — я хорошо их знаю. У них и дядя полковник, тот самый, который меня женил.
— Как видите, вопрос сложный, — подвел итоги Стэникэ. — Лучше всего сперва попробовать договориться миром. В самом худшем случае — чего хотела девушка? Выйти замуж, может быть, скрыть от людей свой грех...
— Неправда, — запротестовал Тити.
— Став «дамой», она может легко пойти на развод. Надо ей сказать, что родители не соглашаются и отказывают Тити в средствах. Поскольку у него нет определенных занятий, то как они будут жить?
— Полковник сказал, что найдет мне место,— сознался Тити.
— Найдет, как же, — отозвалась Аглае. — Сказал, чтобы тебе глаза отвести.
В конце концов порешили на том, что надо попытаться вступить в мирные переговоры, и Стэникэ взял эту миссию на себя. В один неожиданно теплый для конца февраля день Стэникэ, предварительно оглядев указанный ему Дом, вошел во двор. Его несколько озадачило множество входных дверей, так как по обе стороны двора тянулись низенькие жилые флигели с маленькими навесами. Полный, бритый молодой человек в докторском халате, с бумажным кивером на голове сидел верхом на лестнице-стремянке. Насвистывая и напевая, он любовался собственным произведением — гирляндой фантастических фруктов, изготовленной, очевидно, при помощи самодельного шаблона и прикрепленной к верхней части стены. В ответ на вопросы Стэникэ живописец вежливо отрекомендовался. Это был Сохацкий. Он быстро соскочил вниз, взял Ст-никэ под руку, повел в дом и тотчас же позвал Ану. «Насильница» Тити произвела на Стэникэ прекрасное впечатление. Ее пышная фигура, нахальные глаза, веселый, звонкий и немного грубоватый голос — все это ему понравилось. Ана нисколько не смутилась и встретила Стэникэ так же шумно и развязно, как обычно встречала мужчин. Словно невзначай, явились и другие братья, которых вызвал Сохацкий. Все сделали вид, будто понимают визит Стэникэ как начало сближения обеих семей и изъявляли сожаление, что Тити не пригласил родителей, с которыми они жаждут познакомиться. Ана заявила, что лицо Стэникэ сразу показалось ей знакомым, но она не может припомнить, где ей приходилось видеть этого «симпатичного домнула».
— Вы артист? — спросила она.
Нет, нет, — ответил плененный ею Стэникэ. — Я примирился с адвокатурой.
Сохацкий исчез, и через минуту вновь появился с бутылкой вина — остатком свадебного пира, — которую поставил на стол, для того чтобы Стэникэ видел, какое у них водится вино. Стэникэ сразу пришел в хорошее настроение и решил, что за дело надо приняться деликатно. Он объявил, что виной всему недоразумение, чрезмерная застенчивость Тити, что родители были вправе рассердиться на сына за то, что он женился без их ведома. Все признали справедливость этого, чем обезоружили Стэникэ.
— Я советовала Тити рассказать дома обо всем, — сказала Ана. — Мне тоже неприлично было скрываться от людей, точно я зачумленная. Я не вешаюсь ему на шею. Вы сами прекрасно знаете, что это было бы бессмысленно. Если он желает, я верну ему свободу.
Братья возражали, они уверяли, что Тити добрый малый и что свидетельство Стэникэ, без сомнения, убедит его родителей в порядочности семьи, в которую вошел их сын. При таких обстоятельствах всякое адвокатское красноречие оказывалось излишним, и Стэникэ незаметно перешел к темам, вовсе не касавшимся возложенного на него поручения, хотя и связанным с ним по ассоциации. Он восторгался супружеской любовью, рассказывал о своих первых амурных переживаниях, пел хвалы Олимпии и изложил биографию вознесшегося в небо ангелочка Аурела. Ана подошла к нему и взяла его под руку.
— Мы ведь теперь родственники, не так ли?
— Вот именно! Мы свояки!
Стэникэ быстро докопался, что оба офицера и их дядя полковник пользуются большим влиянием как раз в его призывном пункте, где у него создались затруднения (прибегая ко всяким малообоснованным отсрочкам, он не отбывал воинскую повинность).
— Не беспокойтесь, мы вам все устроим, — заверили его братья Сохацкие.— Мы займемся этим вопросом. А вы приготовьте документ для оправдания вашей неявки. Найдите врача, который объявил бы вас чахоточным.
— Есть такой, — подумав о Василиаде, тут же ответил Стэникэ. — Впрочем, я действительно болен.
От винных возлияний к полному лицу Стэникэ прилила кровь, и предположение, что он может сойти за чахоточного, вызвало дружный смех.
Стэникэ доложил Аглае, что семья Сохацких показалась ему вполне приличной и он не думает, чтобы Тити принуждали, ибо, в конце концов, любовь проявляется внезапно, ведь и он сам тоже, будучи не в силах жить без любимой женщины, не захотел считаться ни с чем в мире и бежал с нею. Аглае немного успокоилась, тем более, что видела, как настроен Тити.
— Ладно, ладно, — с некоторым пренебрежением сказала она, — я сама посмотрю, что она собой представляет. Пусть придет, как полагается невестке, и скажет: «Добрый день, я такая-то».
Аглае считала, что свекровь своей властью должна держать невестку в постоянной тягостной зависимости. Невестке полагается целовать свекру и свекрови руку, повиноваться им, быть «благоразумной», на каждом шагу доказывать, что она умеет беречь здоровье их чада. В свою очередь сын в ответ на неусыпные материнские заботы обязан не выходить из-под опеки родительницы. у сущности Аглае сердилась не на самую женитьбу Тити 1в душе она была даже довольна этим), а на то, что ее лишили возможности выбрать ему жену или хотя бы дать свое согласие.
Ана проявила большой такт. Когда Стэникэ ввел ее в дом, она поцеловала руку Аглае и Симиону, приведя его этим в восхищение, и чмокнула в обе щеки Аурику.
— Я и не знала, что сестра Тити такая молодая и красивая,— сказала она.
Польщенная Аурика, улучив удобную минуту, отвела Ану в сторону и тревожно спросила:
— Дорогая, вы счастливы? Ах, как вы оба должны быть счастливы!
Ана была воплощенное внимание. Подчеркнуто восторгаясь, она осмотрела дом, хвалила все, чем ее угощали, и почтительно выслушивала наставления Аглае. Она прикинулась очень встревоженной тем, что не знает как следует вкусов и привычек Тити, и просила «maman» сказать ей обо всем, что та считает необходимым для ухода за ним. Она была весела без всякого цинизма, и ей ловко удалось выразить полное согласие со всеми мнениями Аглае. Тити, по-видимому, был на верху блаженства и принялся показывать Ане свои альбомы с рисунками, в том числе копии с гравюр к роману Стендаля, которого он так и не прочел. Ана покорно слушала мужа, проверяя мимоходом пуговицы на его одежде, поправляя ему воротник и время от времени прерывая вопросами в таком духе:
— Извини, Тити, что я тебя перебиваю, но, кажется, прохладно, не наденешь ли ты пиджак? Я не хочу, чтобы ты простудился!
Или:
— Воротничок тебе тесен, я завтра куплю другой. Ты все время вертишь головой, от этого может сделаться тик.
Аглае настойчиво добивалась подробностей о семье невестки, подобно судье, задавая вопросы прямо в лицо: живы ли родители, чем занимаются, где служат братья, где они учились, есть ли в доме все необходимое и так далее. Ана отвечала совсем просто, без тени досады, и все остались в убеждении, что она вполне искренна.
Предстояло разрешить важную проблему. Тити должен зажить своей семьей. Дома, разумеется, ему негде было поместиться. Аглае не без основания спрашивала себя, на какие средства он будет существовать, не имея дохода.
