— ...Послал бы вас ко всем чертям. Он так и сказал.
— Проклятье! Они за это заплатят!
— Простите, господин консул, я должен сообщить: Гуаско во всеуслышание оскорбил вашу особу.
— Каким образом?
— Неудобно говорить...
— Давай, давай повтори из слова в слово.
— Он сказал, что плюет на длинношеего гусака и на его приказы.
— Так, так! Эти прохвосты забыли главную заповедь Совета дожей: «Каждый должен знать свое место». Ну, так я покажу им место, не будь я Христофоро ди Негро. Гондольфо!
— Я тут, достопочтенный.
— Заготовьте постановление. Я подпишу.
— Что вы соизволите постановить?
— Пусть ди Гуаско в течение трех дней предъявит все грамоты, которые, по его словам, у них есть от высокой общины Генуэзской. Если таких грамот нет, он обязан подчиняться закону и только закону. Если же тот Теодоро не выполнит этого в три дня, присудить его к уплате штрафа в три тысячи сонмов. Иди.
— Мы тоже свободны? — спросил Микаэле.
— Да. Гондольфо, подожди. Передай мой приказ старшему кавалерию: аргузиев Константино, Мавродио, Якобо, Кароци, Скола- ри, Иорихо и Даниэле взять под стражу и передать суду синдиков. Судить за трусость и потерю оружия. Кавалерия Микаэле ди Са- зели моей властью разжаловать в аргузии на один год. Все. Идите.
После того как все вышли, консул долго ходил по комнате, проклиная ди Гуаско, трусов аргузиев и глупого Микаэле.
В это же самое время не менее, чем консул, был разгневан старый ди Гуаско. Было от чего гневаться. Вчера вечером, когда он с Тео и Андреоло веселился, радуясь тому, как ловко удалось им посрамить ди Негро, вдруг распахнулись двери, и на пороге зала появился Деметрио. Все лицо его было залито крозью, одежда превратилась в лохмотья.
— Отец! Все на коней и — в Скути. Там беда,— проговорил Деметрио и упал,потеряв сознание.
Антонио быстрее всех подскочил к сыну, взял его, как ребенка, на руки и перенес к окну на тахту. На крик хозяина прибежали слуги, промыли и перевязали раны. Раны оказались легкими, и Деметрио скоро очнулся.
— Говори, кто тебя? Аргузии консула? — спросил отец.
— Нет, нет...— Деметрио приподнялся, схватил отца за руку.— Надо немедля садиться на коней и мчаться в погоню. На Скути налетели разбойники и увели у нас всех рабов. С ними ушли и некоторые слуги. Хозяйство было в их руках три часа, и все разграблено.
— Кто у них атаман? —спросил Теодоро.
— Твой знакомый. Сокол его зовут.
— Не знаю такого,— удивился Теодоро.
— А он тебя знает. «Передай твоему братцу Теодоро поклон,— сказал он.— Скажи, что дешево оценил меня в Карасубазаре. Если б знал, что буду у него в гостях,— дал бы дороже».
— Ты говорил с ним? — спросил Андреоло.— Каким образом?
— Я прискакал в Скути тогда, когда там уже хозяйничали эти люди. Я бросился на первого встречного, убил его, но потом на меня наскочили со всех сторон мои же рабы и привели к этому Соколу. С ним девушка — сестра того росса, что повесили мы по суду, и Ялита — гречанка. Это они привели их в Скути. Россиянка сразу узнала меня и сказала атаману, кто я. Она же и переводила наш разговор. «Вы разбойники?» — спросил я. «Какие же мы разбойники,— ответил Сокол,— меня совсем недавно купил твой брат на рынке рабов вместе с моими друзьями. Нашлись добрые люди — выручили нас, а теперь вот мы выручаем таких же несчастных».
«Для нас вы — враги»,— сказал я. «Да, насильникам и богатым — мы враги. Если пожалуются на вас ваши люди, придем снова в гости и тогда уже не отпустим тебя. А сейчас иди в свой дом и скажи, чтобы нас не искали — худо будет». И вот я, раненый и избитый, примчался сюда.
— На коней,— сказал Андреоло.— Мы догоним их и изрубим на куски. Кто со мной?
— Кто угодно, только не я,— гневно произнес Теодоро.— Ты проспал свое Скути — ты и расхлебывай эту кашу!
— Ах ты, оборванец!—закричал Андреоло.—Ведь если говорить прямо, Скути погибло по твоей вине. Разве не ты проспал и выпустил этих разбойников, разве не тебе шлет поклоны их атаман! Вот подожди, отец, этот Сокол доберется до нас, всех повесит, а братца Теодоро сделает своим помощником. Рыбак рыбака видит издалека.
— Цыц, вы! — крикнул Антонио.— Слушайте, что я буду говорить! Садитесь верхом и все трое — в Скути. Все, что можно, приведите в порядок. В погоню ехать не сметь. Я еще не знаю, что это за Сокол, но думаю, что для нас он страшнее консула во сто крат. Кто знает, что будет впереди. Может, вместе с Христофоро придется ловить эту птичку. Так или не так, а донесение консулу об этом надо послать. Не завтра, а позднее. А сейчас — в путь!
Все это припоминает сейчас ди Гуаско, не в силах подавить гнев и досаду.
Глава четырнадцатая
НУРСАЛТАК — ЦАРИЦА КРЫМСКАЯ
...Нурсалтан... по происхождению и бракам, по потомству и родству, она была самая знатная женщина в тог даашем татарском Мирелл. Бережков, «Нурсалтан».
РЕВНОСТЬ
ятежная Казань вроде бы притихла.
Хан Ибрагим живет со своей женой Нурсалтан душа в душу, сын Магмет-Аминь растет, как в сказке, не по дням, а по часам, пасынок царицы в Казани почти не живет. То в Орде у Ахмата ошивается, то у ногайского мурзы.
А раз Алихана в царстве нет, то и Суртайшз присмирела.
Противная хану партия приникла к земле — ниже травы, тише воды. Да и как по-иному быть, если на подворье у хана стоит русский посол, а с ним воевода Иван Рун с трехсотенной ратью. Противникам хана огрызаться можно, а кусать — попробуй укуси. Сразу зубы выбьют.
Тугейкиной сотне теперь совсем нечего делать— Ивашка бережет хана крепко. Теперь Тугейка больше охотой занят. То с ханом на охоту едет, то сына его Магметку стрельбе из лука учит, то у царицы на гуслях играет.
Ие жизнь пошла, а малина. Даже по родному илему тосковать стал редко. А если к затоскует, идет к Рунке в дом, а там Пампа п? с сыном.' Сядут у светильника, о прошлой жизнь погово-
рят, лесную жизнь вспомнят. Недавно сидели они вечером тихо, мирно, ждали Ивашку со службы. Тот пришел угрюмый, усталый.
— Что-нибудь случилось? — спросила Пампалче.
— Худые вести из Москвы.
— Снова война? —Туга отложил гусли в сторону.
— Да как тебе сказать... Пришли слухи, что государя нашего под Новгородом побили и убег он от новгородцев сам-четверт, да еще и раненый. Хан Ибрагим сразу с послом по-другому начал разговаривать и будто бы дал приказ войску идти на Вятку и Устюг и города эти у нас отнять. Если сие случится — миру конец, а нас тут запросто придушат.
На второй вечер Тугейка в покоях у царицы был, гусельной игрой ее тешил. Потом доложили, что пришел мурза Мингалей, Тугейка было начал в чехол гусли класть, чтобы уйти, но царица велела ему остаться. Она так часто делала. С русским послом царице сноситься не положено, а бывает, надо ему что-то передать. Вот она и говорит это при Тугейке. Знает, что он ходит к Руну и через него все, что нужно послу, перескажет.
— Ты бы парня отослала,—сказал мурза,—Разговор тайный будет.
— Хан ревнив, ты знаешь, мурза. Кто-то должен при наших встречах быть. А вернее Туги у меня слуг нет. Говори.
— Слышал я, хан войско собирает, на Вятку его бросить хочет?
— Да. Злые и неумные люди подбивают его на это. И кто эти люди, ты знаешь'.
— Передай хану, что его обманывают. Кто и для чего, я еще не знаю, но вести ему передают лживые. Князь Иван Новгород покорил и легко может перекинуть рати под Вятку. И тогда хану придется туго. И еще скажи — король Казимир посылал к хану Золотой Орды Ахмату человека по имени Кирей, и тот человек передал совет Казимира идти хану на Москву, а он-де, король, Ахмату поможет. Может, прежде чем идти на Вятку, хану надо с Золотой Ордой связаться, с королем литовским.
— Хорошо, Мингалей. Ты хану настоящий друг. Я ему твои слова передам. Да ты и сам мог бы это сделать.
— Нет. В твоих устах эти речи прозвучат правдивее.
Прошла неделя, а может, больше.
От русского посла ушел в Москву гонец. И в тот же день в Казань прибежал человек из Сарай-Берке, столицы хана Ахмата. Зашел он сразу не к Ибрагиму, а к Суртайше. На следующие сутки Алихан объявился в Казани. И закипел, забурлил город. Подняли головы противники Москвы. Хана Ибрагима то эмиры грызут, то Суртайша попреками изводит, то сын Алихан угрозами забрасывает. И поддержки ему искать негде. Царица Нурсалтан готовится рожать и из женской половины дворца не выходит. Да и сам хан ее от всяких волнений бережет — один от своих противников отбивается. Он еще не знает, что все его терзания и мучения впереди. В один из вечеров Тугейка пошел проверить своих сторожевых. Теперь его охранная сотня на ноги поднята, Хан теперь настороже. Вдруг из женской половины дворца служанка выскочила, увидела Тугейку и крикнула:
