— Беги к старой царице. Скажи — молодая рожать собралась!
Тугейка — сразу к Суртайше. Та уж наготове была, знала, что
царица вот-вот от бремени разрешится.
Прибежала к ней, а в покоях уже крик младенческий слышен. Роды прошли легко, второй сын родился крепким и здоровым. Но как глянула на него Суртайша — ахнула! Хан Ибрагим волосом черен, у Нурсалтан косы черные с отливом, а ребенок лицом бел. Не то русоволосый, не то рыжий.
Суртайша даже не притронулась к нему, брезгливо сморщила свое и без того морщинистое лицо, вышла. Сразу нашла в покоях хана, сказала мрачно:
— Иди, посмотри —у тебя еще один наследник родился. Теперь уж чисто русский. В нашем колене таких не бывало.
Хан матери не поверил, злобно матюкнулся по-русски и побежал смотреть новорожденного сам.
— Ты никому не верь, великий,— успокаивала его Нурсалтан,— ты мне верь.
— Я глазам своим верю!
— Тогда гляди лучше. И нос твой, с горбинкой, и губы твои. А масть он сменит еще. Аминь без тебя родился, он тоже сначала светлый был, потом потемнел.
Успокоился хан, но ненадолго. Пошли по двору разговоры нехорошие и нашелся один стервец из охранной сотни — выслужиться захотел. Пришел к Суртайше и сказал, что видел, как в Москве от царицы тайно выходил князь Иван ночью. Об этом сразу стало известно всей Казани.
Напрасно царица доказывала хану, что после Москвы прошло более десяти месяцев — Ибрагим и слушать ее не стал. Ревность жгучая поселилась в его душе, опалила разум, и впервые он поднял на жену руку.
А когда человек ослеплен ревностью, то сбить его с толку совсем легко. Жену его перестали пускать в дворцовую мечеть, и он согласился. Всех сторонников своих, которые царице радели, он от себя отогнал и тем самым себя ослабил. Охранную сотню, царицей созданную, велели распустить, как, якобы, всю русским послом подкупленную, и он согласился. Мурзу Мингалея Суртайша любовником царицы сочла, и хан за верного слугу своего не заступился. Горный черемисский край у него отнял, а самого мурзу выслал на реку Абигель. Тугейку Изимова чуть было в постели не зарезали, хорошо что настороже был и успел выскочить в окно и скрыться у Ивана Руна в посольской избе.
Наконец и самого хана чуть не силой затащили в дворцовую мечеть, где сеит', Суртайша, Алихан и их подручные заставляли клятву перед аллахом дать.
— Клянись, что изгонишь греховодную жену из Казани,— потребовал святой сеит.
— Но она мать детей моих, наследников моих,— сопротивлялся хан.
— Кто наследники? — гремела Суртайша.— Эти русские ублюдки наследники?
— Но они внуки твои...
— Вот мой внук! — Суртайша встала позади Алихана.— Только он достоин святого казанского трона.
— Нет,— стоял на своем хан.— Магмет-Аминь будет после меня править Казанью.
— Не будет! — кричал Алихан.— Я старший в роде, мое право!
— Чем ты подкрепишь свои права? — спрашивает хан.
— Ногайский посол, скажи хану слово свое.
— Властитель Орды ногайской Мурза Юсуф велел передать тебе, хан, слово: если ты сыну Нурсалтан трон отдашь, быть меж ним и тобой войне.
— Ты, посол Золотой Орды, скажи?
— Великий хан Ахмат на Русь собирается войной идти и хочет он, чтобы ты послал сына своего Алихана со всем войском на московскую землю.
Видит хан, ни изнутри, ни с наружи у него подпоры нет, однако, клятву аллаху дать не просто. Взмолился хан:
— Пусть Нурсалтан из Казани уйдет, пусть Латифа с собой берет, но Магмет-Аминя со мной оставьте.
— Клянись на Коране.
Хан, скрепя сердце, положил руку на Коран...
ЧЕТВЕРТАЯ ВАЛ И ДЭ
Хан Менгли-Гирей, могучий повелитель Крыма, сегодня проснулся в скверном расположении духа. Ночью ему снилось, что вновь выстроенное здание гарема рухнуло и все обитательницы его погибли. И только комната для четвертой жены осталась целой. Это встревожило хана. Дело в том, что по шариату[26] у хана должно быть четыре жены — валидэ. Это законные жены, дети, рожденные от них, пользуются всем« правами. Менгли-Гирей новый дворец в
Солхате построил, новый гарем построил, даже Соколиную башню возвел, а вот женами похвалиться хан не может. Покойный отец его Хаджи-Гирей поучал: первую жену должен взять красивую, вторую — богатую, третью — умную, четвертую — знатную. Хан Менгли не то чтобы этот совет забыл, просто жизнь складывалась так, что было не до жен. Сперва воевал с братьями за престол, потом воевал с беями за земли, а сколько сил и времени ушло на то, чтобы Крымский Юрт от Золотой Орды отколоть, самостоятельным ханством сделать. И женился Менгли наспех, и получилось так, что первая жена была взята из самого захудалого рода Яшлэеов, старше его на целых семь лет, некрасива и молчалива. Вторая жена, правда, богата, но глупа, спесива, от нее всему гарему житья нет. Третья жена все время болеет, а четвертую жену хан до сих -пор подобрать не может. Он вспомнил совет отца и сказал себе, что четвертая валидэ должна быть непременно из знатного рода. А где такую взять? Знатные женщины на дороге не валяются. Вспомнив все это, хан'велел позвать толкователя снов и звездочета Хайдара, рассказал ему про сон и спросил, что бы это значило? Хайдар хотя и стар, но подвижен, вездесущ и умен. Хан только еще встал с постели, еще не умылся, а звездочет побывал во всех уголках Сблхата, все разнюхал, все разузнал.
— О могучий и мудрый. Сон этот к добру, ибо не далее как сегодня ты узнаешь имя самой знатнейшей женщины во всем подлунном мире и захочешь взять ее в жены. И сон твой говорит об этом, и расположение звезд.
Менгли отпустил звездочета, совершил омовение, позавтракал я пошел в посольский двор. Там его должен ждать Ази-баба — гонец из Казани. Три дня его держит хан в столице и никак не найдет времени, чтобы выслушать.
— Какие вести ты привез мне из Казани? — сразу спросил хан, усаживаясь на подушки.
— Хан Казани, несравненный Ибрагим, умер,— Ази-баба приложил ладонь к груди, поклонился.
— Разве он стар был?
— Не стар. Но никто не вечен под луной и...
— Ты не хитри. Говори правду.
— Говорят, хан Ибрагим отравлен. Кем — неизвестно?
— «Неизвестно»,— хан сплюнул в сторону фонтанчика.— Кто встал на его место, тот и отравил.
— На его место встал сын его Алихан. И он шлет тебе братский поклон и дорогие подарки. Хан Алихан надеется на твое высочайшее расположение.
— С чего он думает начинать свое правление?
— Алихан в союзе с великим властителем Золотой Орды хочет идти на Москву. Ногайская сторона тоже обещала послать на Москву войско, круль Хазиэмир — тоже. Было бы хорошо, сказал Алихан, если бы и ты...
— Я подумаю об этом,— хан вскочил с подушек, обошел фонтан, журчащий посреди комнаты, снова сел. Весть о смерти Ибрагима он принял спокойно, но то, что задумал Алихан, взволновало его. Менгли последнее время ждал войны с Ахматом. Он знал, что хан Золотой Орды попытается силой вернуть себе власть над Крымом. И знал, что силы у него на это не хватит. Но если Ахмат сколотит союз Орды, Казани, ногаев и Литвы, да пограбит Русь, сила у него утроится. Тогда он может с той же Казанью двинуть войска на Крымский Юрт. Этого допустить нельзя и союз, задуманный Ахматом, надо разрушить. Новый хан Казани думает делать вредное для Менгли дело, он верный пес Золотой Орды. А если Алихану помешать? Ведь у Ибрагима есть и другие сыны.
— Скажи, Ази-баба, у Ибрагима есть еще наследники?
— Двое. Могмет-Аминь и Абдыл-Латиф.
— Алихан их не придушил еще?
— Мать их, царица Нурсалтан, скрылась с детьми у русского- посла в избе и теперь, я думаю, она в Москве.
— Почему в Москве?
А где же еще? И Ахмат, и Юсуф-ногаец с Алиханом заодно.
— Нурсалтан? Я где-то слышал это имя. Чья она дочь?
— Нурсалтан из знатнейшего рода Мангитов. Она дочь великого Темира, да будет вечна память о нем в обоих мирах. Я бесконечно уважаю ту женщину за мудрость и доброту.
— Сколько лет ей?
— Двадцать восемь, пресветлый хан.
— Красива ли?
— Как гурия рая.
— Хорошо. Иди. Как надумаешь обратно ехать — приходи.
Спустя три дня Ази-баба снова пришел к хану. Менгли-Гирей
велел передать Алихану, что он жалует его братством, но войско на Москву послать не может.
— А теперь скажи мне, Ази-баба, как ты к моему Юрту шел?
— Водой, великий хан. По Волге, потом волоком до Дона.
— А через Москву теперь не пройдешь ли?
