— Куда, отец, путь держишь? Какая беда занесла вас в этот страшный край?
— Скажи, как тебя зовут? — тихо произнес старик.
— Васильком родители нарекли.
— Васильком, говоришь. А тот, что привел нас сюда, баял — Соколом.
— Сокол — это прозвище мое.
— Слава богу! Уж сколько дней мы ищем тебя. Люди говорят, в горы Сокол прилетел. Говорят, людей подневольных выручает, из цепей кует мечи, чтобы иродов сей земли наказать. И захотелось мне найти тебя.
— Неужели, дед, о нас добрая слава идет?
— В этой злой земле добрые дела люди творят редко. Здесь все больше в цепи куют. А ты свободу несешь человеку. Оттого и слава про тебя, как ветер, разлетелась.
— Где вы были, откуда пришли? — еще раз спросил Сокол.
— Мне трудно говорить. Андрейка, расскажи.
Черноглазый мальчуган стал рассказывать о том, как он встретил деда Славко, как пробирались они в Сурож к купцу Никите Чурилову.
Вокруг Сокола собрались постепенно все ватажники. С интересом слушали они рассказ Андрейки. Подошел вместе со всеми и Ивашка Булаев. Он неотрывно смотрел на мальчика, несколько раз порывался сказать что-то, но, видно, не решался. И только когда поводырь кончил рассказ, Ивашка спросил:
— Родился ты где? — голос его дрогнул, выдавая глубокое волнение.
— Под Москвой. Углы деревня наша зовется.
И вдруг Ивашка рванулся к мальчику, схватил его своими большими руками, прижал к груди:
— Андрейка! Сын!
Глава шестнадцатая
ДВА ВСАДНИКА ВЫЕХАЛИ В КАФУ
Кафа — знатнейший город приморский, крымский.
М. Ломоносов, «Темира и Селим».
ПЕРВЫЙ ПОЕХАЛ КРУГОМ...
розно шумит море. Волны, одна выше другой, с рокотом несутся к берегу и разбиваются о прибрежные камни, сотрясая землю. Мрачен горизонт, клубятся над ним черные облака. Тонко и протяжно звенят расставленные на сушку рыбацкие сети, ветер обрушивается на огромную скалу и со свистом взмывает вверх, к окнам консульской башни.
В верхней комнате башни трое: консул, Гон- дольфо и Якобо. Якобо сидит у окна и смотрит на море. Юноша слушает штормовое пение ветра и не обращает никакого внимания на разговоры отца и Гондольфо. Гондольфо, низко склонив голову, пишет.
Христофоро ди Негро ходит по комнате и диктует письмо консулу Кафы Антониото ди Кабела.
— О суде, виселицах и позорных столбах написал?— спросил он Гондольфо.
— Написал,— угрюмо ответил гот.
— А о том, как они встретили мой приказ, написал?
— Как же я мог не написать, если вы диктовали!
— Ну хорошо. Далее будет так: «И еще прошу вас, светлейший! и вельможный господин, достойные господа провизоры и масарии и почтенные господа старейшины, прислать мне копии тех грамот, которые выданы общиной тем ди Гуаско, дабы мы могли уразуметь, чем руководствоваться нам. Кроме того, просим вас при рассмотрении...»
— Господин консул, после слов «просим вас» надо бы поставить «если вам будет угодно»,— посоветовал Гондольфо.
— Да, ты прав. Поставь и продолжай... «при рассмотрении прав тех ди Гуаско не пренебрегать достоинством и выгодами светлейшего Совета святого Георгия, а также и нашим достоинством». Последние два слова подчеркни.
— Хорошо, господин консул.
— Пиши дальше: «Я уверен, что вы поступите именно гак, дабы Устав был соблюден и правосудие заняло подобающее место, чтобы братья ди Гуаско, считающие из-за чрезмерного богатства своего, что над ними нет нигде власти, что они одни владыки, поняли бы, что над ними есть вышепоставленные лица, что господами над ними являются консулы»’. Точка. А теперь оставь место для подписи и напиши постскриптум.
— Написал. Что дальше?
— Далее вот что: «Еще хочу сообщить вам неофициально о Тсодоро ди Гуаско. В Суроже проживает известный вам русский купец Чурилов. Единственная дочь того гражданина города почитается первой красавицей Солдайи. Доношу светлейшему и вельможному, что Теодоро решил взять ту русскую в жены. Не хочу сказать ничего плохого о купце и его дочери, наоборот, я знаю его как самого благородного жителя города, а дочь его действительно красива и умна необычайно, однако вы, я думаю, поняли, что они другой веры и тот Теодоро хочет совершить невиданное кощунство — уйти из лона католической церкви и принять веру православную. Мы все как истинные католики не должны допустить этого, а того Теодоро жестоко наказать. Более ничего. Готов к выполнению ваших приказов. Будьте здоровы во Христе.
Из Солдайи.
Подпись: Христофоро ди Иегро, с почтением».
Гондольфо подвинул письмо к консулу, тот поставил свою печаті) и, сложив лист вчетверо, завернул его в кусок шелковой ткани Нотариус растопил воск, и шелковый пакет был запечатан четырьмя печатями.
Пойти сказать, чтоб на фелуке поднимали паруса?—спросил Гондольфо.
1 Здесь и в ряде случаев в дальнейшем даны подлинные выдержки из писем ИнЖ'уля Солдайи Христофоро ди Негро.
— Ты, Гондольфо, видно, до сих пор не можешь протрезвиться,— сказал с упреком консул.— На море шторм. Письмо придется отправлять с всадником. Ты сам понимаешь — письмо важное. Кого бы нам послать в Кафу. А?
— Позволь, отец, мне! — Якобо вскочил и подошел к столу.
— Нет, сынок, мы с тобой скоро и так съездим в Кафу. А с пакетом тебя посылать нельзя. Я даже аргузию это письмо не доверю.
— Кто же его повезет? — спросил Гондольфо.
— Ты. Может быть, консул Кафы пожелает еще что-нибудь ^узнать — кто лучше тебя рассказать может?
— Гондольфо ди Портуфино — посол Солдайи. Хм, неплохо...
Спустя час из северных ворот Сурожа выехал всадник. Его нетрудно было узнать —это Гондольфо. Сейчас у него бравый вид: на голове зеленая шляпа с двумя перьями, под коричневым огромным плащом на широком кожаном ремне подвешена сабля, за ремнем— кинжал. Через правое плечо перекинут ремень, к которому кольцами прикреплена сафьяновая сумка. В сумке — письмо консулу Кафы.
Два пути есть из Сурожа в Кафу. Самый удобный и скорый — морем. Но не всегда открыт этот путь. В дни весенних и осенних штормов ходить под парусами рискованно, и тогда в Кафу едут другой дорогой. Она далекая, трудная и опасная. От северных ворот через Тарактаси на Салы по горам, заросшим густым лесом. Из Салы по такому же лесу до армянского монастыря Суб-Харч, далее до Кафы — степью. Влево внизу остается город Солхат, но путники стараются миновать его — здесь латинян не любят.
Вот по этому, второму пути и направился Гондольфо. Для себя и коня никаких запасов не взял. Хоть и лесная дорога, а проторена. Были бы деньги: в корчме у Геворока можно коня покормить и самому подкрепиться, да армянские монахи за деньгу дадут и ячменя и хлеба. Не поскупился господин консул, и потому Гондольфо едет по лесу и напевает веселую песенку.
Все дальше в горы уходит дорога. Все гуще и гуще становится лес. Лошадь шагает крупным шагом, ветки деревьев хлещут всадника по лицу.
Безлюдно. Скучная дорога, и, кажется, нет ей конца. Уже перепеты все песни, старому нотариусу очень хочется поговорить с кем- нибудь. Гондольфо терпит час, два, а молчанию, как и дороге, нет конца. Наконец, душа его не выдерживает и Гондольфо начинает читать подряд все молитвы, которые он знает.
Высокая буланая лошадь покачивает головой в такт словам своего всадника, и Гондольфо кажется, что она слушает его. Утомительно однообразно идет время. Консул Солдайи, конечно, неплохой человек для Портуфино, но кое-что он делает во вред сво
ему верному другу. Разве не он, отправляя своего посла в путь, самолично осмотрел переметные сумы и выбросил две фляги с вином? А как бы украсили, укоротили дорогу эти милые сердцу сосуды...
Гондольфо вспомнил о вине, и в груди у него заныло, защемило в горле, мучительно захотелось выпить. В муках Портуфино проехал несколько стадий и тут вспомнил о корчме в Салах. На душе потеплело, и он, пришпорив коня, пустился в дальнейший путь.
Корчма Геворока с утра пуста. Дом разделяется на три части: первая, самая большая, комната служит для приема путников. Здесь стоят два длинных стола и четыре скамейки. Во второй половине находится очаг с огромным закопченным сводом, как в монастырских кухнях, стоит рундук с вином и яствами. Возле рундука нары, сплетенные из лозняка, на них спит недавно нанятый работник и повар хозяина корчмы грек Ионаша. В третьей, высокой и чистой пристройке, живет сам старый Геворок со своей молодой женой. Обязанности троих распределены просто: Геворок покупает вино, продукты, его жена принимает гостей, наливает им выпивку, выносит еду, получает плату. Ионаша возится у очага, стряпает, варит, жарит—выполняет всю черную хозяйственную работу.
