Джульетто Кьеза — персона более чем информированная, писал впоследствии: «…из Гарварда российскому правительству посылали факсом проекты законов, написанные уже по–русски, для воплощения в экономической политике, под заголовком «Правительские распоряжения и декреты». Американцы долларизировали Россию, посылая с согласия правительства Гайдара, превратившегося в их протекторат, десятки грузовых «Боингов‑747», загруженных под завязку новенькими, только что отпечатанными стодолларовыми купюрами… Советниками, руководившими приватизацией, были сплошь американцы или «русские» под началом американцев, назначенных напрямую российским правительством. Весь процесс приватизации проходил по рецептам технологического и финансового ноу–хау Соединенных Штатов и с согласия Вашингтона. И не только: когда вставал вопрос о назначении министров и директоров крупных предприятий, летали в Соединенные Штаты за советами, а лучше сказать, за приказами… В 1993 году Ельцин уже полный банкрот в моральном и экономическом плане, поэтому, чтобы удержаться у власти, он распродает Россию Соединенным Штатам, демонтирует армию, аэрокосмическую промышленность, народное образование, словом, все…»
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
Лавров — Лайбах;
Грызлов — Шац;
Д. Медведев — Шахтман;
С. Иванов — Иохимсон;
Ю. Иванов — Иероним;
Б. Громов — Гольдштейн;
Коржаков — Хаген;
Лужков — Кац
Кудрин — Кюхельбекер;
Кириенко — Израитель;
Матвиенко — Эйхгорн;
Фурсенко — Файфман;
Зурабов — Сабельсон;
Белых — Айзеншпис;
Митрохин — Хайнц;
Филиппов — Файнштайн;
Садовничий — Рахимович;
Абалкин — Эткинд;
Гайдар — Руденберг;
Явлинский — Абельман;
Немцов — Герман;
Примаков — Шац;
Хакамада — Бейрнштейн;
Сабчак — Хайнович;
Жуков — Бирман;
Гордеев — Штубис;
Слиска — Бет Шебес;
Панина — Райх;
Устинов — Штайн;
Малышкин — Везенберг;
Митрофанов — Виерский;
Абрамов — Бегин;
Аяцков — Гольдберг;
Строев — Давидсон;
Осадчий — Натансон…
/неполное перечисление/
(конец вводных)
----
«Пришли злыдни, как на три дни, а задержалися на три вики…»
Жириновский, как автор «компромата», в то время всерьез ли, не всерьез, но грезивший о президентском кресле «Всея Руси», не счел нужным упомянуть еще одну расшифровку — на себя… «Сын юриста» — еще не диагноз.
— Ну, да шут с ним! — размышлял себе Извилина, невольно улыбаясь всем этим хитросплетениям: — Роль провокатора при государственной думе также неплохо оплачивается.
Всякому трону нужен шут — проститутка власти, чтобы время от времени озвучивать ту правду, которую следует замазать (раз она озвучена шутом, ей уже нельзя следовать, принять всерьез), пугать ею возможных противников — выносить предупреждения.
В 90‑е скандалист Жириновский пытался выпустить книжонку, в которой неосмотрительно дал пофамильную расшифровку власти нынешней. Прежде чем получить основательного втыка (а с ним и откупных, которые сунула уже вторая рука, которая лучше знала, что делать к таким случаям), прежде чем тираж тихо растворился — исчез, будто его и не было, а поздние сетевые версии подкорректированы, газета «Наша трибуна» (тоже не слишком долго просуществовавшая), сделала распечатку состава правительства и приближенных к нему, мимоходом отметив удачное (прямо–таки ко времени) название: «Иван — запахни душу!», и весьма смешное своим призывом, поскольку в той подборке автор забыл указать «имя собственное», дать еще одну ссылку преемственности поколений от управленцев 1917 до управленцев с 1991, а именно: Жириновский — Эдельштейн.
Кто успел, тот успел — удивился, но тут же поспешил все забыть — слишком уж безнадежный для России вырисовывался расклад…
Недовольный последними вливаниями в собственную партию (в рамках собственной программы — «горючее в обмен на партийцев»), «лучший друг русского народа» заехал по пути от Саддама Хусейна в Израиль, словно надеясь развеселить местных жителей приевшейся в тех местах классической клоунадой, стучал себя там кулаками в грудь: «Я — еврей!» Впрочем, мир и Израиль видывали и не такое. Гораздо более насущным на тот момент выглядело решение проблем, выдвинутых «душевными» талмуд–лоббистами — вроде окончательного и бесповоротного запрета на торговлю свининой на всей территории Израиля — в очередной раз проаргументирующими свои экономические выкладки изречениями из Торы…
Всякому лобби свое место — лучше бы «лобное». Закон свят, но законник — черт средь святости. Но то не главное худое. А худо — что теперь уже и он пролез законы лепить. Раньше: закон — Закон. Потом закон — новые щелки в нем. И враз 69! Законы чертей под их безраздельное царствие!
Жириновский, обиженный одной частью еврейства, обласканный и обнадеженный другой, кинулся обратно в Россию — лоббировать приватизацию…
Извилина, зная, что все не так плохо — все гораздо хуже, больше удивлялся тому, что еще способен удивляться.
Почти одновременно узаконили отмену такой графы в паспорте, как национальность, вполне резонно, на страницах газет и многочисленных носатых телевизионных «искусах» рассуждая, что в таком многонациональном государстве, как Россия, не то чтобы не должно быть национальностей вовсе, а места «ксенофобии», «антисемитизму», «экстремизму», «шовинизму», «мигранофобии», «юдофобии» и прочим «проявлениям» человеческой логики.
(90‑е, словно блядь со стажем, наделили русский язык множеством новых слов.)
Эпоха первоначального накопления авантюристов закончилась, начался еще более циничный этап…
Сделав свое дело (словно отыграв заданную роль), ушел в тень пухленький председатель правительства, что в начале собственной политической карьеры козырял в качестве фамилии немаленьким по весу литературным псевдоним собственного деда, разом наделив себя его авторитетом. Того самого, что доживи он до седовласых лет, пожалуй что, и шашечкой рубанул наискосок своего внучка, разваливая его до самого седалища, искупая свой грех уже большей частью, поскольку малую искупил литературой и собственной гибелью в 1941 году. У деда грехов хватало — дурная кровь — рубал шашечкой и постреливал крестьян, которые не хотели идти в «светлое будущее», под это в свои неполные восемнадцать командовал полком, в общем, как сейчас говорят, был еще тот «отморозок»…
Не один такой рубал, как восторженно говорил позднее: «головы гидры контрреволюции», а попросту занимался делами по прыщавым мечтаниям своим — душегубствовал, имея к этому делу мандат — разрешение от новой власти — полное и беспредельное по «тогдашнему злому времени». Однако, далеко не каждый из таких становился еще и писателем. Еще меньшему числу хватает ума помолчать о «подвигах». Почти никто открыто не мемуарил — удерживал себя в рамках дозволительных политическому моменту. Были исключения, которые позволили себе «художественно намекать». Такому писателю Бабелю, о котором сами евреи любят говорить, что он «зеркало еврейской души» (впрочем, каких глупостей сегодня не говорят!), досталась своя законная заслуженная пуля в 1940 году. Это и другое позволило «социально близким» плакать о несправедливом отсчете с 1937 — Большой Сталинской Инвентаризации людей и дел.
Внучок был гладок и гадок, для броскости взявши в качестве фамилии литературный псевдоним деда, крестьян уже, ни «именем революции», ни под другим, кроме собственного краденого, не расстреливал и шашечкой не рубил, но тихой сапой заморил многие тысячи, а то и миллионы, найдя тому много новых способов. Наделенный, словно в насмешку, маслеными глазами и даже голосом одного из наиболее характерных персонажей произведений деда, невольным образом скопировав внешнюю личину, вольным — взяв его себе в пример, к которому надо стремиться, но уже не за «варенье и печенье», а много большее, на радость «буржуинам» сдавал последний бастион, громя государственные монополии, налаживая бесперебойное снабжение водкой и… прочее, и прочее… «Обул» всех разом — всю страну «обул», подмахивая своей мягкой ладошкой с короткими пальцами бумажку за бумажкой, каждая из которых по сути равнялась тысячам пулеметных очередей в толпу.
Дед имел совесть погибнуть в отечественной (этим сняв с себя часть грехов), но внук их преумножил, и уже ясно, что никаким следующим поколениям этого проклятого рода их уже не искупить.
В 90‑е «новыми боярами» русское государство было сдано, и происходило маневрирование на идее украсть как можно больше, а удастся, так и закрепиться на этом воровстве — узаконить его. Дальше — закономерность. В первое десятилетие нового тысячелетия Россия являлась узаконенным данником США. Только называлось это не данью, не ясаком, и не контрибуцией, а таким выворотом сознания, как «стабилизационный фонд будущих поколений». Какая–то логика в этом присутствовала — фонд обеспечивал более–менее стабильное существование определенной группы людей до тех пор, пока щедро и без задержек пополнялся. И ясно было, что о «поколениях России» здесь речь не идет.
