Размышляя о личной жизни Ван Зейлов, я пришел к выводу, что поскольку их брак длится уже восемнадцать лет без малейшего намека на неверность ни с той, ни с другой стороны, то все у них в порядке. Порой я гадал, что у них неладно, потому что не всегда их брак казался мне счастливым, но Корнелиус никогда не делился своими проблемами, а я, разумеется, никогда не спрашивал. Когда в молодости мы вместе с ним прожигали жизнь, он часто рассказывал о своих женщинах, точно так же, как и я ему рассказывал о своих, но со времени его второй женитьбы эти разговоры прекратились, так что теперь, спустя годы, мне и в голову бы не пришло обсуждать с ним Терезу, так же, как и ему — Алисию.
— Послушай, Сэм, — сказала Алисия, как бы разгадав мои мысли. — Я полагала, что мы были всего лишь хорошими знакомыми, но я в таком отчаянии, что прошу тебя быть со мной откровенным. Обсуждал ли Корнелиус с тобой свои планы?
Я постарался быть бесстрастным.
— Планы?
— Относительно Вики. О, Господи, конечно же он должен был обсуждать их с тобой — он наверняка делился с тобой своими проблемами после ее побега! Он считает, что единственный способ избежать несчастья — как можно скорее выдать ее замуж!
— Хм, — пробормотал я, — ну…
— По правде говоря, — продолжала Алисия, не слушая меня, — у меня двойственное отношение к этой идее. Я согласна, что брак является единственным решением, но, с другой стороны, по личному опыту раннего замужества я полагаю, что это не выход. Мне едва исполнилось семнадцать, когда я вышла за моего первого мужа, а Вики не намного старше, чем я была тогда. Я полагаю, она сможет справиться с требованиями и ответственностью, налагаемыми браком, не раньше, чем когда ей исполнится двадцать один год. Но, боюсь, мы с Корнелиусом не вынесем еще три года подобных треволнений. А все еще только началось, Сэм! Это всего лишь мелкий эпизод с тем плейбоем с мозгами набекрень, а ты погляди, мы уже выдохлись. А что произойдет, когда появится первый по-настоящему ловкий охотник за приданым? Это будет полный кошмар.
Я сделал несколько быстрых умозаключений. Должно быть, Алисия хочет выдать Вики за своего сына Себастьяна, но Себастьяну всего двадцать, и он, вероятно, не более готов к женитьбе, чем Вики. Очевидно, Алисия предпочла бы увидеть двадцатиоднолетнюю Вики, выходящей замуж за во всех отношениях подходящего двадцатитрехлетнего Себастьяна, окончившего Гарвард и благополучно положившего начало своей карьере в банке. А тем временем Корнелиус продолжает поддерживать мысль, что трехлетнее ожидание приведет к полному несчастью, и предлагает мне спасти всех от нервного срыва своим появлением на сцене с обручальным кольцом в руке. Затруднительное положение Алисии казалось очевидным; разрывающаяся между естественным желанием поддержать сторону Себастьяна и естественным страхом за будущие скандалы вокруг своей приемной дочери, она хотела услышать мою точку зрения на состояние этой проблемы.
Я не мог придумать, какую позицию мне следует занять. Рассуждая логически, я должен принять сторону Алисии и поддержать Себастьяна; я должен приветствовать любого, кто подыскал бы другого мужа для Вики, но я не мог забыть отвращения Вики к Себастьяну, и я был убежден, что она никогда не выйдет за него замуж. Но был ли я действительно в этом убежден? У молодых девушек семь пятниц на неделе. А Алисия может стать полезным союзником…
Целесообразность восторжествовала. Я глубоко вздохнул.
— Послушай, Алисия, — осторожно произнес я, — я действительно сочувствую твоему положению; это большая проблема. Но выйдет ли Вики замуж раньше или позже, задача заботиться о ней — это ведь не единственная ответственность ее мужа, и, откровенно говоря, как я и собирался сказать Корнелиусу, я бы не хотел брать на себя такую задачу.
У нее расширились глаза. Я почувствовал, словно я, летая на самолете, попал в воздушную яму; или как будто бы трясина, из которой я пытаюсь выбраться с момента моего разговора с Корнелиусом сегодня днем, наконец, сомкнулась над моей головой.
— Ты? — недоверчиво спросила Алисия. — Корнелиус предложил тебе жениться на Вики?
Я слишком поздно понял, что затруднение Алисии состоит не в том, выйдет ли Вики замуж за Себастьяна. Она просто не могла решить, поженятся ли они раньше или позже. Я поспешно сказал:
— Нейл просто изучал разные возможности. Конечно же, мы оба согласились, что Себастьян самый подходящий вариант.
Алисия поставила свой стакан с шерри и принялась натягивать перчатки. Ее лицо казалось изваянным из слоновой кости.
— Корнелиусу всегда было наплевать на Себастьяна, — сказала она. — Я должна была догадаться, что он захочет меня так наколоть.
— Алисия…
Она резко повернулась ко мне:
— Ты бы тоже хотел это сделать, не правда ли? — сказала она дрожащим голосом. — Ты бы женился на ней! Все, что Корнелиусу надо сделать, это убедиться, что он достаточно сильно щелкнул хлыстом. — Впрочем, если подумать, зачем ему щелкать хлыстом? Тебе предложили прекрасную молодую девушку, доступ к состоянию Ван Зейлов и перспективу для твоих детей получить все социальные преимущества, которых ты никогда не имел. Ты не настолько хорош, Сэм Келлер, чтобы отказаться от такого предложения!
Я почувствовал, как жар разлился по моей спине, но сохранил самообладание. Я сказал самым вежливым голосом:
— Я люблю совсем другую женщину и собираюсь на ней жениться. Вики меня не привлекает, Алисия. Кто-нибудь другой, может, и считает ее самой завидной наследницей на восточном побережье, но для меня она просто сбившаяся с пути школьница, которая зовет меня «дядя Сэм».
— Значит, в конечном итоге Корнелиусу пришлось щелкнуть хлыстом. Какое это имеет значение? Конечный результат будет один: ты женишься на ней, — сказала Алисия и вышла, захлопнув передо мной дверь.
Некоторое время я прислушивался к отдаленному шуму лифта, но затем вытер пот со лба, пошел в кабинет и снял пластинку Глена Миллера с проигрывателя.
Я хотел было позвонить Терезе, но боялся оторвать ее от работы и разозлить еще больше. Я хотел напиться, чтобы заглушить сексуальное возбуждение, из-за которого не мог найти себе места, но я знал, что уже слишком много выпил в этот вечер. Я хотел перестать думать о том, что бы произошло, если бы Пол Ван Зейл прошел мимо меня, но я был так расстроен, что, бессильно упав на диван, долгое время мог только продолжать бесплодно мечтать о провинциальном домашнем уюте.
Я сказал себе, что моя сентиментальность объясняется тем, что я холостяк, но такое вполне очевидное объяснение не сделало мои мечты менее привлекательными. Затем я подумал, что наверно я такой сентиментальный, потому что я немец, и сразу же мечты потеряли свою привлекательность. Я размышлял: как странно, что для различных народов объекты идеализации различны. Для англичан это животные. Для французов таким объектом является любовь. Американцы, становятся сентиментальными при виде насилия, прославляют дикий запад, а теперь вторую мировую войну в неиссякаемом потоке голливудских фильмов и Бродвейских представлений. Я подумал о Роджерсе и Хэммерстейне, безошибочно нащупавших этот сентиментальный пласт в подсознании американцев, создав и поставив сначала «Оклахому», а теперь вот «На знойном юге»[6].
