внешность! — дразню ее я.
— Размечтался! — фыркает она, морща нос. — А еще говорил, что красавчик.
— Неа, врал. Я реально страшненький!
— Ну неправда же! — хохочет она.
— Да-да. Нос сломан, смотри, — веду ее пальцами по своему лицу. — Губа порвана.
— Кстати, я так на тебя и не «посмотрела» толком.
— Смотри…
Встает на колени рядом со мной. Пальчики ложатся мне на грудь, как на рояль. Едва касаясь, изучающе скользят по грудным мышцам.
Ооо… Фак!
Сдергиваю с себя водолазку. Прижимаю плотнее ее ладони.
— Тут тоже ничего… — провожу ее ладонью по прессу, напрягая его.
— Мм… Есть что посчитать! — намекает она на кубики. — Неплохая форма.
Нечаянно касается ремня. Одергивает как ошпаренная руку.
— Ой, трусиха!
— Вообще, я лицо хотела посмотреть! Что ты тут мне подсовываешь, Шагалов?! — опять смеемся мы.
— Только самое важное!
Мне прилетает подушкой, выставляю предплечье.
— Но-но! Попортишь так. Смотри, давай.
Обводит бровь. Проходится по волосам. Я мурлычу от удовольствия.
— Вьются… Ты светленький или темный?
— Русый.
Изучает дальше.
— Скуластый…
Пальчик проходится по губам, касаясь их краешка.
— Губешки пухлые, — брякает пальцем по губам.
Улыбаюсь.
— Ямочка… Наверное, таки, хорошенький!
— Не факт, Албанцева. Что будешь делать, если некрасивый?
— Будем дружить! — вздыхает демонстративно эта зараза.
— Коза! — заваливаю ее на кровать, впиваясь в губы…
Глава 15. Finita la commedia
ЯНА
Тихо играющая на плазме медленная музыка изолирует нас, вырывая из места, времени и всех проблем, что обрушатся уже с утра. Думать ни о чем не хочется. Мир свернулся до размеров комнаты. Или, даже уже!
Мое лицо полыхает.
Шагалов…
То ласковый как котенок, которому руки не поднимаются дать по лапам, то наглец, которого притормозить большая проблема!
А иногда я просто улетаю в ощущения, забывая тормозить, пока он не переходит все границы своими охреневшими пальцами!
Тихо пища от очередных его наглостей, выворачиваюсь из горячих, требовательных рук.
— Макс!
Встаю на колени, поправляю растерзанный халат.
— Мм?
— Лапы твои наглые! — шепчу, пытаясь отдышаться.
Но снова лечу на спину.
Трется носом о мой.
— Ян… Хочу тебя съесть.
— Ты и так пожевал! Кыш!
— Мм… — мучительно. — Ну, пожалуйста!
Я на мгновение допускаю эту мысль, улетая в фантазии, и меня обваривает кипятком противоречивых эмоций.
— Да-да-да… — растворяюсь в голодном шепот. — Будет круто!
О, черт! Нет, конечно же!
— Шагалов! Это не «круто» переспать с парнем, которого не видела в глаза, — хихикая, отбиваюсь от него. — Все! Смирно! Руки по швам!
Соскакиваю с кровати.
— Все, не люблю тебя, — хныкает он. — Злая, жадная девочка!
Делаю еще несколько шагов, подальше от этого бесеныша. Утыкаюсь спиной в стену.
— Время! — громко говорю я.
— Два часа, двадцать минут, — отвечает система женским голосом.
Спускаюсь на корточки, скользя спиной по стене. Выпускаю прядь волос на лицо, медленно, задумчиво накручивая ее на палец.
Это все здорово, конечно, и мне лестно, что этот дурень отыскал меня и пробрался сюда. Но надо как-то его выводить. А что я могу слепая?
Удрученно кусаю губы.
— Эй… — присаживается рядом, распутывая мою прядь, намотанную на палец. — Мышка моя… Не обижайся. Я же шучу.
Ой! Не об этом ты паришься, Добби!
Его идея уехать утром с Мишей не прокатит. Утром приедет папа. Это раз. И его запросто заметят с охранной вышки, если он будет крутиться возле тачки Миши — это два. То есть, сесть он должен в нее еще до рассвета. А уедет Миша от нас только после обеда. Пока выспится, пока пообедает… И, наверняка, спалит его. Вариант у меня только один. В котором, возможно, отхвачу впоследствии я. Но, зато, Макс отсюда выйдет.
— Янка… ну что такое?
— Короче. Тебе надо сейчас отсюда уезжать.
— Да, ладно! Ты чего?! Что я сделал-то?? — возмущенно.
«Ничего страшного»! Залез на охраняемый объект. И практически совратил слепую дочь начальника силового подразделения ОБЭП. Папа будет в восторге!
А я ведь даже объяснить ему не могу у кого он в гостях и кто я, чтобы он оценил степень своей борзости и масштаб трагедии. Папа не для этого мне фамилию менял и личную историю подчищал, чтобы я налево и направо рассказывала — чья я дочь. Угроз на него сыпется множество.
Макс тянет меня за руки, поднимая с пола. И через мгновение я оказываюсь неожиданно вовлечена в медленный танец. Мои ладони пульсируют от прикосновений к его обнаженному торсу. Я опять забываю, что хотела.
Пикапер — восмидесятый уровень! Страшный человек!
— Я тебя расстроил?
— Есть немного.
— «Добби придется сурово наказать себя за это, — опять начинает стебаться он. — Очень сурово, мэм. Прищемить уши печной дверцей!»
Улыбаясь, обрисовываю пальцами его ушную раковину.
— Поберег бы ты свои уши, Добби. Папа придет, открутит к черту. Одевайся.
— Чтобы одеться, надо раздеться, Мышка. А ты…
— А я… — прижимаю палец к его губам, — попробую спасти твои уши и вывести тебя отсюда.
— Как?
— На КПП есть дежурная машина. Типа такси. Если вдруг кому-то срочно понадобиться. Несколько раз я ей пользовалась. Я ее вызову. Ты наденешь форму и попробуешь сойти за моего охранника. Только надо стащить запасную Мишину форму и его пропуск. В темноте никто не будет разглядывать. Ты же не въезжаешь, а выезжаешь. Потом, мы отпустим машину, ты переоденешься, и я вернусь на обычном такси и все верну обратно до того, как проснется Миша и приедет папа.
— Ого! Вот кто у нас великий комбинатор. Ты страшный человек, Албанцева!
Уж точно не страшнее некоторых. Перехватывая его за руку, тяну из комнаты вниз.
— Тсс…
Мы спускаемся по лестнице. И уже внизу:
— Яночка, у меня кроссы и куртка наверху, — шепчет он. — В библиотеке.
— А… да? Давай, сначала форму заберем, потом вещи твои.
— А где здесь свет включается? Не видно ни хрена.
— А свет включается здесь, — подскакиваю в руках Макса от папиного голоса.
Слышу щелчок торшера.
Ну как же я могла не услышать, что он подъехал!
Волоски на моей коже шевелятся от ужаса.
Капец…
МАКС
Горло мое пересыхает, я глухо нервно прокашливаюсь, глядя в глаза… Взгляд мой перескакивает на погоны кителя: полковник!
Оттягиваю ворот водолазки. Вот это я попал!
— Доброй ночи, что ли? — рычит он, поднимаясь с кресла.
— Па-а-ап! — встает передо мной Яна.
Протягивает вперед ладонь, словно останавливая его.
— Это не то, что ты подумал!
— Ага?! — ядовито. — Иди-ка сюда, гаденыш, — поднимает с журнального столика шашку. — Я тебе лишние выступы подравняю, если ты с первого раза не просекаешь!
Со свистом режет ей воздух.
— Воу… Воу!
Тоже успокаивающе раскрываю я ладонь.
— Как папу зовут?! — шепчу Мышке в ухо.
— Иван Васильевич.
— Ну, чего за девчонку
