— Мам, я прошу тебя. Иначе я сейчас просто уеду.
— Хорошо. Я первая приду на похороны вашего брака. Имей ввиду, я в вас не верю. А ты, будь добра, приведи себя в порядок. Я договорилась о встрече с Петром Андреевичем. Через пятнадцать минут на втором этаже, в музыкальной комнате. Возможно, тебе для него придётся сыграть еще и на рояле. Показать себя. Не знаю, делай что хочешь, но ты должна попасть в труппу к Янковскому. Это твой шанс, не упусти. Больше я ничего не могу для тебя сделать. Как бы ты не заблуждалась в вопросе наших отношений, я всегда тебя любила и буду любить. Я — мать. Сделала, что считала нужным. Не опозорь меня. Янковский — не последний человек в музыкальной индустрии. Скрипку я забираю. Если не захочешь договориться с Янковским, значит, она тебе в принципе не нужна будет. Все получится — заберешь с собой. Второй этаж, первая дверь направо, если забыла.
Анастасия ловко подняла футляр, улыбнулась торжествующей улыбкой, поправила прическу и вышла.
Яна же, прикусив губу до крови, пыталась сдержать рвущийся наружу крик отчаяния. Несколько минут простояла, смотря на пустой столик. А потом, как по пунктам: глубокий вдох, выдох. Прямая спина, голову выше, улыбка. Неужели она не справится?
25
Яна в нерешительности застыла на месте, остановившись посреди лестницы. Несколько минут разглядывала замудрённые вензеля на шелковых обоях, россыпь мелких точек на мраморной ленте поручня, позолоченные вьюнки из лепнины на толстых балясинах.
Ноги словно приросли к полу. В голове — вата, ни одной толковой мысли. Ну что она может сказать там, этому Янковскому? Сзади послышались тихие шаги, Яна встрепенулась. Мимо лестницы прошел официант с полным подносом грязных бокалов, лишь мимолетно взглянув на гостью. Яна даже не успела точно понять, что ее напрягло в этом взгляде, но на миг показалось, что на нее смотрят с осуждением.
Встряхнув головой, она сделала над собой усилие и стала подниматься наверх по широким ступеням. Почти дойдя до второго этажа, остановилась, чтобы успокоиться и настроиться на нужный лад. Но не успела. Дверь, та самая, в которую должна была войти Яна, с шумом открылась и ударилась ручкой о стену. Навстречу выбежала молоденькая девушка, давясь рыданиями и стирая с лица слезы и одновременно с губ — ярко малиновую помаду, в тон облегающему платью. Не задерживаясь на проходе, бросилась к лестнице и, оттеснив Яну, побежала вниз.
— Девушка, подождите… — Яна попыталась ее остановить, но та уже скрылась в коридоре за ближайшим поворотом. — Господи, что с ней такое произошло?
— Не обращайте внимания! Очередная избалованная девица. Хочет петь, а ротик свой открыть пошире не хочет. — Глубокий баритон принадлежал высокому импозантному мужчине, стоящему возле двери. Легкая проседь коротких волос, очки в тонкой оправе, мелкая постриженная по последней моде бородка, идеально сидящий бежевый костюм. Он вскинул руку и, практически не взглянув на свои золотые часы, продолжил: — Время, леди. Если вы ко мне, то не стоит задерживаться. Прошу.
Яна была ошарашена увиденным. Она сглотнула подступивший ком в горле, и, словно сомнамбула, прошла в музыкальный кабинет. Янковский — за ней следом, плотно прикрывая за собой дверь.
— Прошу простить за эту сцену. Хоть я и не виноват в ней, но… Я вижу, что это все произвело на вас большое впечатление. Простите, как вас там…
— Янина Георгиевна. Романова. — Легкая улыбка, полукивок.
— О, как приятно мне с вами познакомиться, — мужчину словно подменили. Теперь его раздражение сменилось неподдельным интересом, и он тут же превратился в обаятельного дамского угодника. — Я так рад, так рад! Ваша матушка, Анастасия, мне о вас говорила. Но я, честно сказать, не верил. Пока не услышал сегодняшнее выступление. А если еще взять во внимание тот момент, что вы очень долго не играли… Да, знаете ли, вот птичка нашептала про вас и такое… Но, поверьте мне, я стольких переслушал скрипачей, они годами могут репетировать, но навряд ли достигнут такого же уровня, как и вы. Это было прелестно! Я восхищен вами до глубины души!
— Благодарю вас, — Яна зарделась. Похвала была не просто приятна, это была оценка знающего человека.
— Признаюсь честно, я говорил уже о вас с вашей матушкой. И теперь вижу, что она была права. Вы, Яна, бриллиант чистейшей воды. Что же вы себя похоронили, девочка? Почему спрятались за семью печатями? У вас какие-то комплексы? Болезнь?
— Да нет, что вы… Я совершенно здорова…
— М-м-м, это прекрасно, — Петр Андреевич ходил из стороны в сторону, внимательно рассматривая Яну.
— У вас есть дети?
— Нет. Детей нет.
— Хм, а я так понял… Видите ли, Анастасия убедительно просила вас взять на испытательный срок с сокращенным графиком. Сказала, что вам будет удобно работать лишь два раза в неделю… Но, честно сказать, не вижу никаких препятствий! И я готов заключить контракт хоть сейчас. Вы ведь сможете переехать поближе к нам, чтобы не было никаких проблем с дорогой?
— Нет, я не могу переехать, — Яна ответила слишком резко и осеклась. Нервы были натянуты до предела, кроме того ужасно раздражала очередная двойная игра матери.
— Простите, Янина. Я вас совершенно не понимаю, — кажется, Янковский и сам начал раздражаться, и тон его уже не лился сладкой патокой. — У меня огромные планы! Сразу несколько театральных постановок! Все это в оформлении живой классической музыки. Работа должна быть проделана огромная — и с артистами, и с музыкантами. И проблема стоит в том, чтобы каждый мог работать, как артист, на сцене. Вот, к примеру, вас я мог бы поставить солировать рядом с танцующей нимфой… А по сути, ну кого еще? Карпатова? Да, он играет, как бог, но и лет ему примерно столько же… Пружникову? Вы видели ее килограммы? Мне тогда сцену придётся под ее габариты расширять! То ли дело вы, Янина!
Он подошел к ней стремительно, схватил за плечи, прижав ее к горячей груди, и, заглядывая с высоты своего роста в ее удивленные глаза, продолжил:
— Янина, посмотрите на себя со стороны! Вы просто невероятно играете! Вы талант, каких единицы! Вы удивительно, виртуозно владеете инструментом, и я уверен, что и рояль будет звучать под вашими чуткими пальчиками глубоко, томно… Вы невероятно красивая, утонченная, ваш внутренний свет, он поразителен! Неужели вы не понимаете, что погубите себя в этой своей провинции!
— Я прошу вас, отпустите меня… Вы оставите синяки на моей коже.
— О, прости! Простите, ради Бога! — мужчина, ослабив хватку, все же не торопился до конца отпускать девушку и, кажется, тайком вдыхал аромат ее духов.
— Петр Андреевич. Я не готова сразу перейти на полный режим работы, я вообще не уверена…
— Вы что же думаете, — густые брови его взметнулись вверх, а очки сползли на самый кончик носа, — я вас буду уговаривать? Простите, но эти места не особо долго будут вакантны. Я хотел бы видеть вас, Яна, в качестве концертмейстера в своей команде. Анастасия Витальевна сказала, что вы вполне справитесь.
— Я не знаю, как вам объяснить, Петр Андреевич. Я не жажду карьерного роста. Для меня было бы счастьем просто играть…
— Соло! Однозначно! Для общего фона у меня уже толпа желающих.
Яна, не в силах смотреть на Янковского, присела за огромный рояль, и, открыв крышку, прошлась пальчиками по прохладным клавишам.
— Попробуйте! Он отлично настроен. Ну же, Янина, хоть несколько аккордов!
Яна, немного растянув пальцы, на мгновение задумалась, что же сыграть и тут же вздрогнула. Янковский, бесшумно подойдя со спины, стал гладить костяшкой указательного пальца её плечо. Легко, практически невесомо прикасаясь к оголенной коже.
— Играйте, Яна. Я буду восхищаться вами. Хоть немного вашей нежности! Мне так не хватает вот такого, эстетического наслаждения.
Сглотнув вязкую слюну, Яна поежилась от навязчивого контакта с мужчиной, но отчего-то остановить его побоялась. Ну мало ли придурей бывает у талантливых людей?
