— И так было каждый раз, когда Коля болел, — продолжил он, — не важно чем, ангиной или простудой, хотя это было очень редко. Когда я к нему приходил, он отворачивался к стене и делал вид, что спит, а, став старше, нашел себя в чтении книг. Но еще в детстве у него выработался иммунитет ко всем болезням. Заболел, значит не получишь даже небрежно брошенного «спокойной ночи» от своей любимой мамочки и не сможешь поцеловать ее перед сном. Поэтому он считал, что во всем виноваты врачи, которые приходили к нему и не пускали мамочку.
В его голосе звучала такая горечь и боль, которую он всю свою жизнь никому не показывал. Он был во многом виноват перед своим сыном, но понял это, когда Николай стал взрослым. «Холодным и безразличным» называла его Лариса, говоря, что во всем сын похож на отца. Да, Николай во многом походил на него, но холодным и безразличным он стал не по его вине.
Григорий посмотрел на сидящую напротив девушку с восхитительными глазами, блестевшими от непролитых слез, и удивительным сердцем, способным чувствовать боль других, совершенно чужих людей. И понял, что она должна знать обо всем, что так тщательно скрывал в себе его сын.
— Кажется, у нас не очень получается сегодня играть, — Григорий Андреевич слабо улыбнулся.
— Да. Расскажите мне о Николае, каким он был маленьким, — тихонько попросила его Анна. Григорий посмотрел на спящую фигуру Николая.
— Хорошо, только пойдем лучше на воздух.
Они вышли на улицу, вдохнув полной грудью чудесный аромат земли, зелени и цветущих деревьев. Солнце уже спряталось за верхушками берез, росших на пригорке, и выглядывало через их не очень густые кроны. Вечер был теплым, спокойным, если не считать одинокого разговора кукушки.
Они сидели рядом, прямо на ступеньках крыльца, каждый погруженный в свои невеселые мысли, не нарушая того таинства, которое чувствуешь при закате солнца. Где-то, совсем рядом, застрекотал кузнечик, нарушая молчание двух людей, и, словно очнувшись, Григорий, глубоко вздохнув, заговорил, глядя прямо перед собой, словно еще раз просматривал обрывки ленты из прошлого.
— Коля больше всех на свете любил свою мать. Она была для него идеалом красоты, идеалом женщины. Поэтому он винил всех и вся, но только не свою маму, самую прекрасную на свете. Он ненавидел себя, когда болел, потому что не видел свою маму. Он подолгу сидел в своей комнате, сотворяя для нее все новый и новый подарок или рисунок, чтобы только услышать равнодушное «О-о… иди в комнату». Она была слишком молода, чтобы быть хорошей женой и матерью. Я много работал и не сразу обо всем догадался. Она любила лишь свою красоту и обожала поклонников этой красоты. Коля был еще совсем мал, когда она стала… — он замолчал, собираясь с силами, и, наконец, вздохнул, — гулять. Мне нужно было сразу с ней развестись, но я видел, как сын был сильно к ней привязан. И терпел все ее похождения только ради него. Коле было лет десять, когда я подарил ему золотую рыбку. Это было единственное живое существо, которое он любил. «Мама, смотри какая она красивая» — восклицал он, любуясь рыбкой. «Она скользкая и противная» — отвечала мать. Прошло меньше недели, когда он пришел из школы и увидел свою рыбку. Она была мертва. Банка стояла на подоконнике, а форточка была открыта, на улице мороз тридцать градусов. Он знал, кто переставил банку со стола на подоконник, но простил ее. Через четыре года мы развелись. Сын остался со мной. Лариса нисколько не возражала, даже была рада, но вот Николай… Он во всем винил меня. Мне было больно это вынести, и я запил. Как-то кто-то из друзей Николая назвал при нем его мать «шлюхой», он избил парня, чуть ли не до смерти. На нем висела статья…. Страшно вспомнить, что я тогда пережил. Следствие, адвокаты, короче, все обошлось большим штрафом. И вот, я помню тот день, когда Николай пришел домой, сильно подвыпивши, и попросил рассказать правду. Я очень сожалел, что сделал это. Очень. Я сказал, что очень любил его мать, делал вид, что ничего не замечаю, но спустя пятнадцать лет, решился на развод. Именно в тот день разбился вдребезги тот идеал, который воздвиг для себя Николай. Я часто думал потом, что было бы, если бы Николай, так и не узнал никогда всей правды. Единственная женщина, которую он боготворил, оказалась бессердечной, легкомысленной эгоисткой, которая обожала только себя, деньги и поклонников. Последний из них был ровесником Николая. Ты можешь подумать, что Николай пошел в свою мать, но это не так. Просто за холодной маской и показным равнодушием скрывается доброе сердце, которое просто боится поверить еще раз и доверить все свои тайны.
Анна слушала его, не прерывая, бесцельно уставившись невидящим взглядом в пространство. Ее живое воображение нарисовало перед ней все картины жизни, о которых рассказывал Григорий. Она видела мальчика и переживала с ним те чувства, которые жили тогда в его душе. Ведь так любить, верить и прощать может только самое доброе сердце. Анна была очень рада, что уже стемнело, и Григорий не мог видеть ее слез, катившихся по щекам. К ее горлу подкатил комок, и она не могла вымолвить ничего, поэтому сидела рядом и слушала музыку этого странного вечера.
— Господи, уже почти стемнело, я совсем заговорил тебя, девочка, — громко сказал, Григорий, резко вставая на ноги. — Но я очень рад, что ты выслушала меня, так легче… Спасибо… — добавил он тише.
Анна поднялась и посмотрела на человека, ставшего для нее таким близким.
— Не стоит. Это вам спасибо за… — она хотела уже сказать «за то, что вырастили такого сына», но вовремя спохватилась, — за то, что рассказали мне.
— Пойдем, я провожу тебя, — предложил Григорий.
— Не нужно, я дойду сама. — Анна постаралась придать своему голосу больше уверенности. — А вы идите отдыхать. И не волнуйтесь. До свидания.
— Спокойной ночи, девочка, — вздохнул Григорий,
Он так и остался стоять, глядя вслед хрупкой фигурке, пока она не скрылась в темноте. И только тогда, когда в соседских окнах загорелся свет, он зашел в дом.
Услышав, как закрывается дверь, Николай проснулся и спросил в темноту:
— Где ты был?
Григорий щелкнул, выключателем, и, комната залилась мягким светом, заставив Николая прищуриться.
— Сидел на улице. Как ты?
— Как селедка из бочки. Все тело затекло.
— И что ты будешь завтра делать? — поинтересовался отец.
— Завтра? Пока не знаю.
Он увидел незаконченную партию шахмат на столе и бросил удивленный взгляд на отца.
— Может, доиграем? — предложил тот.
Николай уже и забыл, когда в последний раз они играли вместе с отцом. Когда ему было двенадцать? Но это было до того, как она ушла.
— Неплохая мысль, — поддержал сын.
Анна долго лежала без сна, перебирая в памяти все, что рассказывал ей Григорий за время их знакомства. Теперь она могла понять, объяснить и извинить многие из поступков Николая Ротова: его развязные манеры, непринужденность, легкость в общении, высоко оценила его ум, тонкий юмор, обаяние, индивидуальность, но никак не могла понять его игры с женщинами. Основываясь на своих, правда, очень незначительных наблюдениях, она была почти уверена, что там, где дело касалось женщин, он был жестоким, насмешливым и циничным. Конечно, выражение, что «у него совсем нет сердца», куда больше подходило к этому человеку, но Анна была уверена, что это не так. У него было сердце, но очень холодное, как льдинка в груди у Кая, которую оставила там снежная королева, его мать. Вот только в сказке был хороший конец, а в жизни… в жизни было так не всегда. Она это знала. Из своей сказки, которую придумала когда-то сама, и которая разбилась на мелкие осколки, как то зеркало в замке снежной королевы…
Глава 13
Анна потянулась и тут же сморщилась от боли, тут же пронзившей все ее тело. Она с трудом смогла сесть, едва не застонав. Кто, спрашивается, ее заставлял вчера так трудиться, убирая старые рейки на дорожке? Ведь можно было закончить сегодня. Так нет, нужно было побить все рекорды за день! Вчера она была слишком зла, чтобы подумать об этом, а из-за чего? Из-за того, что чисто по-человечески пришла в полдень к соседям узнать, как себя чувствует Николай, и сменить повязку. И что получила? Ехидные насмешки и недвусмысленные намеки на интимность! В любой другой ситуации на работе она бы даже не заметила их, а пропустила мимо ушей. Но кто только тянул ее за язык препираться с этим сексуально-озабоченным маньяком, который не может пропустить ни одной юбки. Да еще наработалась так, что теперь каждая клеточка ныла от боли. Что ж, это послужит ей хорошим уроком на будущее.
