Пока с поставленной себе задачей не сдохнуть тупо Кому-то назло Егор с грехом пополам справлялся.
— Эй, Рыжий!
«Блядь! Какого хера?!»
С трудом заставив атрофировавшиеся лицевые мышцы сложиться в должную отображать удивление гримасу, Егор нехотя повернулся на звук голоса, который узнает из тысячи.
— Ты чего тут забыл?
М-м-м… Да… Выражение рожи, может, и получилось более или менее «живым», но кого он пытался обмануть? И зачем? Тон, которым был задан вопрос, радушием не отличался. Впрочем, пусть уж хоть какой тон, любые щи, лишь бы не смахивать сейчас на зомби, которым себя ощущал.
— Девочку свою выгуливаю. В бар отошла, вон там, — для убедительности кивнув в сторону собравшейся у стойки толпы, пояснил Стрижов. От блеска увесистой горсти цепей на массивной шее у Егора зарябило в глазах. Кислотно-зеленая джинсовка на розовую футболку усиливала произведенный эффект. — Чё, как дела?
«Как сажа бела»
Уронив подбородок на грудь, Егор исподлобья уставился на Вадима. Вопрос в голове продолжал вертеться всё тот же: «Какого хера?». Стриж вел себя как ни в чём не бывало, будто это не ему профиль поправили каких-то пару месяцев назад, будто не слали они друг друга нахуй с концами после сольника. И это, прямо сказать, напрягало. Или Вадик перед концертом укурился, в чём уже был как-то замечен, или, ударившись черепушкой об асфальт, схлопотал ретроградную амнезию. Или что-то замышляет, что вероятнее.
— Слышал, тебя чуть не уебали? Это не я, если что, — не дождавшись от Егора не то что вразумительного, а вообще никакого ответа, беззлобно уведомил его Вадик.
— Я в курсе, — проворчал Егор сквозь зубы, продолжая сверлить своего недруга красноречивым взглядом, призванным доходчиво объяснить, что видеть не рад, к общению не расположен, прежние отношения восстанавливать не намерен, и вообще – не катился бы ты, «бро», полем-лесом? Восвояси, если на литературном.
Стриж изобразил на физиономии настолько убедительное облегчение, что в башке невольно мелькнула мысль: не предложить ли ему податься на театральные подмостки? Такой талант – и штаны по клубам протирает.
— Это радует, а то некоторые мне тут уже вынесли обвинительный приговор, — цокнул языком Вадик.
В глазах помутилось, в районе солнечного сплетения неприятно дёрнуло и Егор, отзываясь на внезапно вошедший под ребро клинок, с усилием сжал зубы. Она. Кто еще мог подумать на Стрижа, как не она? Это в её присутствии Вадим сыпал пустыми угрозами, обещая обоим непременную расплату за испытанное унижение и сломанный нос. Вроде в том же чеке значилась и порванная цепочка от бвлг-чего-то там{?}[Bvlgari].
— Что-то не нравишься ты мне, Стриж, — процедил Егор, пытаясь уходом от темы переключить мысли и стряхнуть с сердца клешни тоски. — Ты что, под травой?
— Не-а. На колёсах, — запихивая руки в карманы штанов и глупо лыбясь, беззаботно отозвался Вадим.
«Экстази? Совсем кукухой поехал?»
Возникшие подозрения крепли с каждой секундой. Бывший приятель излучал жизнерадостность, в глазах плескалась проказливость, а на губах блуждала идиотская шаловливая ухмылка. Мины глупее Егор, пожалуй, и не видел. Впрочем, выражение на его собственной физиономии, видать, тоже потеряло признаки адекватности, поскольку Стриж, несколько принужденно хохотнув, всё-таки решил пояснить.
— Течь на «чердаке» обнаружилась. Так что сорян, бро, то был не я, а мои демоны. Вот, колёса теперь жру. Прописали{?}[Вадим употребляет психотропные препараты для стабилизации настроения]. На них всё вроде как постепенно нормализуется. Даже больше не хочется вас убить, прикинь.
«Нас…»
Вадим явно опять Ульяну имел ввиду, за минуту уже второй раз без имени упомянул, и херово от этих его неуклюжих попыток вывести разговор в нужное ему русло становилось просто нестерпимо. Лезвие за лезвием, все точно в цель. Каких-то пять минут назад Егору казалось, что он разучился чувствовать и закостенел – да спустя вечность внутренней мертвенной тишины он был в этом уверен! – но… Прямо сейчас ему мерещилось, что перед ним не Стриж, а второй всадник личного апокалипсиса. Нутро чуяло – точно Он. Роль первого блестяще исполнила Надежда Александровна. Назвать тёть Надей эту милую женщину язык больше не повернётся.
Нужно сворачиваться.
— Рад за тебя, — мрачно изрёк Егор. — Мне пора. Выходить через три минуты.
Стрижов намёка не понял. Или сделал вид, что не понял.
— О, так ты теперь у них играешь? — удивленно вскинул он брови.
— Угу.
— А чё?
« …через плечо»
— Так вышло. Спасательная операция.
«Обоюдная»
— Самойловой передам, она тебя потеряла, — «Ч-черт!» — Че-та неважнецки ты выглядишь, бро. Ты здоров? — «Нет». — А Улька, кстати, где? Уже здесь? — «Да заткнёшься ты когда-нибудь?!» — Надо мне перед ней извиниться. Я тут на таблетосах этих достиг просветления… Типа того. Хочу донести, пока не расплескал.
Казалось, за последние десять секунд неуместно восторженного спича ноздри успели втянуть в лёгкие весь спёртый воздух тесного помещения.
Третий раз. За пару минут. Его возвращают в прошлое против его воли – втаскивают, накинув на шею петлю, игнорируя слабое, но сопротивление. Распиливают по кусочкам, раскладывают на останках динамитные шашки и подрывают. Нет Её здесь и не будет. Ни сегодня, ни завтра – никогда. Ни в этом клубе, ни за стенкой, ни в его жизни. Никогда. Больше. Не будет.
Может, всё же стоило позволить Владе?..
Деревянная гаруа встрепенулась и предостерегающе запекла кожу. С момента, как Ульяна переселила птицу на его шею, Егор чувствовал странную энергию подвески постоянно. Маленький резной кусок дерева придавал сил, немного грел, а может, и впрямь оберегал. Ведь на излёте этого самого дня он все ещё топчет ногами грешную землю.
— Нет, не здесь. Хочешь извиниться – напиши, — отворачиваясь, прохрипел Егор. До выхода оставались считаные минуты, а он тут стоит и лясы точит с человеком, от которого надеялся, что избавился навсегда. И своё состояние, без того оставляющее желать лучшего, доводит до агонии. Добровольно.
— Да уж писал! — проорал Вадим, пытаясь перекричать загремевшую на весь зал музыку, что возвещала о скором начале концерта. — Только она меня блокнула везде, по ходу!
«Мои поздравления»
— Сам виноват.
Пара серо-зеленых глаз испытующе уставились на него. А Егор надменно вскинул подбородок, демонстрируя, что своего отношения к бывшему приятелю не изменит, как бы тот сейчас под ноги ни стелился. Раздражало. Нет, безусловно, он рад, что «на колёсах» Вадим достиг «просветления» и пересмотрел своё поведение, но вести себя сейчас как ни в чем не бывало? Верх идиотизма.
Однако же на находящегося под чудо-препаратами Вадика выразительные взгляды, похоже, не действовали. Может, название у него спросить? Препаратов?
— Да знаю, не клюй мне мозг, Рыжий. Не злись ты, — вполне себе миролюбивым тоном отозвался Стриж. — Тебе бы тоже вряд ли понравилось, если бы ты в лепешку ради девахи готов был расшибиться, а её у тебя прямо из-под носа увели. И причем она была бы не против. Ну перегнул палку, сорри. Огрёб за дело. Всё понял и готов покаяться. Передай ей там мои извинения, я-то теперь в немилости, — Стриж заткнулся, но буквально на секунду. — Чё смотришь так? Сложно, что ли, в соседнюю дверь постучать?
Да блядь! Сложно! Нет двери! Ни одной! Никуда! Что ж такое? Как противиться отчаянному желанию послать всех к чёрту, нажраться в соседнем баре до состояния полной невменяемости, упасть за руль, дать по газам в черноту ночи и не вернуться?
— Чё с рожей-то? — окинув его оценивающим взглядом, с досадой крякнул Вадим. — Вроде не на похоронах…
«Не твоё дело»
Последний вопрос Егор решил игнорировать. Действительно, не на похоронах. Больше месяца назад они состоялись.
— Сам давай. Извинения через третьих лиц всерьёз не воспринимаются. Всё, Стриж, мне пора, бывай.
... Сквозь наспех намотанную на левую кисть тряпицу постепенно проступала кровь. Ну… Не удержался. Раньше контролировать себя было просто, а сегодня этот нехитрый трюк совершенно внезапно оказался ему не по зубам. И теперь на хлипкой двери гримерки красовалась небольшая вмятина, фронтмен и коллектив поглядывали на него не без уважения, но с некоторой опаской, взгляды зрителей то и дело цеплялись за импровизированный бинт, а кисть ощутимо болела. Хорошо, хватило мозгов по первой попавшейся под горячую руку стенке не въебать, точно бы все кости переломал. Хотя, конечно, вопрос о наличии в черепной коробке остатков извилин – спорный. В перерывах между композициями уши улавливали девичье хихиканье и звуки, что складывались в собственное имя: поклонники группы вовсю обсуждали новое лицо в её составе, не пытаясь шифроваться.
