на себе хавку и шмот тащил. Вечереет рано. Обратно к темноте только успею, а до города пару десятков кэмэ еще пилить, сам знаешь, — пожимает плечами. — Так что придется тебе потесниться немного.
— А не пиздишь, что тачка сломалась? — бычу.
Но вроде не вижу признаков тачки. Да и не похож Рахман на человека, который бузит зря.
— Не пизжу. Не, я конечно, могу твою тачилу взять. Вернее, свою, — подчеркивает, напоминая. — Ведь ты мне свой седан в гараж бросил, сам крузака взял. На таком бездорожье только крузак справится. Не хочешь в гости звать, я крузака своего заберу, — кивает под навес. — Сам ебись с заглохшим уазиком. Ну и добирайся на нем, куда и как хочешь.
— Бля, вот что ты разнылся, а? Не отдам я тебе сейчас крузака. У меня планы были. Свои.
— Да как хочешь. Твои так твои. Ключи дашь, и я погнал? — протягивает здоровенную ладонь, на бородатом лице — легкая улыбка.
Упрямый тип. Сильный, как слон. Хрен сдвинешь такого с его точки зрения.
— Что ты предлагаешь? — уточняю беззлобно.
— Переночую, подбросишь меня завтра до города, свободен. Я сам с уазиком решу, тебя не беспокою. Отдыхай сколько влезет.
— Ну да, ну да…
Главное, своим на глаза не попасться, всю душу вытрясут.
— Ладно, погнали в дом! — приглашаю. — Только не отсвечивай.
— Понял.
— И на девку мою не пялься.
— А что так? — притормаживает меня у двери, опустив ладонь на плечо. — Тупое условие, не?
Оглядываюсь на него беззлобно, но с предупреждением. Пусть отдыхает.
Я сам девчонку едва распечатал, и то не всюду. Планы у меня на две оставшиеся дырочки, не бывшие в моем употреблении.
— Отдыхай.
— Лады, понял. Свистнешь, как можно будет пристроиться, — двигает кустистыми бровями. — Сосочки у тебя обычно отменные, все при фигуре…
Вспоминаю фигуру Сани, вернее, ее полное отсутствие — у нее тонко там, где должно быть кругло, и почти прозрачно там, где у баб должно быть тонко. Словом, соломинка, а после болезни — вообще.
И вставляет же. Даже сейчас шальным эхом похоти торкает, как эта мелочь мой член доила.
— Другой случай.
— Ээээ… — задумывается Рахман, топая уже в тамбуре.
Быстро разувшись, чешет сразу оттуда в дом и хмыкает, приветствуя раскатисто:
— Здравствуй.
И кого он там приветствует?!
Зайдя следом, вижу, как покрасневшая Санька диван трет, пропищав едва слышно в ответ: «Здрасьте»
Какого хера, спрашивается, выползла… В душ же хотела!
Нашлась, Золушка, с щеткой в руке.
— Это Рахман, мой брат. Дальний. Родственник. Переночует в доме, завтра уедет.
— Приятно познакомиться.
Рахман внимательно скользит взглядом по девчонке и, не дождавшись ответного приветствия Саньки, утаскивает меня в соседнюю комнату, захлопнув дверь.
— Охренел? — шипит. — Она даже младше моей дочери, а той едва восемнадцать исполнилось…
— Она старше!
— Не пизди.
— Старше, говорю. Я тебе, что, дебил?!
— Дебил или нет, но похоже на то. Документы пусть несет.
— Ты че лепишь тут?
— Документы! — сурово сдвигает брови. — Хочу сам убедиться, что ей восемнадцать.
— Слышь, папаша, ты не там нарезаешь! Какого хера ты вообще лезешь?
— Документы. Или я увожу девчонку.
— Ты на фоне гибели жены слишком сильно в отцовство ударился. Не поздновато?!
Кажется, последнее было сказано зря.
Я по всем слабым местам ударил — и гибель жены, и то, что Рахман был плохим отцом, многое в воспитании дочери упустил.
В ответ он мощно бьет меня по лицу.
Расул
Возможно, мне не следовало говорить так.
Да уж, точно надо было придержать язык за зубами. Семья — больное место Рахмана. Из кожи вон лезет, чтобы добиться расположения дочери, но она уже взрослая и не очень тепло принимает отца, который все время, пока она росла, был где-то там, то в спорте, то в бизнесе… Осесть решил, когда стало слишком поздно, и почти спокойный Рахман вспыхивает, как горючее, если его носом в это ткнуть. Просто звереет.
По лицу я получаю качественно. На миг в глазах темнеет, и под скулой нарывает онемением мышц. Но и в ответе не остаюсь.
Какого хрена лезет, спрашивается, ко мне с Сашкой?
Воспитатель нашелся, ага!
Сам пялил, как я девку долблю, и, судя по словам, тоже ей не прочь присунуть, на ночлег напросился. Думает, обломится?
— Мудак! — выписываю ему в ответ с ноги, сначала обманув, будто на кулаках собираюсь с ним биться.
Знаю же, что на кулаках с ним биться — дохлый номер! Он в этом ас, а у меня ноги длинные и еще не все забыто из прошлого увлечения кунг-фу.
Удар ногой по солнечному сплетению с одновременным блоком ударов руками Рахмана. Это даже заводит: но реакции немного вялые, после секса я разомлел, не то бы уже завершил драку более эффектно.
Вместо этого я замечаю кое-что другое: громко хлопает дверь, одна, вторая…
За окном проносится тонкий силуэт.
— Отвали! — рычу Рахману. — Кретина кусок! Напугал девчонку!
Нырнув под руки Рахмана, совсем некультурно кидаю его в сторону и вылетаю из дома.
— Саша! Саш… Блять…
Обнаженные ступни касаются прохладной земли, но я успеваю догнать девчонку у внедорожника. Брелок между пальцев выплясывает, пока Саша пытается нажать на кнопку сигнализации.
Влетаю в нею, как смерч, зажав у металлического бока автомобиля.
— Куда собралась? — выдыхаю ей на ухо, обхватив сзади.
Хриплое дыхание вырывается изо рта, жадно хватаю холодный воздух и запах волос девчонки. Пахнет ею… Так вкусно пахнет в звонком, прозрачном воздухе.
— Отпусти!
— Дурочка. Ты и дорогу не знаешь, и как ты сбежать собралась? Ни телефона, ни денег. Ни хре-на… Глупая!
Стискиваю девчонку так, что она пищит у меня в объятиях. Потом разворачиваю к себе лицом, всматриваясь в светлые глаза. Дурная малышка, ох, дурная…
— Пошли.
— Не пойду. Там… Этот… — сглатывает.
— Боишься?
— Он пялился, когда мы сексом занимались, и начал тебя бить. Огромный, бородатый. Конечно, я боюсь! Нет… Я не пойду туда.
— Забавно. То есть ты в меня не веришь? — удивляюсь. — Еще и бросила одного. Мда… Верности в тебе не наблюдаю.
— А ты сам-то, верный? — показывает зубки.
— Рахман нормальный. Я сам его вывел, —
