Примерно в половине седьмого, когда рабочий день заканчивался, здесь всегда толпились молодые люди, прохаживаясь по улице в ожидании девушек, работающих в фирме "Германн Глэнц и сыновья". Их там было не меньше двадцати — швеи, бухгалтеры, служащие, машинистки и девушки разных других специальностей, — некоторые из них казались решительно прехорошенькими. Выйдя на улицу, они торопились, бросая вызов жадным мужским взглядам; они, эти неприметные создания, что усердно трудились, работая иглами или печатая письма и считая весь долгий день, вдруг превращались в таинственных влекущих кокеток, с глазами, излучающими тайный призыв. В сумерках они казались пылкими и светящимися от огня в крови, возгорающегося и расцветающего ежедневно в половине седьмого вечера.
Для молодых людей это были минуты триумфа или поражения; что именно, они узнавали по мимолетным взглядам, случайно оброненным словам, недомолвкам, жестам, по всему тому, что целый день копилось в девушках и чему сейчас позволено было проявиться. Воздух насыщен ожиданием и надеждами. Кое-кого из этих парней с уверенностью можно отнести к общепризнанным красавчикам, владельцам обаятельных и неотразимых взглядов; они стояли в небрежных позах или лениво бродили, полные самоуверенности, внушенной предшествующими успехами; ну а другие, менее уверенные в себе, те были напряжены и беспокойны, как бегуны перед стартовым выстрелом. Красавчики разговаривали в грубовато-хвастливой манере, а другие, не очень везучие, пытались им подражать, претендуя на то, что и у них якобы есть опыт успеха; но были еще и те, что угрюмо молчали, надеясь, возможно, что их молчание сочтут за джентльменскую сдержанность.
И Вилли каждый вечер стоял с молодыми денди, представляя из себя постоянную жертву юмора, подчас весьма жестокого, но с улыбкой принимая все эти насмешки и улыбки. Парням нравилось его присутствие, ибо, когда девушки приближались, Вилли выполнял роль комической фигуры, на фоне которой шансы остальных как бы повышались, давая возможность развлечь девушек и тем их заинтересовать. Шутки придумывались на ходу; вот кто-то приближается к девушкам с намерением познакомить их с Вилли — это была одна из любимых игр, всегда вызывавшая смех; это к тому же помогало им самим подойти к девушкам, раз у них есть такой уважительный повод; заодно представлялась возможность продемонстрировать себя в более выгодном свете на фоне неуклюжего Вилли. Один из парней, обладатель неотразимого взгляда, красавчик по имени Эд Сейлер, был главным заводилой этих развлечений. Высокий, прекрасного сложения, с суровой мужской улыбкой, исполненной шарма, с движениями и жестами вкрадчивыми и сексуально призывными, он как-то в один из вечеров затеял все ту же забаву:
— Вилли, — сказал он. — Я беспокоюсь за тебя, уж не влюбился ли ты? Такой бледненький, лицо у тебя такое несчастное… Ну что молчишь, парень? Раз уж мы, ребята, притрюхали сюда, давайте поможем Вилли в сердечных делах. Раз уж мы все равно сюда притопали, так давайте найдем ему сочную штучку. Ну что, Вилли? Не возражаешь?
Пока остальные хохотали, Эд показал на стайку из пяти девушек, выпорхнувшую из здания.
— Глянь-ка, Вилли! Какая блондиночка!
Остальные аж замычали от неудержимого смеха. Глаза Вилли устремились на девушку и буквально пожирали ее, он даже смачно причмокнул губами, чем вызвал новый взрыв смеха.
— Трина! — окликнул Эд девушку. — Подойди на минутку, крошка. Хочешь познакомиться с моим дружком? Он только о тебе и мечтает.
Трина обернулась и подмигнула Эду, а потом с улыбкой о чем-то заговорила с подружками, будто включая в игру и их. Поразительно неторопливо шествовали они в сторону парней.
— Трина, детка! — вновь обратился к ней Эд, когда девушки поровнялись с парнями. — Мой приятель, Вилли Сейерман, совсем истосковался по женскому обществу. Посмотри, как он отощал, скоро от него ничего не останется. Знаешь, говорят, под этой прыщавой кожей бьется прекрасное сердце. Кто бы мог подумать?.. Посуди сама, легко ли ему? Разве не ужасно иметь такую внешность, как у Вилли? Пожалей его…
Кое-кто из девушек тоже смеялся, и Вилли, привыкший к постоянным насмешкам, вполне искренне присоединился к общему веселью.
— Серьезно, шутки в сторону, — продолжал Эд, — может, кто из твоих подружек окажется сердечнее тебя и пожалеет умирающего от любви парня? Разве он виноват, что он такой противный? Как ты думаешь?
После всех этих шуточек и подковырок Вилли тоже решил высказаться, и это оказалось смешнее всего.
— Я уверен, что смогу оценить ваше внимание, — сказал он, пылко глядя на Трину. — Пригласите меня к себе домой.
Они все просто давились от смеха, они сбились в кучу и гоготали до смерти, никто не мог и слова выговорить из-за душивших всех приступов смеха. Наконец один из них, насилу переведя дыхание, выговорил:
— Вилли хочет пойти к ней домой! — И, едва сказав это, он сразу же был низвергнут обратно, в волны спазматического хохота.
Трина не соблаговолила даже вымолвить слова; она сделала вид, что с ней произошло нечто неслыханное, что ей сделали неслыханное дотоле предложение.
Когда они все немного успокоились, одна из девушек, на которую обычно никто не обращал внимания, поскольку она была самая некрасивая, вышла вперед и негромко, но твердо сказала:
— Я вижу, вы все скверные и жестокие люди. Я буду очень рада, если мистер Сейерман примет мое приглашение и зайдет ко мне домой.
Это вызвало хор иронических замечаний:
— Ну, Вилли, ты даешь!
— Везет тебе, парень!
— Вилли, это твой самый великий день!
— Двигай, малый! Чего ты ждешь! Не жди другого раза!
На самом-то деле Вилли не очень хотелось принимать приглашение этой девушки, которую он видел уже более года и причислял к тем, с кем у него и мысли не было познакомиться. И даже не потому, что она была абсолютно непривлекательна, а скорее из-за строгого выражения и достойно-неприступной осанки, внушавшей всякому, что здесь ничего не обломится. Кроме того, она была тонкая, можно даже сказать, хилая, и одевалась таким образом, что невозможно было понять, есть ли у нее хотя бы грудь. Чаще всего она носила, как и теперь, закрытые платья с высокими воротничками, по всему лифу пышно украшенные воланами или присборенными кружевами, да и волосы ее, гладко зачесанные назад с пучочком на макушке, казались Вилли чем-то школьным, унылым. Вокруг этой девушки никогда не крутились парни, и теперь Вилли казалось особенно обидным достичь цели там, куда никто не стремился. Он считал, что ее шансы на фоне такой девушки, как Трина, равны нулю. Но теперь, когда его шутливо-жестоко подтолкнули к этой некрасивой девушке по имени Сара, он не видел возможности отклонить ее приглашение и решил, хотя бы из вежливости, проводить ее.
