— Хватит, а. Я что тебе ребёнок? Ну натворил, ну отсидел. Закрыли уже тему.
— Не горячись, брат. Виноватым себя чувствую.
— Ну чем бы ты мне помог? Ты вспомни, вы тогда с Янкой только переехали в эту квартирку. Из мебели — старый диван да на кухне два табурета. И квартира еще не ваша была, а в аренду с последующим выкупом. На какой ляд я бы вам там сдался, а?
Дверь с шумом распахнулась и, прервав их разговор, в дом влетел какой-то постреленок. Чумазый, одни глаза, как черные бусинки, сверкают. Пузо голое, шорты все в старом репье, на коленки страх взглянуть. Сашка, заедая огурцом жареную картошечку, усмехнулся. В деревне детям свобода расти, вот и этот, видать, домой только ночевать заявляется.
— Дядь Андрей, мамка велела молока принести к чаю, а то, говорит, потом не будет у нас коровы. На. — он с грохотом поставил полную пластиковую полторашку на стол. Потом сцапал чумазой рукой конфету из вазочки, шмыгнул носом и, окинув взглядом исподлобья замерших мужиков, добавил: — Сказала еще прийти вечером, помочь ей. Ну, если время будет.
— Спасибо, Лёшка. Приду.
Мальчишка еще разок утер нос рукой, развернулся на пятках и вприпрыжку выскочил из дома. Стекла старого серванта тихонько звякнули, хлопнула калитка, где-то рядом залаяла собака, мяргнул кот.
Андрей усмехнулся по-доброму:
— Ну, Лешка! Ну, чертенок! Саш, тебе может молока? Я люблю очень.
— После огурцов? Нет уж. Я молоко тоже люблю, но давай я его с чаем. А картошки вот хочется добавки, можно? — он вновь открыл крышку у большой сковороды и начал соскребать со дна поджаристые аппетитные кусочки.
— Вот, это Лешка. Алексей. Не узнал?
— Кого не узнал? — пробубнил набитым ртом Сашка.
— Лешку. Сын же твой. Копия полная.
Сашка поперхнулся, закашлялся, схватил кружку со стола, залпом выпил студеной воды и, глядя на друга выпученными глазами, выдал:
— Как сын? Как мой? Алексей? — ноги стали ватными и он осел. — Ты почему мне ничего не сказал сразу?
— Может еще и познакомить сразу вас надо было? — вспылил Андрей. — Вот, Леш, папка твой. Он у тебя, оказывается, есть. Может тебе с матерью его для начала поговорить стоит?
— Не ори, Андрюха. Я понял, понял. — Сашка закрыл ладонями глаза и пытался успокоиться. Как так? Сын рядом стоял, а у него не екнуло нигде, не узнал даже.
— Что, может, еще по одной? За встречу?
Сашка молча кивнул. Хозяин быстро обновил тарелку с огурцами, налил по полной в простенькие стопочки чистейшего самогона и поднял рюмку.
— Давай, старшина, ты справишься!
30
Вера смотрела на мужчин своими блеклыми глазами, без ресниц. Бровей, скорее всего, тоже не было, платок был повязан на голову плотно прилегая ко лбу. Она кусала иссохшиеся потресканные губы и со всей силы прижимала к своему худому, нескладному телу ворчащего сына. Тому вовсе не понятен был страх матери, бестолковое молчание дядьки Андрея и его друга. Да и вообще, у него там кошка на сеновале окотилась. И если в мышеловке выкараулить свежепойманную мышь, то можно отдать ее Мурке, а она за это разрешит погладить тепленьких слепых котят, пока будет есть угощение.
Лешка обнял мамку покрепче, успокаивая, потом снова завошкался, посмотрел умоляющим взглядом и жалобно запросился:
— Мам, ну ты чего? Ну отпусти, говорю…
— В баню мне дров наколотых принеси, сам не подкидывай. Я потом сама, а ты иди. — Она подтолкнула его в бок, к выходу, и проследила за ним взглядом, пока Лешка, сверкая пятками, не скрылся в проходе.
— Вер, привет. Мы на помощь пришли. Пустишь? — Андрей, неуверенно топтавшийся посреди комнаты, побитым щенком смотрел на взволнованную сестру. И с чего он решил, что вот так, нахрапом, прийти сюда сразу с Сашкой будет лучше?
— Проходите, чего уж…
— Здравствуй, Вера. — Сашка говорил тихо, осипшим от волнения голосом.
— Здравствуй, Саш. Проходи, не бойся, не прогоню.
— Дык это, если… Может я тоже, пойду? — вскинулся Андрюха.
— Иди, — устало махнула Вера, усаживаясь на табурет у кухонного стола. — Мы сами.
— А что делать — то?
— Приготовить надо загон, почистить. Соломки постелить. Сегодня за коровой приедут покупатели. С соседней деревни. Заберут…
— Все, понял. Сделаю. Ну, ты это, не волнуйся, Вер!
— Иди уже…
Андрюха мельком глянул на хмурого бледного друга, попятился к двери и, словно нашкодивший пацан, мигом скрылся за дверью.
Сашка, осмотревшись, решил присесть рядом, за кухонным столом. Прошёл к табурету, расположился так, чтобы видно было Веру. Задумался, засмотрелся. Молчал, боясь нарушить этот зыбкий призрачный мир. Неужели эта та самая девушка, которая так страстно к нему прижималась и шептала ласковые слова? Ничего от той пухлой розовощекой веселой девчонки не осталось. И сама она теперь, словно тень.
— Не узнаешь? Другая я стала, знаю. А ты все тот же. Красивый.
— Вер, прости меня.
— Не надо, Саш. Я сама все сделала, чтобы ты ничего не узнал. И пришла к тебе сама, ты же помнишь? Не знаю, зачем. От вида твоего кровь вскипела, да о последствиях я не подумала. Но не жалею, веришь?
— Не понимаю. Зачем скрывала? Я бы помогал.
— Я знаю. А мне не надо было. Я ж влюбилась в тебя по уши. Зачем мне твоя помощь нужна была? Мне ты нужен был, целиком. Но пережила, слава богу, люди злые, на место быстро мозги мне, дурочке, поставили. Так что, глядишь, дойдем до того, что это я у тебя прощения попрошу за сына.
— Перестань. Я все равно рад. Я хочу, чтобы он знал.
— А он знает. Все. Я сразу ему честно сказала. Чтобы козлом отца не считал, и в жизни не мучался от того, что его бросили. Знает, что есть у него отец. И хочет найти, когда вырастет. Так что, придет, да я вас познакомлю.
В груди зажгло, Сашка шумно выдонул, стараясь не смотреть на Веру. Не так он себе все представлял. Маялся, думал, как разговор завести. А Вера, она вон, оказывается, какая. Все решила, все сама… Наверное, только такая женщина могла воспитать такого сорванца, такого мальчишку — настоящего.
— Что с тобой, Вер? Ты больна?
— Рак. Одну грудь отняли, теперь вторую хотят. Через неделю нужно лечь на операцию. Обещают, что дальше не пойдёт. Не знаю. Молюсь. Сына жалко оставлять, не нанянчилась я еще, пожить хочу.
— Деньги нужны? Сколько? Я найду.
— Не надо, Саш. Собрали, всем поселком. Это на таблетки. А так я из-за того, что давно на учете стояла, мне очередь бесплатная подошла, так прооперируют.
— А корову зачем продаешь?
Вера, потерев костлявой рукой глаза, усмехнулась:
— А кому ее, Саш, Алешке? Меня два месяца не будет, в лучшем случае. Соседи на столько времени не станут за ней ходить, а потом и у меня сил не будет. В первый раз теть Клава помогла. А теперь и ее нет. А Андрей, он ещё не оклемался. Не привык. Да и работа у него. Что говорить, продам, чтобы не думать. Сам как, расскажи?
— Живу. Работаю. Всё как у всех.
— Женат? — Сашка молча кивнул головой, впервые словно стесняясь этого. Вера удивилась: — Я рада за тебя. Жену-то хоть любишь?
— Люблю. Очень.
— Хорошо. А дети?
— С ней нет у нас детей. Думал, я виноват.
— Ох, как. Не знала, прости. Ну, так даже легче. Я надеюсь, ты Лешика не бросишь?
— Ты сейчас о чем, Вер?
— Господи, мужики… Саш, я на операцию. У меня рак. Я не через неделю, так, может через год могу вдруг отправиться на тот свет. Так бывает, знаешь? Рак, он никого не щадит. Я надеюсь, что отпустит. Но это жизнь. А Лешку куда? Тетка померла, Андрею опеки, как своих ушей не видать. Вот я и говорю, отец-то хоть не бросит?
— Знаешь, Вер, — вскипел вдруг Сашка, — может тебе трудно просто попросить, но я сказал уже, повторю еще раз. Я с сыном хочу общаться. Как разрешишь. Раз такое дело, могу сразу себе забрать. Будет жить со мной!
Вера шваркнула со стола сахарницу, со звоном та покатилась под ноги, но Вере теперь это было безразлично. С безумным видом она вскочила
