пальцы дрожали. Сомневаюсь, что она боялась вида крови, скорее, дело в недавней стычке с гоблином, о котором мы оба, не сговариваясь, решили молчать.
На узких запястьях ее рук было множество браслетов, на левом из них красовались часы с неоправданно широким ремешком. Такой можно вместо ремня для поддержки брюк использовать, а не тратить лоскуток на наручные часы.
– Придется прижечь зеленкой, – диагностировала она тихо, мягко обхватив мою раненную кисть прохладными пальцами. – Потерпишь?
– Обрабатывай, – произнес безразлично.
Маленькое облако белой ваты в одно мгновение впитало темно-зеленую жидкость. Теплые карие глаза внимательно заглянули в мои.
– Вдохни поглубже, – полушепотом сорвалось с ее губ, и я неосознанно выполнил команду.
Одну из ран зажгло острой болью, затем еще одну и еще.
Чтобы отвлечься от места внезапной пытки, бросил взгляд на букет. Не желая заострять внимание на том, что обработка ран зеленкой пошла по второму кругу, пересчитал ирисы, которых оказалось десять. Десять? Почему она решила собрать мне букет из четного числа цветов?
– Видимо, спрашивать про прививки от столбняка и бешенства, смысла нет? – спросила София, мягко, но туго бинтуя кисть.
– Почему ты дала мне четное количество цветов?
– Разве ты не для… неё? – бросила она быстрый взгляд на обручальное кольцо на моем пальце.
В груди защемило. Захотелось надавить на нее кулаком, чтобы снять скованность и позволить себе дышать.
В одно мгновение из головы вылетели все мысли, оставив вместо себя белый шум.
– Прости! – всполошилась София, и тонкие руки начали какой-то хаотичный танец в воздухе. – Я опять лезу не в свое дело. Давай, я тебе добавлю до нечетного количества.
– Не нужно, – остановил ее севшим голосом. Продолжая смотреть на букет, снова и снова пересчитывал в нем цветы. Потянулся к внутреннему карману пальто. – Сколько с меня?
– Нисколько, – ответила девушка, не задумываясь. Нахмурив брови, с трудом поднял на нее взгляд, видя ее лицо, словно через мутную пленку. Убрав руки за спину, она отрицательно качнула головой. – Я не возьму.
Руки безвольно повисли по швам. Взгляд вернулся к букету фиолетовых цветов и расфокусировался, превратив его в неразличимое пятно на стойке. Белый шум всё больше заглушал сознание, не позволяя добраться до собственных мыслей.
Что я хочу сделать? О чем я, вообще, думаю, глядя на любимые цветы жены? Наверное, о том, что их нужно подарить ей…
С трудом оторвал взгляд от букета, зажмурился, прогоняя неясность зрения, и посмотрела прямо в лицо девушки, которая за всё это время так и не изменила своего положения, по-прежнему пряча руки за спиной.
Неуверенно потянулся к букету и взял его со стойки. Аккуратно прижал к груди, снова пересчитав цветы.
Десять. Их всё еще десять.
Вновь взглянул на Софию и коротко ей кивнул. Губы отказывались подчиняться, зубы словно срослись, дергая желваки.
Развернулся на пятках и уверенно покинул цветочный магазинчик, а затем и весь торговый центр. На парковке сел в машину, положил букет на пассажирское сиденье и снова завис, гипнотизируя взглядом руль.
Я, правда, на это решился?
Еще один взгляд на цветы, чтобы убедиться в своих намерениях, и я без малейшего сомнения выехал с парковки торгового центра, а затем и загород к месту, к которому никто не ездит просто так. Для визита в это место существует всегда один повод – смерть. Твоих близких или твоя собственная.
Старые покосившиеся кладбищенские ворота опутывал иссохший плющ. Когда-то голубая краска на ржавом металле давно облетела и была унесена ветром. Маленькая калитка, которая, казалось, когда-то служила ограждением в детском саду, судя по жизнерадостному солнышку в центре, скрипела петлями из-за дразнящего ее ветра.
Заглушил двигатель, выключил свет фар. Позволив себе еще секунду сомнений, схватил с сиденья букет и вышел из машины, хлопнув дверью. Звук оказался слишком внезапным для местных обитателей, и уже в следующую секунду в небо взмыло черное облако ворон, не стесняющихся в надломленных возмущениях.
Подняв воротник пальто от холодного ветра, вошел в распахнутую калитку. Еще одна особенность подобных мест – здесь всегда ветрено. Всегда. Вне зависимости от времени года и погодных условий. Здесь всегда встречает и провожает холодный ветер, который словно норовит забраться под кожу, надеясь, что его заберут с собой и согреют. Но, к его сожалению, он обречен вечно скитаться между могильными плитами, без надежды на покой.
Из сторожевого домика показалась седая голова смотрителя, а затем и он весь.
– Через двадцать минут стемнеет, – сказал высокий и худой старик. – Тебе хватит или дать фонарь?
– Не нужно, – бросил ему, проходя мимо.
Я боялся останавливаться. Не потому что кладбище имело свойство нагонять жути на человека, а потому что боялся передумать. Казалось, маленькая заминка может стоить мне взявшейся из ниоткуда решительности приехать сюда.
Я не помнил точного расположения места ее могилы, но я четко помнил старый ветвистый тополь рядом с ней, под которым провел ночь после похорон.
Ступая всё дальше по многочисленным узким тропам, словно на свет маяка шел к этому дереву. Цветы, стебли которых я сжимал излишне сильно, тяжелили руку. Под подошвой туфель хрустел снег, смешанный с мелким гравием, а ветер продолжал неустанно хлестать в лицо, словно наказывая меня за то, что давно здесь не появлялся.
Чем ближе подходил к тополю, тем настойчивее чувствовал, что каждый новый шаг к ее могиле дается с трудом. Словно ноги сковывает бетонными плитами, врастающими в сырую холодную землю.
Шаг, другой, третий…
Я не знал точного расположения могилы. Не будь здесь тополя, то я бы не нашел ее никогда. За последний год кладбище разрослось. Слишком. В день похорон её могила была крайней, а дальше только пустырь, который теперь был заполнен памятниками и крестами.
Я помнил лишь о том, что на ее могила был установлен крест с фотографией. Теперь же на его месте стоял черный гранитный камень, но с той же фотографией.
В одно мгновение из легких вышибло дыхание. Грудную клетку сковало холодными цепями, ломающими кости.
Маша смотрела на меня с черного памятника своей могилы и улыбалась. Весело и легко. Ровно
