в волны почти по пояс. И вдруг издалека громыхнула музыка — вечеринка продолжилась. Никому не было дела до потерявшейся русской девушки, все пришли сюда, чтобы веселиться. У Луки перехватило горло.
Ветер донёс обрывки знакомой песни, и у него возникла идея: слова можно было разобрать! Он бросился обратно.
* * *
Несколько минут спустя Лука стоял, сжимая в руках микрофон влажными ладонями, на деревянной лестнице, по которой совсем недавно они спускались вместе с Боккачиной. Обернулся на диджея, тот кивнул и приглушил музыку. Сердце Луки выпрыгивало из груди.
Звук в динамиках рипанул противным гулом. Один из ведущих, с кем он договаривался, взял Луку под руку и отвёл чуть подальше от громадных колонок, направленных из огней танцпола в черноту.
Итальянец кивнул и поднёс микрофон к губам. И многократно увеличенный, помноженный на не считаемое количество децибел, его голос полетел к морю и мраку дикого берега:
— Софи! Сонья! Это Лука… Лука Дельмаре. Где бы ты ни была, я обращаюсь к тебе! Я люблю тебя, Сонья! Я тебя люблю! Возвращайся…
И вдруг он увидел выходящих из темноты на пляж Соню, Дашу и… какого-то молодого мужчину. Не Паоло. Они направлялись к причалу.
— Я люблю тебя, Сонья! — выкрикнул во все лёгкие Лука.
Боккачина обернулась. Лука оставил микрофон и в секунду, как спринтер, подскочил к ней. Но остановился, ошарашенный холодом её глаз.
— Что, ещё одно пари?! — натянуто спросила она.
— Нет! Не пари! Это была просто шутка… Послушай, давай поговорим, — Лука протянул ей руку, приглашая, улыбнулся неловко. — Всего пару слов, пожалуйста!
— Не приближайся! — не своим голосом отчеканила Софи. — Никогда!
“Вот тебе и “bella figura”, — мелькнуло в голове итальянца. Лицом с размаху в снег. Точнее об лёд носом в кровь. И слова во рту заледенели. В груди стало больно и неудобно, словно сердце не знало, есть ли ему там место.
— Пошли отсюда, Соня, — сказала Даша, смерив Луку презрительным взглядом.
Вместе с парой охранников к ним подошёл лохматый Маню.
А сопровождающий Боккачину смазливый незнакомец подхватил её под локоть и направил к причалу. Она пошла к раскачивающейся на волнах, подсвечиваемой огнями красавице яхте. Даже не оглянулась! Зато обернулся этот тип и, пьяно подмигнув, выдал:
— Аста лависта, бэби!
Лука почувствовал себя оскорблённым. Вину захлестнул гнев. Сжав кулаки, он бросился вслед. И этому морду начистит!
Но трое рыломордых громил преградили ему дорогу:
— Посторонним нельзя.
Лука сплюнул обжигающую злостью и ревностью слюну в песок и спросил:
— А она не посторонняя? Кто он вообще?!
Охранник с лицом бритой гориллы изобразил усмешку и ответил:
— Хозяин вечеринки. Русский олигарх.
Глава 21
Не знаю, что бы я делала, если бы Артём запросто не предложил:
— Домой прокатить?
— На яхте?!
— Ну, вертолёта с собой нет! Тачка осталась в Монако. Поезд я ещё не купил. Во Франции, по крайней мере… Так что да, остаётся яхта.
— А это удобно?
— Балда, — фыркнул миллиардер и начал сползать, как пьяный краб, с валуна, — ты сказала, что не представляешь, как ехать обратно с твоими итальянцами! Так, чисто для интереса: во Фрежюс ты пешком собралась? Или вплавь?
Я моргнула. Под хруст веток в темноте он добавил:
— Хвоста у тебя не заметил. Но! Бывают скрытые геи, скрытые бисексуалы… А ты скрытая русалка? Короче, решай, что тебе больше неудобно: с друзьями, которые не друзья; с пьяным чуваком на яхте или в режиме амфибии бульк?
— С вами… — выдохнула я.
— О, пьяный чувак рулит! Но рулить я не буду. У меня есть капитан, прикинь?
— Только со мной и хорошие друзья есть, они без машины, — забеспокоилась я. — Мы все на фургоне Микеле приехали. Можно их позвать?
— Валяй! — обрушился, наконец, на песок со звуком мешка картошки Артём Сергеевич. — Я всё равно отсюда делаю ноги. Надоело…
Я тоже спустилась с валуна и увидела в темноте светлую фигуру.
— Даха!
— Соня!
* * *
Мы подходили к освещённому участку пляжа, как вдруг послышалось громко и с эхом, на всё море:
— Сонья, я люблю тебя! Это Лука!
— Оу-оу, — присвистнул миллиардер, — твой Ромео! Прямо как я на Ибице с пьяных глаз. Веришь, сейчас не помню, даже какого цвета у той Джульетты были глаза. Грудь помню… Зачётная грудь! Может, давай к нему, если снова не шутит?
Вспомнилось сухое Пашино «Я тебя люблю», которое показалось таким обычным по сравнению с этим выкриком. Проклятый итальянский темперамент! Вспомнились фразы злобной итальянки. Разве можно так со мной?..
Слова Артёма расковыряли едва затянувшуюся на сердце дыру. Да, для них я «бледная русская кукла и никому не интересна». Рыдания подступили к моему горлу, а ноги стали ватными. Ничего не было в моей жизни настоящим: ни с Пашей, ни с Лукой! Настоящие в моей жизни только долги… И Даха!
Я представила, что там снова Лука, раняще красивый и подло обманчивый, и все эти люди, присела от слабости на корточки и уткнулась пальцами в холодный песок.
— Я не могу! Лучше здесь останусь…
Даха обняла меня ласково.
— Ну, девочка моя, Сонюшка, да наплюй на этих козлов! Они все тебя не стоят!
— Ага, не стоят. Мы все козлы! — залихватски хмыкнул миллиардер.
— Ой, извините… — проговорила Даха растерянно.
И я поднялась, пытаясь заглушить слёзы.
— Извини…те, Артём Сергеевич, она не про вас…
— Да пофиг! — Он коснулся Дахиного подбородка пальцем, похожий на джокера немного сумасшедшей улыбкой, и заглянул ей в глаза: — А ты, подружка Сони-Софи, с моей мамой не знакома, нет? Странно! Это её любимое выражение! Зе бест оф зе бест!
— Ладно, идёмте! — сказала я, собрав всю себя в кулак.
Нет, унижаться снова я не буду. Тем более перед ним! Плакать буду потом! А Паша… Внезапно почему-то стало абсолютно всё
