равно, что скажет Паша.
Одному Богу известно, чего далось мне не расплакаться, глядя в лицо Луке и понимая, что за всей этой красотой — ложь, за нежностью в глазах — насмешка, а я всего лишь лот, ставка в пари! Даже не приз… В моей груди сдавило, стало трудно дышать. И тут за спиной Луки снова показалась та чёртова итальянка, хмельные лица его друзей и приплясывающая разномастная публика, жаждущая крови и зрелищ. И я захлопнула сердце с болью, чтобы поставить жирную, пусть если не для него, но для себя понятную точку.
— Не приближайся ко мне! Никогда!
Я выпалила это и ушла, как в туман, по пристани, не заметив ни лестницы, ни досок причала, ни огней, отражающихся на полировке перил, ни безразлично возлежащих на кожаных диванчиках гостей миллиардера с бокалами в руках, словно из голливудского фильма, ни брюнетку Красикова. Мой мир стал узким, размером со светлое пятнышко передо лбом, и холодным, как январская ночь. Даха что-то говорила, что-то показывал миллиардер и откуда-то взялся Маню с нашими вещами. И сквозь пелену, покрытую инеем, донёсся его голос:
— Зря ты так, Софи…
* * *
Сам Паша сторонился меня, словно его и не было на яхте. Красиков прекрасно слился с интерьером: его просто не было видно. Оттого ли, что брюнетка заботила его больше? Или потому, что рядом со мной находился «хозяин музыки»? При свете ламп Артём выглядел гораздо старше, чем казалось в темноте, привлекательный, но будто бы смертельно уставший, с тёмными кругами под глазами и ещё более пьяный после закусочного мартини. Совершенно не приставучий, но ещё более философский. Возможно, укачало? Кого-то рвёт вчерашним обедом, кого-то цитатами…
Артём Сергеевич то и дело заявлял полузаплетающимся языком что-то типа «Лао-Цзы говорил: надо быть сильным, как вода. Хочешь посоревноваться с морем? Давай нырнём и… Нет? Ну и ладно. Мне тоже лень…» или «Прикинь, на самом деле, человек легко может выкинуть из своей жизни всё, что угодно! Вот так: щёлк пальцами, и точка! Прямо сейчас. Не веришь? Ну и балда! Кастанеда тоже так говорил, но я первый подумал! Этим и руководствуюсь: если кто-то налажал, я его чвырк и в задницу… Так что ты правильно с этим своим Ромео!», «По Кастанедовски знаешь как? Нужно смотреть на первое событие, с чего всё началось. Это знак…» И так без конца: «А Ошо…», «Однажды Рамакришна», «А Зеланда читала? Там такая тема…», «Вот я с Ницше не согласен, но ты послушай…» и так далее, словно я плыла не по Средиземному морю, а по Викицитатнику с комментариями анонима-алкоголика.
Даха с Маню стояли неподалёку, ближе к корме и смотрели на море, о чём-то негромко переговариваясь. Мне и перед ними было стыдно. Манюэля столько не было, Даха ждала его с полярной станции, и вот, наконец, отпуск вместе. Она так радовалась по Скайпу! А тут я со своими скандалами и эмоциональным раздраем… Они-то чем провинились? Щедростью и душевной теплотой?
Перед теми, кого любишь, за такое особенно неловко. Поэтому я и оставалась рядом с Артёмом, слегка прокажённая, боясь заразить несчастьем близких. Даже этот мартини в бокале после меня никому пить не рекомендуется, можно отравиться.
А почему пьяному миллиардеру хотелось говорить именно со мной, несмотря на полную яхту куда более знакомых ему людей? Я этого не знала, пока мы не пришвартовались в морском порту Фрежюса, и чинный, контрастирующий с подвыпившей публикой, седой капитан пригласил нас к выходу. Артём вдруг сказал, придержав меня за руку, когда я собралась вставать:
— Слушай, Софи-Соня. Я вижу: ты хорошая. И умная. Не задала ни одного тупого вопроса.
«Я просто вообще ни одного не задала. Да, я умею слушать. Это особенно легко, когда внутри всё заледенело, даже слова»…
— Скажи, Софи-Соня, но тшшш, — Артём Сергеевич прислонил палец к губам, оглянулся, совсем уже хмельной, словно хриплый певец, поющий что-то модное под саксофон из динамиков, мог подслушать, — только мне. Скажи: если б ты была мной, что бы ты сделала, чтобы стать счастливее?
Я пожала плечами и улыбнулась кисло:
— Может, вам стоит не только цитировать мудрецов, но и жить так же? — Потом я подумала и добавила то, что посоветовала бы себе в любом случае, будь я Соней Трофимовой, Артёмом-миллиардером или медузой в море: — И себя узнать. Какая я. Какой вы. Может, для этого и есть всё? Или поэтому?
Артём Сергеевич рассмеялся и похлопал меня по кисти.
— Ты реально классная! Спасибо, Соня-Софи! Знаешь почему ты классная? Потому что ты первая, кто не попытался мне втюхать свой бизнес или попросить денег!
Я допила остатки мартини и ухмыльнулась в ответ:
— Эх, а я только собиралась…
— Поздно! — радостно воскликнул миллиардер.
— Да, поздно. Скоро светает! И… спасибо! — Я шагнула вслед за Дахой к трапу. Но остановилась и обернулась, чтобы сказать одинокому миллиардеру: — Знаете, а вы правда клёвый! Найдите себе ту, которой будет плевать на то, что вы миллиардер!
— Тебя? — подмигнул он.
Я мотнула головой.
— Себя я бы сейчас никому не пожелала. Разве только в качестве той, то классно варит кофе…
* * *
Любитель кофе явился в апартаменты многоквартирного дома на рю де Вали только утром.
— Надо поговорить, — сказал Паша, сев возле меня на кровати в нашей спальне.
— Позже. Я спать хочу, — буркнула я и отвернулась.
От него воняло другой женщиной, спиртным и… кофе. Уже выпил где-то спозаранку? Я натянула на голову простыню, но он её стянул.
— Нет, Сончик, давай сейчас.
Я и так почти не спала: то проваливалась во что-то болезненное, то просыпалась, то лежала, прокручивая в голове всё, что случилось. И только о словах Луки думать себе не позволяла.
Нет, он меня не любит! Точно не любит, потому что никто не любит… Даже я сама не очень…
Я открыла опухшие от слёз глаза и резко села на кровати, готовая к разборкам. Но, увидев Красикова, хмыкнула: он был взъерошенным, как щегол, с живописным фингалом на пол лица, в расхристанной рубашке и мятых шортах, — совсем не начальник отдела продаж Павел
