Викторович. Скорее Пашка из подворотни.
— Что с тобой случилось, Красиков? — отчего-то вырвалась у меня фамилия вместо имени.
Потому что имя — это нечто интимное, а совсем не то, что осталось у нас. Интимным несло от него, и то ближе к разврату. Хоть и по работе…
Он раздражённо фыркнул и принялся стягивать с себя замызганную рубашку.
— Ну дак не всех доставили в порт под белы рученьки…
— А тебя куда отвезли? — опешила я.
— Куда-куда?! Никуда! Меня бросили в Сен-Тропе! Только я успел умыться в этом их расфуфыренном туалете, как глядь, а яхта уже отчаливает. И охрана никого не пускала на причал. Я кричал им, что я гость! Браслетом тыкал, а эти гамадрилы ни в какую! Пожалуюсь потом кому надо! Я им так и сказал! Итальянцы, конечно, не взяли. Да не будем о них… На станции первый поезд в одиннадцать тридцать! Пришлось на перекладных добираться. Автостопом. И с окраины Фрежюса пешком протопал!
От неожиданности у меня вырвался смешок. Я подтянула к себе колени и натянула под подбородок простыню, глядя, как Красиков нервно срывает с себя грязную одежду.
Ещё один подарок от Артёма Сергеевича? Как он там говорил: случайностей не бывает? Не то, чтобы я была зловредная, но сейчас на Пашу я была зла, и вредной тоже захотелось побыть. Почему бы и нет? Хоть раз в жизни для разнообразия!
Паша достал белое махровое полотенце с полки и, обернув им голые бёдра, собрался в душ.
Мда, ни слова в обвинение мне, ни слова в оправдание своих похождений. Ну да, это же по работе… Смешно!
И я с удивлением наблюдала в себе полное равнодушие: мне было всё равно, что у моего жениха была вчера вечером другая женщина… Просто плевать. И подумалось: а где границы моей благодарности, из-за которой всё и началось? Может, я их давно переступила и перешла в серую зону — там, где меня не было, оставалась только благодарность, уже не понятная, кому и чему? И вдруг поняла, что этот вопрос уже даже не ко мне, а в пустоту. Потому что ни благодарности к Паше, ни привычного благодушия, ни одинаково добродушного принятия его симпатичностей и недостатков, и, более того, уважения, я к нему не чувствовала. Только голова слегка болела после вчерашнего…
Красиков вышел с пыхтением, усердно придерживая непослушное полотенце. А я взяла в руки планшет и открыла сайт с авиабилетами. Хорошо, что мы брали «возвратные»!
* * *
Паша вернулся в комнату в ту минуту, когда я закончила процесс с билетами.
— Слушай, Сончик, — сказал он, вытирая влажные волосы. — Я тут подумал: может, хватит с нас Франций? Не пора ли домой?
— Я только что поменяла билеты на сегодняшний день, — бесстрастно ответила я. — Аэропорт Ниццы. Вылет сегодня в четырнадцать ноль-ноль.
Он просиял от радости:
— Умница! Я тебе всегда говорю: из тебя вышел бы идеальный секретарь!
«Ты меня почти им сделал», — подумала я.
Он рухнул на свою сторону кровати, неприятно голый, с громким удовлетворённым сопением, словно после упорного трудового дня, а я встала. Накинула халатик, и, не говоря ни слова, пошла варить… Нет! Не варить, а заваривать какао с молоком. Себе. С детского сада не пробовала!
И вдруг в дверь позвонили… И моё сердце оборвалось и забилось так, что чуть не вырвалось из рёбер. Я приникла спиной к стене у входной двери. Звонок повторился. Настойчивый и долгий.
Кто это?! Неужели Лука?!
Глава 22
Звонок дребезжал в моих ушах и отдавался трепетом и напряжением в самом низу живота. Недовольный Красиков выглянул из спальни.
— Соня! Ну и долго ты ещё открывать будешь?
Это заставило меня отлепиться от стены и с дрожью в ногах шагнуть к двери. Негнущимися пальцами я провернула замок и рванула на себя ручку. Тысячи мыслей пронеслись в голове, и я успела представить скандал, вытаращенные глаза друзей, новую драку и фингал под правым глазом у Паши, пощёчину Луке моей рукой, его чёрные глаза с миллионом чёртиков и… наш поцелуй.
Господи, хоть бы это был он!
Нет-нет, только не он!
В животе всё сжалось… На пороге стоял курьер, помятый чернокожий парень с дредами, в растянутой жёлтой футболке и рыжих шортах.
— Софи Трофимовá? — спросил он.
Я кивнула, выдохнув с облегчением и разочарованием. Даже не знаю, чего было больше.
— Вам. — Афрофранцуз протянул мне посылку, не упакованную, как у нас бывает в подарочном варианте, а просто корзину, в которой на беспорядочно разбросанных шоколадках покоилась бутылка вина и записка.
Пашина голова высунулась за моим плечом. Он потянулся к корзине и, отодвинув меня в коридор, захлопнул перед носом курьера дверь со словами:
— Без чаевых обойдётся…
Я выдернула записку, отвернулась от Красикова и открыла её, умирая от волнения. И снова лёгкое разочарование, впрочем теперь оно было приятнее. Я прочла:
«Соня-Софи, кажется, я наговорил вчера много лишнего. Выпил уж точно. Чтобы не прослыть совсем эксцентричной сволочью, решил отправить тебе мой номер телефона. При прочтении сжечь. Можно съесть с шоколадом, запить вином. Уверен, многие попросят поделиться, но я предпочитаю оставаться на Тёмной стороне Луны. За разговор спасибо! Было полезно. Артём Маринин».
Кажется, беседа была полезнее для меня… Надо же!
— От кого это? — нетерпеливо спросил Красиков, забирая у меня корзину.
— От Маринина, миллиардера с яхты.
Я взглянула на него, внезапно замечая, насколько тот неприятен, и сжала в кулаке записку.
Паша расцвёл удовлетворённой улыбкой:
— Я знал, что так или иначе, но передо мной извинятся. Что ж, оно того стоило! — Он достал бутылку вина, присвистнул: — Обана, пятилетнее Божоле! Не дёшево! Хотя я бы предпочёл оригинальный Реми Мартэн.
Красиков протянул руку мне с барским довольством:
— Ну, Сончик, давай записку! Почитаю, как наш главный инвестор передо мной раскланивается! За это готов ещё раз пешком из Сен-Тропе до Монако! Ну же…
Я
