Потап же горел железобетонной решимостью отстоять свою свободу, что и продемонстрировал следователю прямо с порога, уверенно отчеканив:
– Оформляйте изъятие.
* * * * *
Сергей Александрович Войнов громко хлопнул тяжелой металлической дверью и сурово кивнул подобравшемуся дежурному. Судорожно схватившему трубку телефона, чтобы сообщить начальству о прибытии прокурорских. Работники силового ведомства не очень-то жаловали надзорное за сыпавшиеся на их несчастные головы предписания, предупреждения и прочие бумажные кары.
– Я к Бакланову, – пояснил мужчина, расстегивая классическое черное пальто чуть выше колен и проявляя снисхождение к отчаянно сдерживавшему зевок после бессонной ночи парню: – по личному вопросу.
Услышав краем уха приглушенный вздох облегчения, Сергей направился к кабинету бывшего одноклассника, попутно отмечая, что обшарпанный коридор так и не претерпел никаких изменений. Со времен его последнего визита в эту обитель зла и приют всклокоченных, вечно не высыпающихся следователей.
– Привет, Шарапов, – сначала в проеме показалась огненно-рыжая шевелюра, а потом уже внутрь протиснулся ее обладатель. И только окинув Егора пристальным, оценивающим взглядом и убедившись, что племянник в полном порядке, Войнов ощутимо расслабился. И, безуспешно пряча ухмылку в коротких аккуратных усах, произнес: – ну и рожа у тебя, Володя. Ох рожа. Когда последний раз в отпуске был?
– Стараниями твоей конторы – года два назад, – буркнул себе под нос худощавый шатен, с трудом помещавший колени под не слишком удобным казенным столом, давно уже всем своим видом просившим списать его в утиль.
– Так, так, так, – преувеличенно бодро протянул Сергей, двумя пальцами подцепляя протокол, некстати лежавший сверху внушительной стопки документов, и внимательно вчитываясь в печатные буквы вперемешку с кривоватыми фразами, выведенными левой рукой Бакланова. – Обжаловать будем?
– Да нормально я все записал, Рыжий. Хорош издеваться, тут работы невпроворот, еще и вы нарисовались, – страдальчески закатив темно-карие глаза, выдохнул следак, салфеткой стирая испарину с высокого лба и не к добру вспоминая, каким въедливым и дотошным может быть достигший неплохих карьерных высот однокашник. – Будь другом, Серег, забирай племянника и дуйте уже отсюда. Задерживать никого не собираюсь, а с претензиями родственничка разбирайтесь сами.
– Спасибо, Володь, – окончив незапланированную встречу одноклассников крепким рукопожатием, уголками рта улыбнулся Войнов, обещая: – сочтемся.
Молчали, покидая угрюмое серое здание отдела полиции. Молчали и в пропахшем кофе с корицей салоне новенького автомобиля, купленного мужчиной пару месяцев назад. Без слов поднимались на восьмой этаж, снимали верхнюю одежду, разувались и в тишине шли на кухню. Пить заваренный Евгенией Потаповой горный чай, заедая его вишневым пирогом. Способным прогнать практически любую неурядицу и излечить от протяженной депрессии.
– Жень, ты бы позвонила бывшему супругу, – бросил Сергей, размеренно барабаня пальцами по скатерти и игнорируя выразительный предупреждающий кашель Егора.
– Я разберусь, – твердо проговорил парень, упрямо вскидывая голову и пытаясь взглядом прожечь дыру на месте собственного дяди.
– Нет, я, безусловно, не сомневаюсь в самостоятельности твоего сына, – в том же духе продолжил Войнов, намеренно запуская обратный отсчет до неминуемой экзекуции одного твердолобого индивида. – Но сообщение об угоне автомобиля в полицию уже перебор.
Потапова, не поведя бровью, расставила перед мужчинами тарелки с мясным рагу, подвинула к Егору его любимый салат из помидоров и огурцов со сметаной и удалилась. Одними губами прошептав «смертник» и заставляя лишний раз задуматься, стоит ли конфликтовать с хрупкой изящной женщиной с невероятными голубыми глазами.
– Сдается мне, наш бабник и ловелас влюбился? – поддел племянника Сергей, успевший сделать правильные выводы и выудить ключевые детали из короткого рассказа, в спешке протараторенного Егором пару часов назад.
– Отстань, а! – с грохотом бухнул стаканом о стол блондин, отгораживаясь и скрещивая руки на груди.
________
*[1] – Петров-Водкин – русский и советский художник, писавший в стиле «символизм» и «модерн». Одна из знаменитых картин – «Купание красного коня».
*[2] – «блатной» – использовано в переносном значении, имеется в виду «крутой, основанный на использовании своего положения, имеющий блат».
Глава 34
Вика
И улыбайся всем как можно шире —
они должны быть уверены, что ты
холодная лицемерная сволочь.
(с) «Empire V», Виктор Пелевин.
– Ну и дрянь же ты, Смирнова! – я медленно обернулась, крепко прижимая к груди третий за неделю доклад. Комиссия из министерства зверствовала, в кои-то веки сдержав обещание и методично перетряхивая всю отчетность, которую только можно было перетряхнуть. Преподаватели злобствовали, увеличивая объемы домашних заданий и завышая требования к их качеству. Ну а страдали бедные студенты, вынужденные носом рыть землю, дабы в срочном порядке закрыть долги, если таковые имелись, и не вылететь из родной альма матер. Со справкой в руках вместо заветного долгожданного диплома.
– И тебе не хворать, Семенова, – с момента инцидента в бассейне я и забыла, как это каждую секунду опасаться подножки, залитой чернилами контрольной или еще какой подставы. Сдула со лба упавшую прядь волос, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям, и поняла, что иррациональный страх полностью испарился. Уступив место спокойной уверенности в том, что если не Егор придет на помощь, так вступятся одногруппники. Кардинально пересмотревшие свое ко мне отношение и теперь не гнушавшиеся стрельнуть лекцию или сверить ответы. – Чем обязана?
– Думаешь, ваша интрижка надолго? Да Потапов наиграется с тобой и бросит, – я почему-то не придавала особого значения обидным словам, призванным ужалить больнее. Вместо этого отмечая, что обычно идеальный макияж Леночки сегодня размазан. Неровным слоем лег тональный крем, прочертивший резкую границу между овалом лица и шеей. Черными крупинками осыпалась тушь с ресниц, как будто блондинка совсем недавно плакала в туалете и не удосужилась стереть оставшиеся следы.
– Лен, – я выдохнула обреченно-устало, разглядывая несостоявшуюся соперницу сквозь стекла очков. – Вот чего тебе не живется спокойно, а? Ну, наиграется. Ну, бросит. Отпразднуешь бутылкой шампанского. Или двумя.
– Нет, какая ты все-таки дрянь, Вика, – как мантру, повторила Семенова, стискивая лацкан стильного удлиненного пиджака нежного молочного цвета и с жаром выпаливая: – да мне симку пришлось сменить, потому что на старую днем и ночью присылали угрозы и гадости. Баскетболисты прохода не дают, а Тимофей вообще шею пообещал свернуть, если встретит одну в темном переулке.
Я удивленно вскинула бровь, абсолютно не понимая, к чему клонит Леночка. И уже хотела поинтересоваться, не беспокоит ли ее высокая температура или какое иное заболевание, когда блондинка брезгливо скривила тронутые ярко-красной помадой губы. Пытаясь уличить меня в том, чего я не совершала.
– И перестань строить из себя невинную овцу. Как будто это не ты попросила Потапа размножить копии с моего дневника и раздать парням.
Оправдываться я не собиралась совершенно, пусть даже Семенова считает меня виноватой в глобальном потеплении или в покушении на Кеннеди. А вот желание устроить допрос с пристрастием одному изобретательному троечнику присутствовало. Тем более, что знакомая шевелюра мелькнула среди ошалевших одногруппников. Выбежавших из распахнувшего двери кабинета так, как будто они сдавали рубежный контроль потомственной ведьме в седьмом поколении или огнедышащему дракону, а не милой Анне Львовне. У которой я получила высший балл автоматом еще на прошлой неделе.
Оставив Леночку за спиной, я медленно направилась к галдевшей толпе, напоминавшей растревоженный улей. Быстро передвигаться в темно-коричневых ботинках на высоком каблуке и узкой синей юбке ниже колен не получалось, но плевать я хотела с высокой колокольни на мизерные неудобства, если Егор будет смотреть на меня так восхищенно каждый раз, когда я ради него наряжаюсь.
