— Как?
— Я не знаю, но мы что-нибудь придумаем, мы сможем, обещаю…
— Лик, уходи. Возвращайся к себе, оставь меня в покое. Я не причиню зла твоей семье, я забуду про вас — будем считать это благодарностью за то, что не бросила меня, но сейчас уходи, Лик. Уходи, не трави душу…
— Иди ты к черту, Власов! Я никуда от тебя не уйду — когда же ты это поймешь…
— Лик…
— Замолчи. Я до сегодняшнего дня была уверена, что ненавижу целоваться, и только здесь, с тобой, я поняла, что дело не в поцелуях, а в том, кого целуешь. Мне впервые в жизни хочется кого-то целовать. И не надо врать мне, что тебе было неприятно, что женщины тебя не интересуют — ты сам тоже этого хотел, ты тоже тянешься ко мне… У тебя штаны топорщатся — это избыток равнодушия выпирает? Ты же хочешь, чтобы я осталась… А я влюбилась, Макс, впервые в жизни. Власов, я прошу тебя, дай мне шанс. Я вытащу тебя, я не предам… Поверь мне, Макс.
Макс молча слушал Ликины откровения. Как бы он хотел ей верить… Но слишком много предательства за спиной, слишком много боли пережито. Глупый мотылек не понимает, что при всем желании не хватит ей сил вынести эту ношу, да и надо ли? Но не докажешь ведь.
— Лик, хорошие девочки не должны влюбляться в уголовников.
— Хорошие девочки не всегда делают то, что должны.
— Заноза ты в моей несчастной заднице, — тихо вздохнул он, легонько обнимая Лику за бедра.
— Большая?
— Терпеть можно, — усмехнулся Макс и уже уверенней прижал к себе девушку.
Что ж, пусть все идет своим чередом.
Глава 14
Прохладный ветерок залетал на открытую террасу летнего кафе, теребил лепестки подвядших цветов в мутных стеклянных сосудах и рвался к листовкам-меню, норовя утащить их и разбросать потом по тротуарам. Чашка остывшего кофе сиротливо стояла перед Максом — и зачем только заказывал? Откинувшись на спинку стула, парень докуривал пятую сигарету, задумчиво разглядывая прохожих сквозь темные, почти черные, стекла очков.
Прошло три дня с того вечера в ванной. Лика расцвела, повеселела, и рядом с ней Макс даже начинал верить, что сможет стать прежним. А почему нет-то? Разве сделал он кому-то что-то плохое? Разве не заслуживает нормальной человеческой жизни? Как ни странно, рядом с Ликой Горской желание жить только крепло. Но почему она? Злая ирония судьбы: одна убила — другая, с лицом первой, дает силы жить. И, казалось бы, радоваться надо — жизнь-то вот-вот наладится! Почему же гложет что-то, не дает покоя? Как-то слишком просто все и подозрительно гладко: Каринка, главная виновница всех бед, мертва, Сажинским Горский занимается, а Ликина мать даже не возмущается, что любимая дочь у него живет, рискуя потерять хорошего жениха.
Еще недавно ему хотелось убивать, крушить все вокруг, а сегодня вдруг захотелось жить, да еще и рядом с женщиной. Но можно ли верить самой Лике? Вот что ее, дочь не самых бедных в городе людей, так держит рядом с ним? Правда, влюбилась? Абсурд. И он не настолько наивен, чтоб в это поверить. Иллюзия. И хорошо, если для нее самой это иллюзия, а не расчет… Он никогда не считал себя последней сволочью на земле, но прекрасно понимал, что далек от идеала женщин, и тем более, таких, как Лика. Работы нет, образования нет, деньги матери тоже не бесконечны, а по меркам Горских и эти деньги — крохи, пыль, карманные расходы. Зато статья есть за спиной, злость и обида. Он никогда не сможет делать Лике дорогие подарки, никогда не увезет ее куда-нибудь на острова, звезду с неба не снимет и весь мир к ее ногам не положит — она же должна это понимать? Как еще его не стыдится только — чудо! Она же должна понимать, что ничего между ними быть не может. Тогда зачем все это? Зачем приручает, зачем настырно под кожу лезет? Ответ напрашивался один: семья. Она за семью боится. Она собой вину Каринкину искупить хочет. Надеется, что если приручит, то у него рука не поднимется зло им причинить. Так сказал же, не тронет — не поверила? Ну да, на ее месте он тоже не поверил бы.
— Опа! Привет! — сквозь терзающий поток мыслей прорвался незнакомый мужской голос.
Макс обернулся: в сторону его столика уверенным шагом, словно к старому знакомому, направлялся паренек с букетом нежно-розовых цветов. Грабитель цветочного магазина показался Максу смутно знакомым, и пришлось знатно напрячься, чтоб опознать непрошенного гостя, норовящего нарушить хрупкую минуту покоя. Впрочем, опознать не получилось.
— Можно? — кивнув на свободное место за столиком, спросил незнакомец, и, не дожидаясь разрешения, плюхнулся на стул. — Как голова? Обошлось?
Макс на секунду напрягся от неожиданного вопроса, а потом вспомнил и недавний вечер в компании отморозков, и своего случайного спасителя, материализовавшегося сейчас в этом улыбчивом лице напротив. Радость эта, правда, напрягала еще больше, особенно, вкупе с обтягивающими штанишками. Уж не из этих ли, «с голубым отливом»?
— Жить буду, — процедил Макс.
— А чего тогда кислый такой? Выпьем?
— Есть повод?
Похоже, желание или нежелание Макса выпивать и делить покой с посторонними никого здесь не волнует — шустрый паренек уже звал официантку.
— А меня сегодня, похоже, девушка бросила, — скривился незнакомец, кивая на букет. — Ну и черт с ней. Знаешь, я даже рад, как говорится, что ни делается — все к лучшему. Но выпить надо… Составишь компанию?
«Не голубой», — успокоился Макс и, смягчившись, вежливо отказался.
— Антон, — потянулась к нему рука неугомонного незнакомца, спеша исправить статус хозяина.
— Макс, — нехотя Власов все-таки протянул руку в ответ.
— Ждешь кого-то? Я не помешал?
— Да нет, зашел кофе выпить.
Новоиспеченный знакомый недоверчиво покосился на уже холодную чашку нетронутого кофе.
— Он здесь и, правда, отвратительный, — кивнул Антон, по-своему расценив равнодушие Макса к напитку. — Зато готовят здесь вкусно! Хотел девушку накормить, но, видно, не судьба…
Нежно-розовый букет все с той же миловидной улыбкой был торжественно вручен подошедшей официантке.
— Да бери! Хоть тебя пусть порадует, — приговаривал Антон смутившейся девушке. — И принеси коньячку.
— Все бабы — зло! — уверял новый знакомый.
Макс заказал себе еще кофе и теперь цедил, выслушивая душещипательную историю о коварных девах. Оказалось, зазнобушку, не явившуюся сегодня на свидание, Антошка нашел себе неделю назад, пожелав с ее помощью исцелить истерзанное жестокой женушкой горячее сердце. Женушка-то той еще заразой оказалась! Пока он, бедный, работал день и ночь, на моря ей зарабатывая, коварная дева, заскучав, хвостом вильнула да нашла ему замену — вот же ж тварь какая! И теперь он одинокий, молодой да красивый, не знает, где веру в людей взять, где лаской отогреться и приют горячему сердцу, жаждущему любви, отыскать. А тут еще зазноба эта новая не явилась на свидание, бросила бедолагу…
Макс слушал россказни вполуха, но и этого хватило с головой, чтоб лишний раз усомниться в Лике. Уж если этого пижона улыбчивого бабы бросают, то что говорить о нем, Максе? Кому он-то нужен? Горской? Ха-ха-ха… Она даже Руслана своего холеного бросить готова, а от него, Власова, и подавно сбежит, как наиграется. Только вот пока уйти она надумает, он к ней прикипеть успеет.
Как-то совсем некстати зазвонил телефон. Звонила Лика… Макс не ответил, сбросил вызов — потом перезвонит.
— Твоя? — успев заметить женское имя на дисплее, поинтересовался Антон.
«Моя ли?» И все же, не желая вдаваться в подробности собственных злоключений, Макс неохотно согласился:
— Моя.
— А что не ответил? Тоже дрянь?
— Да нет. Пока ни в чем плохом замечена не была.
— Ну да, было б на них заранее написано, было б здорово…
Макс только усмехнулся в ответ: да, было б здорово. Но таблички с предупреждением они с собой, увы, не носят, а даром видеть людей насквозь Власов не обладает. А идея-то неплоха: знал бы наверняка, что Лику рядом держит — куда б проще было жить… Даже если это что-то принесло б разочарование — все равно легче было б. Прогнал бы — и все дела. Не стал бы дожидаться, пока в очередной раз раздерут ему в клочья душу, на которой и места-то живого уже не осталось. А заранее выгнать рука не поднимается — видать, где-то есть еще в душе живой кусочек, и лелеет он надежду, что на свете этом и для него местечко тепленькое есть. Как разобраться только, кто она, Лика? Очередное разочарование или шанс стать прежним?
