бы точно помчался вслед по морю и взял Боккачину на абордаж. Не просто руки, всё нутро чесалось сделать что-нибудь эдакое! Да хоть и похитить её, увезти на остров или в горы, чтобы никуда не убежала. Лишь бы она его услышала и снова растаяла, как мороженое на солнце.
Она должна услышать его! Потому что чувства бурлили, кипели в душе, как лава во внезапно проснувшемся вулкане. Они требовали её и только её! Завоевать недотрогу и сделать её своей вдруг стало смыслом его жизни, и Лука только что это осознал!
Софи сказала: «Не смотри на меня!» и ещё сильнее захотелось смотреть, трогать, обладать, даже если для этого придётся подраться с целой армией русского миллиардера и превратить тихий Фрежюс в Трою!
Поэтому как только град перестал, Лука сам сел за руль и довёз кретинов до Сен-Мартена, а там попросту взял такси и… встрял в пробку на трассе — авария из-за града.
Вздрюченный, уставший, с распухшей губой, итальянец добрался до арендованной комнаты во Фрежюсе лишь к восьми. Принял душ и рухнул на постель, чтоб только вздохнуть на минутку и… выключился. Проснулся лишь в одиннадцать. Переполошенный, вскочил, привёл себя в порядок, ведь не может же он предстать перед Боккачиной, как бродяга.
Красивый, отглаженный, причёсанный и чисто выбритый, пахнущий не помойкой, а свежестью с нотками ценного палисандра и сычуанского перца, Лука Дельмаре бросился к дому на рю де Вали. Вспомнив о советах из интернета, купил букетик в лавке и с волнением, которое не испытывал даже при поступлении в университет, подошёл к дому.
Маркизы над балконом второго этажа были приспущены. В сквере никого не было, если не считать кота и нагло бьющего из шланга фонтанчика воды у раскинувшегося во все стороны гигантского алоэ. Лука застыл в ожидании.
Выйдет ли она на балкон? Возможно, Софи ещё спит? Как вызвать её? Может, спеть? Крикнуть? Нет, снова будет сцена на весь дом, а она явно не любит театров! Но и ждать не было никакого терпения! Лука высчитал мысленно, какая это может быть квартира, проник через дверь вместе с пухлыми голландскими отдыхающими, красными после пляжа, и взбежал на второй этаж.
Вместо коридора вдоль квартир вёл длинный, скучный балкон справа. Слева же было множество, отвратительное множество дверей. Лука мысленно прикинул ещё раз, какая из них ведёт к квартире на фасаде здания, подошёл к нужной двери и нажал на звонок. Сердце замерло. Раздались лёгкие шаги, и дверь открылась…
Глава 24
Лука увидел перед собой жирного, как бегемот, американца лет пятидесяти, коих всегда можно узнать по отчётливому душку национального превосходства, красноватому оттенку кожи и безвкусной футболке со «смыслом». На безразмерной груди жертвы фастфуда было написано: «Bye, Hater! [22]», под записью разлапилась чёрная ладонь на красном фоне.
Не Боккачина…
Лука запнулся, как бегун, которому подставили на полном ходу подножку. Пару секунд спустя он собрался и сказал:
— Я ищу Софи!
— Софи? — перекорёжил на американский манер блондинистый бегемот и с криком повторил это имя куда-то вглубь квартиры.
Лука удивился, но распрямил плечи, говоря себе: «Мало ли что? Друзья приехали, к примеру… Кто их, русских, знает?»
— Софи, — понимающе закивал американец и заулыбался с видом разгадавшего интригу детектива.
Сердце Луки забилось, как сумасшедшее. Через несколько дыханий к итальянцу вышла такая же толстая и вероятно юная американка в очках на веснушчатом лице. Она взглянула заинтересованно на гостя, на цветы, и в глазах зародился восторг. Лже-Софи попыталась протиснуться в щель между стеной и краснолицым отцом. К счастью, это было невозможно. Лука поспешно замотал головой и забормотал стандартное “I'm sorry, I'm wrong [23]” и ретировался к лифтам.
Странно, как он мог просчитаться?
Выждав, когда закроется дверь семьи разочарованных бегемотов, Лука вернулся и позвонил в соседнюю. Открыла ему мадам с пуделем.
В следующей не открыли, хотя за дверью явно кто-то тихо ходил… По соседству оказались уже знакомые голландцы, затем ошалевшие французы с россыпью орущих детей. Потом прозрачная старушка в розовом пеньюаре, которая расцвела улыбкой и принялась возбужденно рассказывать, что к ней ночью в дверь кто-то ломился, и она хотела вызвать полицию, но если это был «такой приятный молодой человек», она бы не стала поднимать шума и бла-бла-бла… минут на пять, пока Луке не удалось вставить, что он ошибся номером. Мсьё из последней в ряду квартиры сказал, что всё решает жена, но она вышла за пиццей и если что-то нужно, пусть дождётся её.
Лука снова извинился, вернулся к лифтам и озадаченно посмотрел на исследованный коридор. Старушка в розовом пеньюаре выглянула из своей квартиры и с видом записной кокетки махнула молодому человеку рукой. Пеньюар неосторожно распахнулся, обнажив комбинацию и сушеную грудь.
Лука вспыхнул и бросился на первый этаж и прочь из подъезда — с разбегу в олеандры. Уже знакомый кот одарил молодого человека взглядом пройдохи-соучастника.
Итальянец пришёл в себя и снова глянул на балкон, прикрытый синими маркизами, на кота. Сомнений быть не могло: она там, за закрытой дверью! Любой иной ему бы открыл — та же Даша или Маню. Может, и обругали бы снова, но прятаться бы не стали. Павлин тем более — бросился бы вновь с кулаками. Значит, точно она в квартире одна, о, мамма мия, его Боккачина! И она не хочет его видеть…
Обижена, боится, прячется? А вдруг снова плачет?
Сердце Луки сжалось: он просто думать не мог о том, что Софи плачет! И решение пришло быстро. Итальянец осмотрелся: вокруг никого не было. Зашёл в кусты, сунул букет за пояс брюк и подтянулся на руках к раскидистой ветке пино. В считанные секунды он уже стоял на ней. Затем придерживаясь за ветви сверху, пошёл, как гимнаст по бревну, к заветному балкону.
Знакомый путь! Она там!
В висках застучало. Внутренний голос завил: «Куда тебя несёт, очертя голову?»
И тут же откуда-то слева по-французски завизжали по-старушечьи:
— Полиция! Полиция! Вор! Грабят!!!
Мгновенно предобеденная тишина сквера и сонная оторопь балконов загудела, ощетинилась, запестрила головами и торсами.
