Морщусь от резкой боли за грудиной.
Втюхался, как последний хомяк.
Нехорошо.
— Чай, кофе, водка? — с издевкой спрашиваю Кауро.
— Сок. В бутылке или в банке, — улыбается он, а глаза горят ненавистью.
— Сейчас распоряжусь, — поднимаюсь с дивана. Медленно прохожу на кухню и, взяв из холодильника бутылочку с персиковым соком, откручиваю крышку.
— У нас есть сильное снотворное? — спрашиваю стюарда. Молодой пацан готовит кофе пилотам.
— Да, Матвей Александрович, — кивает он. Поискав что-то в аптечке, протягивает мне пакетик с жидкостью. А сам стучится в кабину.
У меня не больше минуты. Действую слаженно и быстро. И сам не понимаю, как решился на явный криминал. Выливаю содержимое пакета в сок. Взбалтываю и, крепко закрутив крышку, поливаю горлышко кипятком.
А когда крышка втягивается, достаю из холодильника вторую бутылочку.
Зашибись! Финансист переквалифицировался в уголовника!
— Держи, — выйдя в салон, протягиваю сок Кауро. А сам, не останавливаясь, прохожу в спальню.
Слышу хлопок крышки и улыбаюсь довольно.
— Как урод допьет, поменяй бутылки, — приказываю Нику, идущему следом.
Упав на постель, закрываю глаза.
Какого хрена я вообще полетел в Москву? Оставил Кристу и дочку? Нужно возвращаться. Немедленно.
— Пусть Маценов позвонит в интерпол, — прошу Ника, когда возвращается обратно с бутылкой Ито и забирает мою.
— Что-то еще? — предупредительно интересуется мой телохранитель. Смотрит серьезно и преданно.
— Документы для интерпола пусть привезут в аэропорт, — добавляю лениво.
Дело сделано. Остается только ждать, когда приедет представитель интерпола и когда привезут документы. Можно расслабиться. Подумать о Кристе.
Все у нас было хорошо. Я даже думал, что могу быть счастлив.
«Криста, девочка… Почему ничего не сказала?», — думаю горестно. И сам себя ругаю за горячность.
А как только самолет приземляется, звоню жене. И сам удивляюсь этому порыву.
49. Кристина. Нападение
Звонок мужа застает меня в гардеробной. Сбросив с плечиков вещи, заталкиваю их в чемодан и в сумку.
— Как дела, Криста? — немного усталым тоном спрашивает Матвей. — Я сейчас в Москве. Вернусь ближе к вечеру. Давай поужинаем на террасе. Сегодня столько событий. Хочу рассказать…
— Мы уезжаем с Лизой, — выдыхаю набравшись смелости. — Я передам Алексу твои пожелания…- добавляю холодно.
Матвей молчит. Пауза затягивается. Сбрасываю вызов. Мы все сказали друг другу.
Но буквально через минуту Шершнев перезванивает снова.
— Погоди, Криста, — заявляет настойчиво. — Не делай глупостей. Дождись меня, поговорим…
— Ты все сказал, Матвей, — роняю небрежно. — Дома я схожу к нотариусу и подарю тебе все Сашино наследство. Нам с Лизой ничего не надо.
— Не дури… Пожалуйста, — просит он. Действительно, просит! — И если у меня не получится переубедить тебя, улетишь завтра моим бортом.
— Не знаю, Матвей, — мотаю я головой, будто муж стоит рядом. — Не знаю. Мы разные люди. Я даже не понимаю, зачем ты на мне женился. Я не могу так… Отпусти меня, пожалуйста! — срываюсь на плач.
— Кристина, пожалуйста, дождись меня, — шепчет в трубку Матвей. — Я многое понял. Клянусь, не буду удерживать тебя силой. Удели мне час. Разве я о многом прошу?
— Ты все уже сказал, — всхлипываю и не могу сдержаться.- Я устала, Матвей. Ты из меня какую-то преступницу сделал. Обвинял во всех грехах. Собирался отнять Лизу. Даже тест ДНК втихаря делал.
— Дурак, — вздыхает он покаянно. — Даже не знаю, сможешь ли ты меня простить. Но я прилечу вечером. Дай нам шанс!
Словно заправский гипнотизер увещевает меня Матвей. А я как слабовольная курица быстро сникаю.
— Ладно, — соглашаюсь нехотя и сама себя ругаю за такую поспешность. Не стучу кулаком по столу, не закатываю истерики. Каратов в уши не требую. Тряпка она и есть тряпка!
И что теперь? Спокойно сидеть и ждать, когда Шершнев соизволит прилететь домой? И как он в Москве оказался?
Странная у нас семья. Домостроевская какая-то! Муж приказывает, жена подчиняется.
Меряю шагами гардеробную. Выглядываю в окно. Глазами нахожу Лизу, играющую с Эльером и снова пытаюсь сообразить, что делать дальше.
«Убежать — не панацея! А детская позиция,» — уговариваю саму себя. Злюсь, но придумываю оправдания собственной мягкотелости.
«Детям не положены ни деньги, ни секс», — вспоминаю банальную истину.
И засмотревшись на бегающих друг за другом детей, неожиданно понимаю Александра Юрьевича. Он стремился впустить жизнь в этот склеп. Детским смехом возродить виллу. А получилось все наоборот.
Аню арестовали. Инна и Ангел уехали еще днем. Наш отъезд — уже решеный вопрос. Здесь останется только один Матвей.
Будет ли он приезжать сюда? Или тоже начнет тяготиться пустым домом?
Продать не продаст. Но забросит…
За спиной раздаются чьи-то шаги.
Для Матвея еще слишком рано. А посторонним тут явно не место. Прислуга?
Не успеваю повернуться, как мне на голову опускается что-то тяжелое.
Перед глазами встает Лиза. Как она теперь без меня?
А может ради этого и просил меня задержаться Матвей? Отвлекал?
Подозрение ядовитой змейкой вползает в душу. Закричать… Позвать на помощь…
Но не успеваю. Темнота укутывает меня густым покрывалом.
Падаю куда-то в пропасть и возвращаюсь, когда требовательный женский голос настоятельно просит открыть глаза.
— Кристина Вячеславовна, просыпайтесь!
Распахнув веки, тут же морщусь от яркого света. Белые больничные стены. Напряженные лица врачей.
— Она очнулась! — кричит кто-то прямо мне в ухо.
— Где Лиза? — шепчу пересохшими губами.
— Она с Эльером и его няней, — слышится рядом знакомый голос.
С трудом поворачиваюсь к мужу.
— Я примчался сразу, как только тебя обнаружили, — вздыхает он, забирая мои руки в свои. Целует пальцы.
Чувствую на тыльной стороне руки невесомую капельку.
Великий Матвей Шершнев плачет? Серьезно?
— Я так перепугался…Капец!… Не стоило мне уезжать…
— Я думала, ты обрадуешься… — реву, утыкаясь носом в теплые руки.
— С ума сошла, — рычит он. — Я люблю тебя, Криста. Чуть не сдох, пока тебя оперировали после травмы.
— Травма? — переспрашиваю еле слышно. — Я упала?
— Можно и так сказать, — морщится муж.
Ничего не помню. Только беспокойство о Лизе тянет к сердцу холодные лапки.
Меня осторожно перекладывают на каталку. Везут в палату. Матвей, как преданный солдат шагает рядом. А мне даже смотреть на него страшно. С таким лицом убивают. Голыми руками.
— Лиза точно в безопасности? — вглядываюсь в суровое лицо мужа.
— Она у Торжецких, не беспокойся, — увещевает меня муж. Слегка сжимает мои пальцы. — Все обошлось, малыш…
— Ты вернулся из-за меня? — во все глаза смотрю на мужа. Смаргиваю глупые слезы.
— А у меня еще кто-то есть? — горько усмехается он. — Только ты и Лизавета. Отец умер. Романа убили…
— Ты не обижаешься на меня из-за брата? Он всегда будет стоять между нами, — поднимаю глаза на мужа.
— Мы с тобой и в этом совпали. Любим его до сих пор, — улыбается Матвей и, повернувшись к вошедшему в палату доктору, осведомляется строго. — Когда я смогу забрать супругу домой?
— В лучшем случае через три дня, — цедит тот. — Нужно проследить, как будет рассасываться гематома. Вашей жене необходим покой.
— Мы уже поставили охрану около ее палаты. Подготовьте список обслуживающего персонала. И пришлите сиделку. Самую опытную…
— Там полиция пришла, — заглядывает в палату кто-то из персонала.
Муж устало трет переносицу и, тяжело поднявшись, подходит к доктору.
Что-то говорит, отвернувшись. Переводит деньги на телефон. А до меня долетают какие-то странные обрывки.
— Постарайтесь отложить допрос… Она не должна волноваться… Пусть сначала окрепнет…
Теряюсь в догадках. Но и думать сейчас тяжело. Голова кажется тупой и совершенно пустой. Видимо, действует еще наркоз.
