К чести популярной на весь мир забегаловки, латте в ней был выше всяких похвал. Пенистый, восхитительный, он оседал молочным облаком на языке, заставляя меня грезить о втором стакане божественного кофе подряд. Благо, вечно голодный Веселовский в третий раз пристраивался в конец длинной, извивающейся змейкой очереди. И с радостью ребенка, дорвавшегося до конфет, тащил нагруженный с горкой поднос.
– А поехали в кино? – неожиданно предложил Егор, нарочито медленно стирая с уголка моих губ остатки мороженого и отключая и без того не работавшие мозги. Растекшиеся ванильной лужицей еще вчерашним вечером и совершенно отказывавшиеся думать о чем-то, кроме расположившегося рядом блондина. И, разве что, волнительных мурашек, побежавших вдоль поясницы от прикосновения пробравшейся под свитер горячей ладони.
К моему удивлению, спонтанная идея неприязни не вызвала, напротив, тараканы в моей голове оживленно ее одобрили. В один голос вереща о том, что две-три пропущенные лекции на учебе никак не отразятся. Поэтому я лишь согласно кивнула и потерлась носом о плечо Потапова, выдав уверенное.
– Я за.
– Только Милку надо забрать, – с набитым ртом пробубнил Пашка, дожевывая четвертый по счету чизбургер и кося глазом на мой нетронутый пирожок.
– Да жуй уже, проглот, – я подвинула в сторону Веселовского прямоугольник в яркой картонке и искренне посочувствовала Курочкиной, в страшном сне боясь представить, как можно прокормить этот все еще растущий, если судить по частоте и объемам потребляемой пищи, организм.
Оставила позади замешкавшегося в дверях Павла, врезавшегося в закрывшего собой почти весь проход грузного мужчину, скользнув в широко распахнутые двери автомобиля. И тесно прижалась к боку Егора, водя кончиками пальцев по тонкой кашемировой водолазке светло-серого цвета. С упоением фантазируя о нескольких часах уединения в темном кинозале и не подозревая, что совсем скоро пара неосторожных фраз перевернет мой мир вверх дном.
«Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится», – устами Воланда говорил нам известный классик. «Случайности не случайны», – повторяла старая мудрая черепаха из мультфильма про очаровательную в своей неуклюжести панду. И да, все могло быть иначе.
Если бы мы не стали заезжать в универ. Если бы дождались Миленку на улице. Если бы парням не приспичило выпить еще по стакану ванильного капучино. Если бы Семенова не стояла слишком близко к кофейному аппарату и не выхватила кусок разговора, не предназначенный для чужих ушей… Но случилось так, как случилось: недостающие переменные дополнили уравнение, закручивая круговорот событий.
– Как Оля? – в женском туалете на втором этаже мы с Милкой были одни. Пышечка пыталась оттереть рукав кремовой блузки, измазанный чернилами, ну а я в рекордные сроки наводила марафет, по понятным причинам напрочь забыв о макияже с утра.
– Поела, – односложно ответила Курочкина, разглядывая, как мерцающие перламутровые тени ложатся ровными мазками на мои веки, добавляя сияющим глазам еще больше блеска. И хоть меня ни в чем не обвиняли, стало неудобно за искрящееся, разлившееся от макушки до пят счастье. Особенно на фоне проплакавшей всю ночь соседки, которой по моей вине грозило отчисление. – Сегодня в деканат пойдет. Вызвали.
– Зачем?
– Не знаю, может, забрать документы, – я замерла с помадой в руке и скривилась, уставившись в отражение в зеркале. Для полного комплекта к дурному известию не хватало лишь Семеновой, которую я бы предпочла обойти десятой дорогой.
– Светишься, значит, – блондинка подошла ко мне вплотную и без разрешения отогнула край бирюзового шарфа, обернутого вокруг шеи, чтобы спрятать пару небольших синячков чуть выше ключицы. – А вот и следы бурной ночи…
– Не твое дело, – я сбросила с себя чужие пальцы, делая шаг назад и борясь с подступившим отвращением, каждый раз подкатывавшим к горлу, стоило Семеновой появиться на горизонте. – Отстань!
– Глупая наивная девочка. Да на тебя же поспорили, – на меня смотрели по-доброму, даже жалостливо. Как матерый исполнитель смотрит на начинающего певца, готовясь ему отказать. Поправив идеально уложенные локоны, Семенова понимающе кивнула и задала один-единственный вопрос, читая кипящие во мне эмоции как раскрытую книгу: – не веришь? А ты у Потапа сама спроси. Или у Веселовского.
Я могла послать Леночку затейливо и витиевато. Могла передернуть плечом и высоко задрать подбородок, убеждая всех, что мне наплевать. Только себя не обмануть. Нет ничего хуже идеи, упавшей на благодатную почву. И я не смогу дальше спокойно жить и засыпать рядом с Егором, пока не узнаю правду. Какой бы горькой она ни была.
Наступив на горло собственной гордости, я сорвалась на бег. Оглашая пустынный коридор звонким стуком новеньких ботинок на неудобном высоком каблуке.
Семнадцать шагов до поворота. Лестница. Двадцать четыре ступеньки вниз. Еще один поворот. И сердце гулко забилось где-то в горле при виде прислонившегося к стене Егора. Такого расслабленного, безмятежного и ... счастливого, что моментально захотелось засунуть вертевшиеся в мозгу вопросы в ящик с надежным амбарным замком. И похоронить это все на дне Мариинской впадины. Я как будто врезалась в невидимую преграду, с каждым шагом теряя крупицы уверенности.
– Это правда? – медленно приблизилась к Потапову, выдавливая онемевшим языком и наталкиваясь на полное непонимание в красивых серых глазах. Откашлялась, сунув отчего-то замерзшие руки в карманы пальто, и отрывисто уточнила: – ты на меня поспорил?
И если всего пару минут назад я была готова верить в непричастность Егора, вселенский заговор, радугу и единорогов, то сейчас помрачневшее лицо с прочертившей высокий лоб складкой сказало все за своего хозяина.
– Я не... – резко вскинула ладонь вверх, призывая парня заткнуться. Потому что банальных «Это не то, что ты думаешь» и «Я сейчас все объясню» я бы просто не вынесла.
– Как звучало пари? – раз уж мои розовые очки разлетелись вдребезги, вогнав осколки под ребра, решила резать по живому до конца. Приходя в бешенство от того, что Потапов упрямо молчит, с силой стиснув побелевшие губы. Я вцепилась холодными неподвижными пальцами в подкладку из грубой ткани и все-таки сорвалась на крик. – Как звучало пари, Егор?!
Гробовая тишина повисла на пару мгновений, а потом простые в своей жестокости слова добили хлипкие остатки надежды.
Я не хотела выяснять, как. Не желала знать, почему. Единственное, в чем я нуждалась, так это в том, чтобы поскорее выбраться на улицу и сделать глоток свежего воздуха. Потому что дышать полной грудью не получалось совершенно.
Конечно, Егор пытался меня остановить, крепко удерживая за запястья. Пытался донести до моего затуманенного рассудка свою версию, только я не разобрала ни единой фразы, сосредоточившись на том, чтобы не разреветься во весь голос при начавшей окружать нас толпе. Самостоятельно я бы не справилась ни с пробившим брешь в моем сердце блондином, ни со стремительно подступавшей истерикой, но помощь пришла откуда не ждали.
– Потапов, отпусти Смирнову, живо! – протолкнувшись между жаждавшими хлеба и зрелищ студентами, Анна Львовна встала напротив, широко расставив ноги и сцепив руки в замок перед собой. Источая ауру властности, которой сложно было противиться, эта маленькая женщина окинула нашу застывшую миниатюру цепким взглядом и распорядилась: – Егор, ко мне в кабинет. Немедленно.
И если Потап шумно, разочарованно выдохнул, то я воспользовалась предоставленным шансом на все сто процентов. Выскакивая в распахнутом пальто в университетский дворик и глотая соленые горькие слезы.
* * * * *
«Наверное, стоило позвонить прежде, чем ехать на другой конец города», – запоздало подумала я, нажимая на кнопки кодового замка окоченевшими пальцами.
Вдруг Ритка на концерте или вообще где-нибудь в Казани на гастролях, а тут я вся такая: «Дайте попить, пожалуйста, а то так кушать хочется, что переночевать негде».
Спустя пару томительно долгих минут из динамика домофона раздался бодрый голос Бельской, так что я прислонилась лбом к холодному металлу, испытывая невероятное облегчение.
