Только бы не забыться и не уткнуться носом в его шею! Боже, какой он приятный! Тёплый, аж горячий!
Оказывается, даже в самых отвратительных ситуациях бывает что-то хорошее…
12 Αвгустин Блаженный
Ночной лес не имел ничего общего с картинками в интернете. И, кажется, я просчитался с маршрутом. Слишком долго мы шли, а дороги всё не было. Холод просачивался под рубашку. Я спотыкался, взрывая хрустом веток мрачную тишину. И ведь не разглядеть, что под ногами.
Снова взвыл кто-то нėподалёку так, что мороз по коже, потому что с людьми-то я справлюсь, а с волками и медведями – не уверен.
Каким же надо было быть идиотом, чтобы не забрать оружие у тех уродов!
Оставалось полагаться на милость Вселенной, при этом делать невозмутимый вид и улыбаться испуганно встрепенувшейся Кнопке,изображая из себя Бэтмена. С неё хватит стрессов, и так сама на сėбя не похожа: то вздыхает судорожно, почти со всхлипом,то вздрагивает. А прижимается так, словно доверяет мне всё на свете. Обошлось бы хоть без посттравматических синдромов!
Нести её на руках было приятно , если бы не так долго. Не знал, что маленькие бывают такими увесистыми: на вид – воробушек воробушком, а на вес – мешок с песком. Причём шевелится то так, то эдак, заставляя думать не о том. Вообще-то с песочными мешками гораздо легче, они заставляют концентрироваться,когда используешь их вместо гантелей и штанги, а тут – какая уж концентрация! Один запах с ума сводит…
От того, что возникало в голове, невольно чувствовал себя дикарём. Когда, втайне кривясь от боли в мышцах, я уже решил устроить привал, меж веток показался свет.
– Любаш, – не особо уже помня о рангах и должностях, пробормотал я, взмыленный и уставший. – Я должен посмотреть, кто там. Люди – это хорошо и плохо одновременно.
– Думаешь, это они? – устало шепнула Кнопка.
Я отметил, что мы перешли на «ты», впрочем, полтора часа на руках можно приравнять к брудершафту…
– Не исключаю, – признался я. – Но если нет, то можно считать нас счастливчиками.
Я чуть не навернулся о высокий пень, остановился и усадил Кнопку сверху.
– Побудь тут, я проверю.
Она протянула ко мне руку.
– Раф, я боюсь оставаться одна!
– Я на минутку, честно.
Осторожно, как вор, я приблизился к каменной лачуге, светящейся белыми стенами в сизой тьме. В окошке мерцал жёлтый огонёк. Из пристройки послышалось лёгкое фырканье,и я понял: кони. Залаяла собака. Чёрт! Не успел я решить,что предпринять, как дверь открылась,и на пороге показался седой иранский дедушка в тёмном свитере.
– Кто здесь? – на фарси, конечно.
Я увидел ружьё в его руках. За фигурой высокого старца показалась голова мальчонки. Беспородный низколапый пёс бросился ко мне, заливаясь лаем, но не кусая. Интуиция молчала. Поэтому я просто выступил из темноты и приложил правую руку к сердцу,игнорируя любопытного пса.
– Мне нужна помощь, почтенный, – ответил я.
– Что случилось? – спросил старик.
– Я – иностранец, русский, на нас с женой напали по дороге из Тебриза. Машину угнали, а мы, пытаясь срезать путь, заблудились в лесу.
– Беда какая, о, Аллах! – покачал головой старик и, опустив ружьё, подозвал собаку. – А жена ваша где?
Я махнул рукой в сторону деревьев.
– Там. Нам бы добраться до города или хотя бы дозвониться до знакомых. Буду вам очень благодарен.
Старик цокнул языком:
– Эх, любезный, дозвониться не получится – оползень сошёл, вышку снесло, сами без связи сидим уже сутки. Проходите, у меня место найдётся, а утром сын приедет, довезёт вас до Мераге.
– Мераге? – ошеломлённо спросил я.
Этот город находился совсем в другой стороне от того места, где я предполагал оказаться. Кажется, я гео-лох, меня можно поздравить!
– Да, любезный. Проходите, добро пожаловать, не вечно же вам с женой по лесу плутать. Я лесник.
– Спасибо! – Я приложил руку к сердцу и склонил голову, думая о короткой юбке Кнопки. – Прошу вас, не гневаться по поводу несколько неподобающего вида моей жены, это всё последствия несчастья, что с нами приключилось.
– Кто осудит пострадавшего? – воздел старик руку к небу и приглашающе распахнул дверь.
Я рассыпался в благодарностях и бросился за Кнопкой. Шепнул, подхватывая вновь на руки:
– Нам придётся тут переночевать. Для них мы муж и жена.
– Хорошо, – кивнула она, и её шелковистая прядь коснулась моей щеки, а нежная ладонь – шеи. И внутри меня вдруг вновь разлилась горячая волна.
Наконец, было тепло! Оттаивая, я была несказанно благодарна небольшому дому лесника, тёплым стенам, высоким потолкам узких комнат, чистоте, свету, коврам на полу и подушкам! Завалиться бы на них сразу! И,конечно, я была благодарна улыбающемуся с сочувственным пониманием хозяину, похожему на армянского дедушку моей школьной подружки: высокий, седой, с каёмкой тёмных волос над шеей, мясистым носом, выступающим над белыми усами и добрыми глазами, окружёнными пушистыми, по–мальчишески ресницами.
Юркий пацанёнок лет восьми в полосатом свитере с растянутыми рукавами что-то возмущённо протараторил, но дед его приструнил с кроткой улыбкой.
– Что случилось? – тихонько спросила я у Рафа.
Он мне шёпотом перевёл:
– «Деда, зачем ты впустил чужаков? Эта женщина не покрыла голову!» – сказал мальчик, а дед ответил: «Гостей нам посылает Аллах! Их приветствовать надо, а не осуждать. Это русские, у них обычаи другие. Дикий народ, ничего не поделаешь…». – и Раф добавил от себя: – Ага, кстати, об этом…
Затем он начал бойко говорить на фарси, ничуть не выглядя русским или чуждым людям, которых мы видели впервые в жизни. Я позавидовала им: в Москве, со мной Раф был закрытым, отстранённым, другим, а тут минуты не прошло, как он влился в чужой дом, в чуҗой язык, с такой же мягкой, вежливой улыбкой, как у хозяина, с похожими, почти зеркальными жестами. Взглянув со стороны, я бы подумала, что Рафаэль – один из них. Только я здесь чужая, из тех самых диких северян и троглодитов…
Они беседовали, а я чувствовала себя, как собака Павлова: всё понимаю, ничего сказать не могу и страшно хочу есть. Наконец, нас провели в дальнюю часть дома, отделённую от основной.
Комната для гостей так же была устлана яркими, толстыми коврами, по периметру побеленных стен были расставлены расшитые, похожие на
