диванные, подушки. Собственно, это и вся обстановка , если не считать повешенную на стене полку со всякой всячиной. Рядом, о счастье, находился душ с медными тазиками, шайками и, как выяснилось, с обязательными тапочками перед входом.
Хозяина звали Хасаном. Чрезвычайно вежливый и даже интеллигентный для лесника, он извинился, что не сможет с нами отужинать, но постелил скатерть на ковёр по центру. Затем принёс в большой миске мясо крупными кусками, лепёшки и сметану в пиале, а ещё явно разогретый рис в небольшой стеклянной форме для микроволновки. Рис был жёлтым сверху, с ровной золотистой корочкой, белым внизу с вкраплениями разомлевшего барбариса. Пах он изумительно, по–восточному.
– Это Тахдиг. Отведайте, что Аллах послал, очень вкусно, – пояснил Хасан, а Рафаэль перевёл, и указал на мясо: – Это Фасенджан, баранина с луком, а ещё соус с орехами и гранатом.
Потревоженный видом и запахом еды, мой желудок взвыл приветственной песней. Я прижала ладонь к животу, смущённо улыбаясь, и с трудом сдержалась, чтобы не наброситься на пищу безо всякого этикета.
Сколько я не ела? Почти сутки. Так что искус подтвердить ярлык «диких людей» был велик.
Мальчишка, пыхтя, принёс стеклянные кружки, тарелки, полотенце. Потом притянул, удерживая обеими руками начищенный до блеска металлический чайник, как из нашей школьной столовой. Затем Хасан подал Рафу стопку тёмных одежд и белья.
– Как вы просили – для ханум. Угощайтесь, отдыхайте! Вас никто не потревожит, любезные!
Таким милым казался этот дедушка! Только не чересчур ли? С некоторых пор я во всём готова искать подвох. Вон Раф тоже выглядел бомжом, а теперь с такой лёгкостью отсчитывает доллары, словно их у него куры не клюют.
Удивительно, но от половины дедушка Хасан отказался. Как Ρаф ни совал ему в руку, хозяин настоятельно вернул пачку обратно. Их оживлённый диалог вновь остался без перевода.
Когда дверь за хозяином и его внуком закрылась, Ρаф прислонился к стене и прикрыл глаза на секунду. На его лице вновь возник тот отсутствующий, выключенный вид, от которого мне стало не по себе.
– Всё нормально? – обеспокоилась я.
Он очнулся от своих мыслей.
– Д-да, надеюсь. Вот одежда – переодеться, – Ρаф указал на стопку.
По-моему, он смертельно устал, мой личный телохранитель, переводчик и поддельный муж. Красивый и сейчас. Α я… ох, моей шевелюрой, судя по отражению в окне, полы мыли. Вся всклокоченная, перекособоченная, как старая тележка, и скула болела после пощёчины главгада. Нет, перед Рафом так выглядеть нельзя. Я сделала внутренний рывок и направилась к дверям.
– Мне нужно в душ.
Он кивнул, опять выключаясь. Но когда через пару минут я, неповоротливая, перевернула стопку тазиков с жутким грохотом, Раф ворвался в душ с горящими глазами. С такими только убивать. Хорошо, что не меня,и что я раздеться не успела. Огненный взгляд по углам, на окно. Не человек, а сгусток разящей силы. У меня аж мурашки по коже побежали. Я поҗала виновато плечами, указав на крутящуюся на глиняном полу шайку:
– Я слон.
– Это же здорово! – выдохнул Раф и с извинением закрыл дверь.
Да уж, здорово быть слоном на фоне него, гепарда, при виде которого всё внутри замирает. Он меня спас… Αж до Ирана добрался. Жаль, что лишь из чувства долга. Хотела бы я, чтобы мне он улыбался так же мягко, как иранскому дедушке. Но увы. Я вздохнула, потянулась к крану, поскользнулась и чуть не шмякнлась лбом об угол.
На этот раз чертыхнулась от души. После всего случившегося самоубиваться было грешно,тем более, когда на скатерти с голубыми узорами ждал золотистый рис и ароматное мясо. Я выкупалась так быстро, как только могла. Пригладила мокрые волосы и облачилась в тунику и штанишки. Мда, стиль не мой,и размерчик на модель повыше. Но что поделаешь?
Я вернулась в комнату. Под одинокой лампочкой сидел на коленях Раф, выпрямив спину и закрыв глаза. Лицо расслабленно-сосредоточенное, руки на бёдрах. Медитирует?
Загадочно. Неподвижен, как статуя Будды.
Надо же, не съел ничего в моё отсутствие! А я бы на его месте не сдержалась. Вот что значит – познать дзен. Я неслышно опустилась напротив и, втянув ноздрями запах баранины, осознала, что дзен – это не моё.
Рафаэль всё не включался. Грустно жуя, я вдруг почувствовала себя страшно одинокой, а мир за пределами этой комнаты – враждебным. Что будет завтра? Сможет ли меня защитить Раф? Α если нас ищут и найдут? В висках затикало.
Раф медленно открыл глаза и посмотрел на меня. Вдруг улыбнулся и, как обычный человек, потянулся к рису.
– Вам идёт мусульманская одежда, – сказал он, не сводя с меня глаз.
– Мы снова на «вы»? – печально спросила я, решив, что он, придя в себя, сознательно пошёл на отдаление. Сердце так защемило, что захотелось плакать. – Ладно. Зачем вы вообще сказали, что мы муж и жена?
– Затем, что иначе невозможно, – пояснил Раф, с удовольствием поглощая угощения и не подозревая о буре в моей душе. – Я должен постоянно быть с вами рядом и защищать, а в Иране Исламская республика. Неженатый мужчина не имеет права коснуться женщины,тем более, спать в одной комнате.
– Α если проверят?
– О нет, вряд ли, – рассмеялся Раф. – В каракулях «дикого» языка в моём паспорте и полиция разбираться не станет. Поверят на слово. Они даже в аэропорту на таможне верят на слово. Иранцы – поразительно честный народ и остальных подозревают в том же. То есть в кристальной честности. Тем не менее, расслабляться не стоит: на улицах агенты отдела нравов следят за внешним видом женщин – появление без платка может закончиться для вас тюрьмой. Короткая юбка – тоже преступление. Именно поэтому мне пришлось купить у Хасана наряд его невестки.
– Надеюсь, он чистый, – пробормотала я.
– Насчёт этого не беспокойтесь,иранцы очень чистоплотны. Но правила мужчина-женщина соблюдаются строго. Если нам с вами доведётся оказаться в Тегеране, увидите, что там даже в метро есть отдельные вагоны: для мужчин, женщин и семейных пар. Нам с вами непременно нужно быть «семейной парой», иначе я никоим образом вас не защищу.
– Выходит, с точки зрения закона мы с вами преступники, – мрачно констатировала я.
Не передать, как меня раздражало его «выканье»! Куда делась «Любаша», от которого сердце грелось? Зачем он так? Испугался, увидев меня при свете? Без макияжа? Наверняка. И я спросила с саркастической усмешкой:
–
