Эпилог
Четыре года спустя.
Мария
— А кто меня первым на ручки взял? — Алиска залазит на колени к отцу, отводит его руку с телефоном в сторону и заглядывает в глаза. — Ты, папочка?
— Я. — Миша целует дочь в нос и вытирает пальцами следы шоколада с ее щёк. Прямо идиллия. — Давай чистить зубки и в кровать, а то свой день рождения завтра проспишь.
— А что вы мне подарите? — Хитрюга морщит нос и прищуривает глаза.
Я ей на этот вопрос не ответила, так она решила со стороны отца зайти. В нашей семье злой тиран — это я, а папа — милый, обожающий свою кровиночку с первых секунд рождения, пушистый «сенбернар».
— Ничего, — я забираю со стола тарелки и отношу их в посудомоечную машину. — Потому что игрушки так и остались разбросанными по комнате.
— Алиса, ты снова не слушалась маму? — Строго хмурится Миша.
— Я слушалась, — дочь обижено поджимает губы и жмёт плечиками, — просто у мамы ко мне тоже завышенные требования. Вот! — Невинно хлопает глазами. — Поэтому она и разочаровывается.
— Чего? — Миша выкатывает глаза, а я судорожно соображаю, в каком контексте могла слышать сей перл дочь.
— Ну мама говорила дяде Руслану, что не предъявляет к тебе завышенных требований, чтобы не разочаровываться…
Я чувствую, как Мишин взгляд выстреливает мне в затылок и веду плечами. Под этой фразой подразумевалось явно что-то безобидное, но в глазах Бурова — это однозначный залёт. И сейчас он мысленно примеряет ко мне и Вирютину различные варианты расправы.
— Какая глубокая мысль, — я слышу в голосе мужа угрожающую интонацию, — мама обязательно мне расскажет поподробнее! — чувствую, как моего зверски ревнивого супруга накрывает.
— Пойдём, Лисёнок, — я подхватываю дочь с его колен и, прикрываясь ею, как щитом, сбегаю из кухни.
У меня есть примерно минут тридцать, а то и час, чтобы муж «остыл» или отвлекся на важные дела.
Пока надеваю на дочку пижаму, гоняю в голове фразу. Черт! Даже не помню, когда говорила, чтобы качественно покаяться! Ну прямо хоть Вирютину звони и спрашивай, но нельзя. Тогда Буров оставит дочь без крестного отца, и рука его не дрогнет. А Руслан уже обещал Алиске самокат с паром, звуком, как у ракеты, и светящимися колёсами.
— Мам…
— Ммм? — укрываю ее одеялом.
— А когда я родилась, что ты делала?
— Спала, — улыбаюсь. — Папа же тебе рассказывал.
— Я уточняю, — тянет упрямо. — Мне нужны подробности.
— Спрашивай, — киваю, тихо радуясь возможности задержаться в спальне дочери на законных основаниях.
— А почему я у папы на животе спала? У меня кроватки не было?
— Нет, — нежно отвожу прядь кучерявых волос с ее лица. — Папа тебя грел, и кормил, пока я не могла.
— А потом тебе отдал?
— А потом мне. — Целую дочь в щёчку. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мамочка.
Выключаю свет и выхожу за дверь. В доме тихо.
Спит?
Мягко ступая, подкрадываюсь к кабинету и слышу бурный телефонный разговор.
А вот это хорошо. Можно спокойно сходить помыться и спрятаться под одеяло. Завтра рано утром приезжает мама. При ней Миша не будет устраивать разбор «полётов», а потом — гости, и он забудет. Я надеюсь.
В очередной раз даю себе слово не говорить при дочери по телефону.
Быстро принимаю душ и, обмотавшись полотенцем, выхожу к раковине с зеркалом, чтобы почистить зубы.
Беру с полки щетку, пасту, поднимаю глаза вверх и вижу, как за моей спиной открывается дверь, и в ванную заходит Буров.
Мы сталкиваемся взглядами в отражении.
— Я думала, что ты занят… — руки машинально включают-выключают воду. Чтобы ну хоть что-нибудь делать, а не просто дрожать, ожидая своей участи.
Миша, молча, стягивает футболку через голову, обнажая свою рельефную грудь и пресс, которые в обычное время я очень люблю трогать.
Понимая, что муж все ещё зверски зол, нервно сглатываю и неотрывно слежу за тем, что будет дальше.
Буров расстёгивает ремень и дергает его из шлеек. Лёгкий свист проходится по моим нервам.
— Что происходит? — спрашиваю хрипло, видя, как Миша надвигается на меня поигрывая с пряжкой.
— Происходит? — ухмыляется. Подходит совсем близко и вжимает меня низом живота в раковину. — Воспитательный процесс. — Он оскаливается, а я начинаю гореть от его животного адреналина. — Раньше, конечно, нужно было тебя пороть.
Я вскрикиваю от неожиданности, когда Миша одним резким движением срывает с меня полотенце. Теперь кожаный ремень угрожающе прижимается к моей спине. Бёдра сводит от предвкушения той игры, которую задумал муж.
«Пороть? Он же не серьезно?» — Проносится в голове. — «Или да?»
— Руки на раковину, — отдаёт короткий приказ.
Его голос пробегается дрожью по моему позвоночнику, и я упираюсь ладошками в фаянс.
— Прогнись.
Прогибаюсь.
— Ещё…
Неожиданно ремень оказывается на моей груди. Грубая кожа сдавливает соски.
— Ох… - слетает с губ.
Миша натягивает ремень, прогибая меня так, как нужно ему.
— Ты совсем испортилась, жена, — агрессивно рычит, вжимаясь горячим дыханием в мою шею. — Не следишь за своим язычком. Я же тебя затрахаю, — распинает в стороны мои бедра, — до отключки. Чтобы ты ноги не могла свести вместе, чтобы всю следующую неделю тебе даже была противна мысль о сексе.
— О Боже, Миша, — я чувствую, как его пальцы грубо проходятся по моим губкам снизу, проверяя готовность, — я клянусь тебе, что не помню по какому поводу сказала Руслану эту фразу. Последний раз мы говорили вчера. Он спрашивал, что подарить Алиске…
Мою оправдательную речь прерывает звук расстёгивающейся ширинки.
Тело реагирует на него новой горячей волной возбуждения. Пальцы Миши бесцеремонно вдавливаются в меня, срывая с губ крики. Несколько ритмичных жестких рывков внутри, и его мокрые пальцы ложатся на мой рот.
— Оближи… — хрипло.
Я откидываю голову назад и мы встречаемся губами, слизывая мое возбуждение с его пальцев.
Края ремня жгут нежную кожу. Миша застёгивает пряжку на моей спине.
— Это чтобы не забывала, — усмехается на мой вопросительный взгляд, и дальше под раздачу попадают мокрые пряди волос, которые Миша так удобно скручивает в жгут и наматывает на кулак. Делает резкий рывок на себя, и он отдаётся легкой болью в корнях, заставляя меня застонать.
— Хочу твои стоны… — Миша рычит мне в основание шеи и чуть покусывает спину. — И кончить в рот твой бессовестный.
В моей голове пусто и ватно и да, я тоже хочу, чтобы он кончил мне в рот. А стонать для этого мужчины — вообще редкий деликатес. Мне кажется, что он различает их полутона.
То, как Миша каждый раз присваивает меня… О, у меня не остаётся вообще ни одного сомнения, кому принадлежат мое тело и душа. А на коленях перед ним эта эмоция чувствуется острее всего.
Я чувствую, как горячая головка члена скользит между моих бёдер. Мне хочется покрутить бёдрами и повыпрашивать ее побыстрее внутрь. Ощутить это обжигающее чувство соединения и растяжения.
— Ах! Ммм… — мои глаза закатываются.
Миша делат безжалостный рывок и заполняет меня собой сразу до предела.
О, Боже! Это я ему, мужу, да. Мне кажется, что можно просто продать душу за то, чтобы хоть раз узнать, как Миша умеет брать женщину. Остро, как нужно ему, как нужно ей, на грани боли и нежности.
Буров укладывает меня ноющей грудью прямо в раковину и разгоняется, вбивая мои бёдра в твёрдый край. Однозначно будут синяки, но сейчас я хочу, что бы они были. Хочется выпрашивать жёстче и быстрее.
Правильный угол, правильный темп, идеальные наши эмоции, и я кончаю под ним три раза подряд, ломая ногти об предметы на полочке.
Буров поднимает меня за волосы вверх, а потом дергает, опуская вниз.
— На колени. И открой ротик.
Толкает член глубоко в мое горло. Слёзы брызгают из глаз от нехватки дыхания.
Несколько несдержанных движений внутри моего рта, и Миша вытаскивает член, кончая мне на губы, лицо и грудь.
